МАТЕРИАЛЫ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЛ КАК ИСТОЧНИК ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ КОЛДОВСТВА В РОССИИ В КОНЦЕ XVII В.

INVESTIGATIVE CASE MATERIALS AS A SOURCE FOR STUDYING THE HISTORY OF WITCHCRAFT IN RUSSIA AT THE END OF THE 17TH CENTURY

Vsevolod Shatkov

Student, Department of History and Historical-Cultural Heritage, Bunin Yelets State University,

Russia, Yelets

Denis Lyapin

Scientific supervisor, Doctor of Sciences in History, Associate Professor, Bunin Yelets State University,

Russia, Yelets

АННОТАЦИЯ

Предметом статьи является освещение проблемы поиска исторического источника при изучении культурного феномена колдовства в России конца XVII в. В статье рассматриваются перспективы привлечения материалов следственных дел в качестве источников при работе над данной темой.

ABSTRACT

The subject of the article is to highlight the problem of finding a historical source when studying the cultural phenomenon of witchcraft in Russia at the end of the 17th century. The article examines the prospects for using investigative case materials as sources when working on this topic.

Ключевые слова: колдовство, следственные дела, исторический источник.

Keywords: witchcraft, investigative cases, historical source.

Колдовство как феномен, несомненно, занимало свое место в культуре Московского государства, однако принадлежность к ортодоксальному направлению христианства накладывала свою специфику на формирование доступной нам сегодня источниковедческой базы. Если обратиться к аналогичному вопросу в контексте западноевропейской истории, то в католической и позднее протестантской религиозной культуре тема обращения к магии активно развивалась в теософской литературе, поднималась в разнообразных трактатах, проникала в законодательные акты.

В то же время, православная теософская мысль не уделяла такого пристального внимания колдовству и детально не прорабатывала его концепцию [2, с. 126; 3, с. 21]. Если какие-то сочинения и появлялись, то в основном, это были заимствования из-за границы [5, с. 119] (например, некоторые концепции, очевидно, заимствованные Петром I на западе, все-таки проникли в русское законодательство в 1715 г. [6, с. 348]). В связи с этим, мы лишены такого же разнообразия источников по теме колдовства в отечественной истории данного периода.

Документальный материал, связанный с «колдовской тематикой» представлен в самом разнообразном виде – это памятники мемуарного и эпистолярного наследия, хроники, разнообразные акты и т.д., однако, среди прочего, от прошедших эпох до нас дошел такой специфичный вид документов, как материалы следствий. В XVII в. документирование следственных мероприятий в России уже было отлажено и велось на регулярной основе. В контексте изучения темы колдовства российская особенность этого вопроса заключается в том, что, в отличие от западноевропейских государств, здесь не существовало никакого единого ведомства, которое бы занималось расследованием преступлений, связанных с обращением к магии. К тому же, в силу специфики бюрократического аппарата расследованиями занимался не какой-то единый государственный орган или учреждение, а различные ведомства внутри приказной системы, просуществовавшей вплоть до Петровских реформ (в 1717 г. Петр I начал реформу центральных органов государственного управления, результатом чего стало создание системы коллегий). Такими ведомствами были на уровне уездов Приказные избы, в городах эту роль на себя брал Стрелецкий приказ, а в правление Петра I к ним добавился Преображенский. Дифференцирование собственно следствия от дальнейшего судебного слушания имело место не всегда, и тогда приговор выносился в том же приказе и теми же людьми, что вели расследование. Однако в некоторых случаях после расследования преступления в одной инстанции дело направлялось для слушания в Судебный приказ, и решение выносилось уже там [7, с. 80].  

Протоколы допросов, которые составлялись в ходе расследования в приведенных инстанциях, содержат в себе массу самой различной информации. В ходе расспросов следователи старались выяснить все подробности дела, тщательно фиксируя при этом показания фигурантов. Часто из-за такого подхода в протоколы попадала информация, которая, казалось бы, не имела прямого отношения к делу, но теперь для историка эти сведения представляют потенциальный интерес. Что же касается темы изучения колдовства, отчеты следователей в этом отношении составляют ценнейший источник информации, поскольку специализированной литературы, которая была бы посвящена этой теме, вроде теософских трактатов, и тем более, гримуаров и непосредственных руководств, как было сказано выше, в России практически не составлялось. В протоколах же, ввиду скрупулезного подхода делопроизводителей, мы можем найти различные сведения о практике обращения к «магии» жителей Московского царства.   

В процессе работы со следственными делами Преображенского приказа [7] мы периодически сталкиваемся с расследованиями преступлений, в которых так или иначе была задействована «магия».  И сразу же можно заметить разницу в подходе к организации следствия в ортодоксальной России и католическо-протестантской Европе: если в центре внимания западноевропейских следователей в таких случаях всегда первостепенным было само колдовство как преступление, то русские дознаватели рассматривали колдовство лишь с позиций орудия совершения преступления.

Из этой разницы в подходах сразу же вытекает разница в результатах: в протоколах московских дознавателей мы не увидим ни подробных признаний в участии в богохульных оргических мессах на шабашах [9, с. 15], ни живописных описаний всех форм связи с Дьяволом и демонами, ни огульных оговоров всех подряд знакомых в тех же деяниях, которые и были главной целью расследования западноевропейских следователей [1, с. 16]. При этом разницу вряд ли можно списать на фактор применения пыток, поскольку они  были обычным методом  дознания и в России, и в Европе [4, с. 185], но использовались, как видно, в различных целях.

Из протоколов мы можем почерпнуть подробные сведения о том, какие именно магические практики в России конца XVII в. имели место. Зачастую, «магия» сводилась к написанию записок с заговором и ношению их с собой, либо к использованию различных растений, которые, часто, тоже требовали ношения при себе для оказания «магического эффекта». В некоторых случаях встречается приготовление «зелий», гадание и «одержимость» бесами. Благодаря фиксации в протоколах, в некоторых случаях мы знаем даже содержание заговоров, поскольку текст изъятых записок приобщался к делу. Ранее было сказано о практическим полном отсутствии жанра гримуаров (магических руководств) в России, однако упоминания чего-то подобного в виде «колдовских тетрадей» мы можем увидеть на страницах следственных дел. В некоторых случаях, когда эти «тетради» были обнаружены у обвиняемых, мы можем видеть выдержки из них. Эта информация позволяет нам выяснить, каковы были культурные концепции, лежащие в основе  русского «колдовства».

По материалам следствия можно проследить, на какие нормы права опирались следователи (они же, зачастую, судьи) при вынесении решений по колдовским делам. Поскольку описанный выше подход к расследованию предполагал концентрацию внимания на материальном ущербе от преступления, то факт его совершения с помощью «чар» не всегда имел какое-либо значение. Тем не менее, в тех случаях, когда на это обращалось внимание, решение по делу выносилось на основе действовавшего на тот момент законодательства – Соборного уложения 1649 г. с поправками в виде Новоуказных статей 1669 г. [7, с. 86; 8, с. 795].

Благодаря самой специфике протоколов как источника, фиксации в них информации о поле, возрасте, социальной и профессиональной принадлежности подозреваемого, появляется возможность проведения просопографических исследований для составления усредненного социального портрета русского «колдуна». Эти данные позволяют проводить компаративные исследования, сравнивая культурный феномен колдовства в России и Европе на предмет устоявшегося в общественном сознании образа чародея и выявления наиболее подверженных риску быть заподозренными в колдовстве социальных групп.   

Таким образом, в силу специфики формирования источниковедческой базы в области изучения культурного феномена колдовства в России материалы следственных дел представляют собой ценный и содержательный источник информации. Работа с ними позволяет составить представление о культурно-концептуальном, правовом и социальном аспектах данного явления, создавая перспективы для компаративных и просопографических исследований.   

Список литературы:

1. Горелов Н.С. Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках: монография. СПб: Азбука-классика, 2005. – 512 с.
2. Канторович Я.А. Средневековые процессы над ведьмами. Процессы над животными: монография. М: Издательство Юрайт, 2023. – 200 с.
3. Кивельсон В.  Магия отчаяния. Моральная экономика колдовства в России XVII века: монография. СПб: БиблиоРоссика, 2020. – 480 с.
4. Коллман Н.Ш. Преступление и наказание в России раннего Нового времени: монография. М: Новое литературное обозрение, 2016. – 616 с.
5. Королев А.А., Майер И., Шамин С.М. Сочинение о демонах из архива Посольского приказа: к вопросу о культурных контактах России и Европы в последней трети XVII столетия // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. – 2009. – № 4 (38). – С. 108-121.
6. Лавров А.С. Колдовство и религия в России 1700-1740 гг. : монография. М: Древлехранилище, 2000. – 574 с.
7. Новомбергский Н.Я. Слово и дело государевы. В 2 т. Т.2. Материалы. Томск: Печатня С.П. Яковлева, 1909. – 368 с.
8. Полное собрание законов Российской империи. Первое собрание. В 45 т. Т.1. СПб: Типография II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. – 1029 с.
9. Сперанский Н.В. Ведьмы и ведовство: из истории борьбы церкви с еретическими движениями. XV – XVII вв.: монография. М: ЛЕНАНД, 2016. – 208 с.