Статья опубликована в рамках: Научного журнала «Студенческий» № 41(253)
Рубрика журнала: Юриспруденция
Скачать книгу(-и): скачать журнал часть 1, скачать журнал часть 2, скачать журнал часть 3, скачать журнал часть 4, скачать журнал часть 5, скачать журнал часть 6, скачать журнал часть 7, скачать журнал часть 8
ИМУЩЕСТВЕННЫЙ ОБОРОТ ЦИФРОВЫХ ДАННЫХ В ГЕРМАНИИ, США И РОССИИ
PROPERTY TURNOVER OF DIGITAL DATA IN GERMANY, THE USA AND RUSSIA
Oksana Prokopchuk
Student, Jurisprudence, Civil Law profile, Moscow University for Industry and Finance "Synergy",
Russia, Moscow
АННОТАЦИЯ
Цифровые данные меняются не только количественно, но и качественно. Стремительно развиваются различные сквозные цифровые технологии - технологии Больших данных, Интернета вещей, блокчейна, искусственного интеллекта, когнитивных систем и другие. В статье рассмотрены вопросы регулирования оборота цифровых данных в контексте гражданско-правового регулирования в Германии, США и России.
ABSTRACT
Digital data is changing not only quantitatively, but also qualitatively. Various end-to-end digital technologies are rapidly developing - technologies of Big Data, the Internet of Things, blockchain, artificial intelligence, cognitive systems and others. The article discusses the issues of regulation of digital data turnover in the context of civil law regulation in Germany, the USA and Russia.
Ключевые слова: цифровые данные, цифровизация, правовое регулирование, Россия, Германия, Европейский союз, США.
Keywords: digital data, digitalization, legal regulation, Russia, Germany, European Union, USA.
Действующее законодательно не признает цифровые данные как самостоятельный объект гражданских прав. Указанное обстоятельство можно объяснить тем, что цифровые данные по своей природе являются информацией, которая была исключена из перечня объектов гражданских прав, приведенных в статье 128 ГК РФ, еще в 2006 году.
Цифровые данные претерпевают всесторонние изменения, в связи с чем стремительно развиваются различные межотраслевые цифровые технологии: технологии Больших данных, Интернета вещей, блокчейна, искусственного интеллекта, когнитивных систем и другие, которые, тесно взаимодействуя друг с другом, позволяют производить новые цифровые данные и обмениваться ими. Тем самым в оборот вовлекаются принципиально новые информационные объекты, представленные в цифровой форме, имеющие нематериальную (бестелесную) природу. Однако правовой режим таких объектов долгое время остаётся неопределённым, что создает ряд правоприменительных проблем при том условии, что указанные объекты уже приобретают действительную или потенциальную коммерческую ценность, участвуют в экономическом обороте, являются предметами наследования или долей в составе имущества.
К таким объектам можно отнести: цифровую валюту, цифровой аккаунт, доменные имена, трехмерные модели вещей, данные цифровых аккаунтов и учетных записей, объекты виртуальной реальности – персонажи (аватары), их снаряжение, криптовалюту, токены, существующие на основе технологий распределенных реестров, персональные и большие пользовательские данные в цифровой форме и другие.
С учётом сказанного нельзя игнорировать тот факт, что новые цифровые объекты относимы к категории закодированной информации, выраженной в числовой компьютерной форме.
К цифровым данным может быть отнесена только информация, обладающая совокупностью определённых признаков:
а) нематериальная цифровая форма;
б) действительная или потенциальная коммерческая ценность;
в) способность лица осуществлять исключительный контроль над доступом третьих лиц к такой информации и наличие для этого основания.
Таким образом, цифровые данные могут быть определены как информация, представленная в цифровой форме в виде числового кода, который обеспечивает возможность ее обработки компьютером.
В свою очередь правовое значение выделения данного понятия состоит в том, чтобы различные данные на основании общих критериев могли быть объединены с целью поиска закономерностей и потребностей в выработке универсального оптимального подхода к их правовому регулированию.
Вопрос о выборе надлежащего механизма правового регулирования имущественного оборота цифровых данных может быть разрешен лишь при условии комплексного анализа и проработки существующих юридических конструкций, подходов к определению правовой природы соответствующих объектов с точки зрения их сопоставления с традиционными объектами в гражданском праве. Лишь при выполнении указанных условий в части нормативно-правового обеспечения закрепления за цифровыми данными статуса самостоятельного объекта гражданских прав будет обеспечена возможность их полноценного участия в материальном обороте.
Наиболее интересным и, в то же время, проблемным является вопрос цифрового наследования, который в нашей стране, к сожалению, практически не исследован и не урегулирован, поэтому опыт зарубежных стран требует детального изучения.
Проблема определения единого режима предоставления информации от интернет-сервисов актуальна для современного мира, где использование сервисов в сети Интернет стало обыденным. Правила управления информацией пользователя нередко устанавливаются самими платформами, предоставляющими меньше гарантий защиты интересов пользователя после его смерти. Указанная проблема составляет один из аспектов области исследований, в социальных науках получившей название «цифровая смерть».
Учитывая особенности функционирования интернет-сервисов, при формировании правового регулирования цифровой смерти невозможно отказаться от признания электронной формы распоряжения пользователем в отношении доступа третьих лиц, в том числе наследников и представителей, к его аккаунту [1].
В США сформировался подход, устанавливающий безусловный приоритет воли пользователя при определении доступа к аккаунту. Система доступа к информации покойного в сети Интернет изложена в модельном Акте США о фидуциарном доступе к цифровым активам (UFADAA) В настоящий момент 44 штата адаптировали UFADAA в своем законодательстве. В отличие от нотариальной формы электронная форма основывается на презумпции, что распоряжение формируется именно самим пользователем, владеющим паролем и логином и обязанным обеспечить их конфиденциальность самостоятельно. С другой стороны, безусловный приоритет электронного распоряжения минимизирует издержки по установлению и исполнению воли пользователя платформой, что способствовало его закреплению в США.
При формировании правового регулирования цифровой смерти в России целесообразно учитывать выявленную трудность и исходить из необходимости выражения воли пользователем в отношении каждого сервиса. Такой подход позволит сократить издержки поиска информации о пользователе, одновременно обеспечив ему возможность самостоятельно выбрать наиболее значимые для него сервисы. Личностный аспект не нивелирует возможную имущественную ценность данных, содержащихся в аккаунте пользователя после его смерти. Имущественный аспект в условиях развития оборота данных и переосмысления коммерческой ценности информации неизбежен для правового регулирования цифровой смерти.
В Российской Федерации, например, из-за отсутствия специальных норм о цифровой смерти каждый интернет-сервис самостоятельно в пользовательском соглашении определяет порядок использования данных покойного. Каждый сервис, таким образом, получает возможность установить условия цифровой смерти в соответствии со своим функционалом и своей политикой. Ряд сервисов идет по пути регулирования, предложенному UFADAA в США. Facebook предоставляет возможность назначить хранителя на случай смерти и в любом случае переводит аккаунт в памятный статус при уведомлении о смерти лица. При этом не исключается возможность обоснованного запроса на предоставление значимой информации по решению суда от уполномоченных лиц. Google также предоставляет возможность распорядиться информацией на случай смерти: закрыть доступ к аккаунту или предоставить данные по запросу на определенных условиях [3].
Некоторые сервисы предоставляют более ограниченный набор действий, не давая возможности пользователю распорядиться о раскрытии информации самостоятельно. Instagram8 по запросу уполномоченных лиц может удалить аккаунт либо перевести его в памятный статус. ВКонтакте по предоставлении свидетельства о смерти от уполномоченного лица может заблокировать аккаунт или ограничить к нему доступ [2].
Федеральный верховный суд Германии 12 июля 2018 г. по делу о возможности предоставления доступа наследникам - родителям несовершеннолетней девочки, покончившей жизнь самоубийством, - к ее аккаунту в сети Фейсбук* утвердил правовую позицию, значительно меняющую подход к наследованию прав из пользовательского соглашения.
Немецкие суды сделали акцент на договорной природе существования аккаунта в социальных сетях и заключили, что в порядке универсального правопреемства переходят права требования по пользовательскому соглашению с Фейсбук*. Суды отклонили возражения ответчика о необходимости защиты тайны частной жизни девочки и тайны ее переписки, был также отвергнут довод о тайне связи. Со стороны истца приводилась интересная аналогия: личный дневник как вещь входит в состав наследственной массы и передается наследникам, несмотря на интимность его содержания. Такой подход, оправданный решением в конкретном деле, ставит под вопрос наследование договоров с огромным количеством субъектов интернет-пространства и абсолютно игнорирует личностный аспект правового регулирования цифровой смерти [4].
При формировании правового регулирования цифровой смерти в Российской Федерации следует учитывать, что возможность наследования в порядке универсального правопреемства прав из пользовательского соглашения может быть ограничена фидуциарным характером отношений пользователя и интернет-сервиса. В силу ч. 2 ст. 1112 ГК РФ в наследственную массу не входят права и обязанности, неразрывно связанные с личностью покойного. В данном случае значение могут иметь характер и функционал аккаунта.
Особенно спорными, в связи с этим являются аккаунты социальных сетей, которые пользователь создает и ведет в соответствии со своим видением. Одновременно изменения, внесенные в гражданское законодательство Федеральным законом от 18 марта 2019 г. № 34‑ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации», способствуют возможности признания пользовательского соглашения сделкой, заключенной в письменной форме по российскому праву.
В рамках действующего законодательства правовая охрана и защита данных и связанных с ними прав осуществляется в рамках уже существующих институтов гражданского права [4].
Однако целый ряд важных вопросов, касающихся правового режима цифровых объектов, не нашел своего отражения в тексте проектов федеральных законов при том, что существующие правовые режимы не могут в полной мере компенсировать «пробелы» правового статуса цифровых данных или обеспечить защиту от неправомерных действий.
Стоит отметить, что в отечественном и зарубежном законодательстве прослеживается тенденция выделения цифровых данных и их совокупности в качестве самостоятельного объекта гражданско-правового регулирования как специфического вида движимого имущества или как отдельный вид имущества.
* Фейсбук и Instagram, согласно судебному решению, признана в России экстремистской организацией
Список литературы:
- Волков В.Э. Цифровое право. Общая часть: учебное пособие / В. Э. Волков. Самара: Издательство Самарского университета, 2022. С. 65.
- Карчевская И.А., Лошкарёв А.В. К вопросу о правовом регулировании цифровых технологий в России: большие данные // Современные научные исследования и разработки. - 2018. - № 10 (27). - С. 412-415
- Рожкова М.А. Цифровые права: публично-правовая концепция и понятие в российском гражданском праве // Хозяйство и право. - 2020. - № 10. – С. 23-26.
- Цифровые данные как объект гражданско-правового регулирования в Германии, США и России: автореферат дис. на соиск. уч. степ. кандидата юридических наук: специальность / Мефодьева Кристина Александровна; [Место защиты: Ин-т законодательства и сравнит. правоведения при Правительстве РФ]. - Москва, 2019. С. 10.
Оставить комментарий