Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: Научного журнала «Студенческий» № 20(274)

Рубрика журнала: Юриспруденция

Скачать книгу(-и): скачать журнал часть 1, скачать журнал часть 2, скачать журнал часть 3, скачать журнал часть 4, скачать журнал часть 5, скачать журнал часть 6, скачать журнал часть 7, скачать журнал часть 8, скачать журнал часть 9, скачать журнал часть 10, скачать журнал часть 11, скачать журнал часть 12

Библиографическое описание:
Васильев В.М. ЦИФРОВЫЕ ПРАВА КАК ОБЪЕКТЫ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВООТНОШЕНИЙ // Студенческий: электрон. научн. журн. 2024. № 20(274). URL: https://sibac.info/journal/student/274/334432 (дата обращения: 17.07.2024).

ЦИФРОВЫЕ ПРАВА КАК ОБЪЕКТЫ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВООТНОШЕНИЙ

Васильев Вячеслав Михайлович

магистрант, кафедра гражданского права, Санкт-Петербургская юридическая академия,

РФ, г. Санкт-Петербург

DIGITAL RIGHTS AS OBJECTS OF CIVIL LAW RELATIONS

 

Vyacheslav Vasiliev

master's student, Department of Civil Law, St. Petersburg Law Academy,

Russia, St. Petersburg

 

АННОТАЦИЯ

В статье рассматриваются особенности цифрового права, как объекта гражданских правоотношений. Исследована правовая природа цифрового права как результата применения приема юридической фикции

ABSTRACT

The article examines the features of digital law as an object of civil law relations. The legal nature of digital law as a result of applying the technique of legal fiction is investigated

 

Ключевые слова: цифровое право, ценная бумага, юридическая фикция, токен.

Keywords: digital law, security, legal fiction, token.

 

Суть цифрового права в том виде, как оно сегодня закреплено в законодательстве, заключается в том, что оно является способом фиксации субъективного гражданского права в информационной системе. «Объекты цифрового гражданского оборота подлежат... учету и удостоверению в цифровых реестрах посредством цифровых записей компьютерных кодов для подтверждения наличия такого цифрового объекта и его правового статуса» [3, с. 7]. При этом в силу прямого указания закона такой способ фиксации для удобства правового регулирования признается объектом гражданских прав, т.е. запись о благе приравнивается к самому благу. В этом случае в гражданском обороте присутствует не само благо, а запись о нем, следовательно, изменение записи о правообладателе приравнивается к смене обладателя блага и т.д. В этом отношении, как верно отмечают исследователи, цифровое право сближается с ценной бумагой. Разница состоит исключительно в форме фиксации права. Фиксация права в информационной системе влечет появление новых проблем правоприменения в условиях пробелов законодательства. Понимание данной особенности позволит разработать такой правовой режим, который способен урегулировать правоотношения, закрепление которых осуществляется третьим субъектом-оператором информационной системы или иными профессиональными посредниками, осуществляющими специфическую деятельность в информационной системе, - операторами криптобирж, операторами криптокошельков, посредниками, заключающими сделки в интересах клиентов от своего или их имени, лицами, ведущими учет цифровых прав, и т.п. Только при условии понимания особой роли таких субъектов в правоотношениях с цифровым правом возможно решение существующих сегодня на практике проблем: выявления наличия у лица права, разработки механизма ареста цифрового права и его включения в имущественную массу, например наследственную, установления возможности возникновения цифрового права вне информационной системы и защиты прав правообладателя и т.д.

Другой важной особенностью цифрового права является надуманность самого обозначающего данную сущность термина. Данная терминология вводит в заблуждение о возможности существования иного права, помимо традиционного гражданского субъективного права, что не соответствует действительности. Как следует из самой формулировки ст. 141.1 ГК РФ, цифровым правом является обычное обязательственное или иное право, названное в законе в качестве цифрового. Подобным образом законодатель попытался избежать использования нового, непонятного термина, ранее не существовавшего в праве, - «токен». Однако подобная осторожность излишня при определении нового явления. Если явление новое для права, то и его наименование не может быть старым. В законодательстве других стран, в том числе государств - участников СНГ, термин «токен» широко применяется, что представляется целесообразным и для российского законодательства. Кроме того, появление термина «цифровое право» в ст. 128 ГК РФ привело к смешению нескольких совершенно разных понятий, уже существующих под этим названием.

Во-первых, в литературе отмечается, что содержательно термин «цифровое право» является более широкой категорией, которая, помимо прочего, охватывает и область Интернета, в связи с чем в международном праве формируется публично-правовая концепция цифровых прав («интернет-прав»), которые в ее рамках рассматриваются как новое поколение или подвид фундаментальных прав человека [2, с. 10].

Российское законодательство пока данный аспект проблемы игнорирует, хотя гражданские права и свободы человека и гражданина в связи с его активным погружением в интернет-среду, очевидно, видоизменяются, что требует соответствующей реакции законодателя. В настоящее время под цифровым правом в российском праве понимается совершенно другое явление - новый объект гражданских прав, представляющий собой не публично-правовую, а частную категорию.

Во-вторых, не следует исключать и традиционного понимания термина «цифровое право», которое в субъективном смысле должно обозначать нечто отличное от традиционного субъективного гражданского права. Может ли под ним пониматься разновидность или новая ипостась субъективного гражданского права? Необходимо ли создавать новую систему и структуру прав? Возникает вопрос о том, являются ли такие цифровые права новым по своей сути видом субъективного гражданского права, или это традиционное субъективное гражданское право (вещное, обязательственное, исключительное, т.д.). При таком подходе цифровое право возникает на самые разнообразные по своей сущности блага, в том числе и на те, которые не ограничиваются категорией, включенной законодателем в Гражданский кодекс РФ, известной в законодательстве других стран и на практике под наименованием «инвестиционный токен». При использовании термина «цифровое право» в этом смысле таковое право возникает на любой объект, существующий исключительно в цифровой среде, - и на криптовалюту, и на предметы игровой, виртуальной, дополненной, смешанной реальности, и на другие объекты, по своей сути являющиеся несуществующими в реальной действительности, но мыслимыми конструкциями, наделенными людьми особой ценностью, права на которые фиксируются в информационной системе. Таким образом, этимология цифрового права позволяет его квалифицировать не как объект гражданских прав и не как способ фиксации, а как вид права, что более оправданно.

Наконец, термин «цифровое право» можно понимать и в объективном смысле, как совокупность правовых норм, регулирующих общественные отношения, возникающие «в связи с использованием цифровых данных и применением цифровых технологий» [4, с. 36].

Таким образом, следует отграничивать цифровые права, обозначенные в ст. 128 и ст. 141.1 ГК РФ (т.е. токены), от цифрового права как субъективного гражданского права, права как совокупности норм и от публично-правового цифрового права как вида прав человека и гражданина. Наличие паронимов в понятийном правовом аппарате возможно, но, как представляется, следует максимально избегать их нового порождения, что тем более реально осуществить, когда в терминологический словарь вводится совершенно новое явление, обозначаемое новым термином. Зачем же в его качестве брать уже существующий термин с другим значением (значениями)? Представляется, что термин, широко распространенный на практике и в законодательстве многих стран, в том числе государств - участников СНГ [1, с. 344], - «токен» сегодня является понятным и знакомым и может быть использован и российским законодателем.

Его дефиниция должна строиться таким образом, чтобы отграничить такое благо не от одноименных явлений, а от других объектов гражданских прав, являющихся смежными, т.е. похожими по каким-то признакам. Это требует от законодателя не просто копирования существовавших ранее конструкций, но и разработки совершенно новых правовых режимов и признания существования совершенно новых, неизвестных человечеству ранее благ. Такие новые блага могут существовать исключительно в цифровом виде, т.е. доказательства их существования формируются посредством технических средств кодирования в информационно-коммуникационной среде, но от этого они не становятся менее ценными для их обладателя. Нет никаких правовых оснований не включать их в состав имущества субъекта гражданского права. Но пока законодатель не создаст реально действующие правовые механизмы передачи и включения их в состав имущества или иного объекта гражданских прав, защита прав на них на практике невозможна.

 

Список литературы:

  1. Карцхия А.А. Гражданско-правовая модель регулирования цифровых технологий: Диссертация доктора юридических наук. - М., 2019. - 394 с.
  2. Рожкова М.А. Цифровые права: публично-правовая концепция и понятие в российском гражданском праве // Хозяйство и право. - 2020. - № 10. - С. 3-13
  3. Хабриева Т.Я. Право перед вызовами цифровой реальности // Журнал российского права. - 2018. - № 9(261). - С. 5-16.
  4. Цифровое право: учебник / под общ. ред. В.В. Блажеева, М.А. Егоровой. - М.: Проспект, 2020. - 990 с.
Удалить статью(вывести сообщение вместо статьи): 

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.