ОСОБЕННОСТИ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ГЕНОЦИД В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ

АННОТАЦИЯ

В статье рассматривается специфика регламентации ответственности за геноцид в российском уголовном законодательстве. Отмечается, что обозначенная проблематика находится в фокусе не только уголовного права, но и международного права, т.к. касается вопросов юрисдикции и уголовного преследования за указанное преступление против мира и безопасности человечества. Сделан вывод, что, несмотря на закрепление признаков геноцида на международном уровне, национальный законодатель дополняет их и использует отраженный в Уголовном кодексе РФ состав в качестве основания уголовной ответственности за наиболее значимые в социально-политическом контексте проявления геноцида.

Ключевые слова: геноцид, уголовное законодательство, международное право, международное преступление, юрисдикция.

Впервые закрепление признаков геноцида, как международного преступления, осуществлено в Уставе и Приговоре Нюрнбергского трибунала 1945 г. Впоследствии определение геноцида было конкретизировано в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. и Римском статуте Международного уголовного суда 1998 г., а также ряде других актов. В действующем отечественном уголовном законе состав геноцида отражен в ст. 357. В настоящей статье нам бы хотелось выявить особенности регламентации ответственности за геноцид в Уголовном кодексе РФ, для чего следует сопоставить закрепленные в нем признаки деяния с формулировками международных актов, а также рассмотреть мнения, сформированные в доктрине, относительно необходимости установления ответственности за геноцид на национальном уровне.

Упомянутая выше Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. [1] впервые закрепила конвенциональный механизм ответственности за геноцид, который включает в себя следующие составляющие:

- во-первых, описание признаков геноцида, как международного преступления:

1) формулирование понятия геноцида и перечня деяний, составляющих его (ст. II): «…действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую»;

2) формулирование перечня сопутствующих геноциду деяний (ст. III):

«…

b) заговор с целью совершения геноцида;

с) прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида;

d) покушение на совершение геноцида;

е) соучастие в геноциде»;

- во-вторых, закрепление международных обязательств и обязательств отдельных государств по уголовному преследованию лиц, причастных к геноциду:

1) принятие специального законодательства договаривающимися государствами в соответствии со своей конституционной процедурой, предусматривающего эффективные меры наказания лиц, виновных в совершении геноцида или других сопутствующих ему деяний (ст. V);

2) принятие обязательства судить виновных компетентным судом государства, на территории которого были совершены геноцид и сопутствующие ему деяния, или таким международным уголовным судом, который может иметь юрисдикцию в отношении уастников Конвенции, признавших юрисдикцию такого суда (ст. VI);

3) принятие обязательства выдачи виновных в соответствии с соглашениями договаривающихся сторон (ст. VII).

Приведенные положения ориентируют государства на принятие собственного законодательства, содержащего признаки геноцида. Это связано с необходимостью наличия оснований уголовной ответственности и возможности преследования виновных в геноциде на уровне отдельных стран. Следует отметить, что международным сообществом предпринимались попытки сформировать международный судебный орган, который имел бы полномочия по осуществлению судебной процедуры в отношении лиц, виновных в международных преступлениях. Поэтому материальные нормы, содержащие признаки геноцида, отражены и в ст. 6 Римского статута Международного уголовного суда, которые в целом воспроизводят подход Конвенции 1948 г. [2]. Однако, как отмечает В.В. Сидоров, несмотря на отдельные высказывания руководства России относительно совершенствования имеющихся международных механизмов преследования за наиболее опасные преступления, в нашем государстве не предпринимаются усилия по имплементации институтов Международного уголовного суда и созданию действенного международного судебного механизма [12; С. 8]. Гораздо плодотворнее практика преследования за геноцид на международном уровне формируется на основе предметной деятельности («ad hoc») международных трибуналов, имеющими отличную от Международного уголовного суда природу и создаваемых «по конкретному случаю» в соответствии с актами ООН.

Г.А. Русанов, проанализировав практику международных трибуналов по геноциду, отмечает, что указанными органами сформировались следующие подходы к пониманию геноцида:

1) деяние не обязательно должно быть осуществлено в отношении большого числа лиц, достаточно, чтобы оно было выполнено в отношении одного потерпевшего;

2) потерпевшие должны принадлежать к конкретной национальной, этнической, расовой или национальной группе.

3) исполнитель имел умысел уничтожить, полностью или частично, эту национальную, расовую, религиозную или этническую группу как таковую [11; С. 146-147].

Тем самым, действия виновного в геноциде необязательно должны быть направлены на уничтожение всех представителей определенной группы в глобальном измерении, такие действия могут быть ограничены определенной административной территорией, причем таковой может выступать территория не только государства, но и определенного административно-территориального образования внутри государства.

В Уголовном кодексе РФ, как уже было отмечено нами, ответственность за геноцид установлена в ст. 357, что вытекает из самих задач уголовного законодательства (ст. 2) по обеспечению мира и безопасности человечества. Г.А. Есаков полагает, что в настоящий момент вместо согласования механизмов международного преследования за геноцид и другие международные преступления, происходит усиление репрессии в соответствующем направлении на национальном уровне [4; С. 345-346]. Действительно, в последнее время участились случаи возбуждения Следственным комитетом РФ дел в отношении причастных к геноциду на территории нашей страны в годы Великой Отечественной войны. С другой стороны, как отмечает Н.Н. Липкина, международному сообществу так и не удалось прийти к единству относительно подхода к преследованию геноцида и единственным преступлением, за которое осуществляется судебное преследование по принципу универсальной юрисдикции, остается пиратство [9; С. 93-94]. Далее мы рассмотрим уголовно-правовые признаки геноцида по российскому Уголовному кодексу.

Объектом преступления, предусмотренного ст. 357 УК РФ, является мир и безопасность человечества. Дополнительными объектами могут выступать жизнь, здоровье человека, экология и др. Общественная опасность геноцида состоит в том, что в результате совершения действий, входящих в содержание его объективной стороны, полностью может исчезнуть, прекратить свое существование определенная группа людей, отличающаяся от других групп своей культурой, языком, обычаями, традициями, расой и иными признаками, обусловливающими ее самобытность. Наряду с этим, как следует из изложенного, нарушаются права человека на жизнь и здоровье.

Объективная сторона геноцида по ст. 357 УК РФ включает в себя действия, направленные на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы как таковой путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы. Как отмечается в комментариях к уголовному закону, состав геноцида сформулирован как усеченный, т.е. деяние признается оконченным с момента покушения вне зависимости от того, наступило ли реальное полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы [8]. По нашему мнению, это сделано для усиления уголовной репрессии, когда виновные лица могут понести ответственность уже за факт заключения соглашений, направленных на осуществления политики геноцида.

Б.Л. Зимненко, сравнив понятия геноцида, отраженные в Конвенции 1948 г. и Уголовном кодексе РФ, сделал вывод о некоторых отличиях:

1) Конвенция запрещает принудительную передачу детей из одной группы в другую, в свою очередь, УК РФ запрещает любую принудительную передачу детей;

2) Конвенция запрещает реализацию любых мер, связанных с предотвращением деторождения в такой группе, УК РФ запрещает только насильственное воспрепятствование деторождению;

3) Конвенция акцентирует внимание на запрете умышленного создания для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое ее уничтожение, независимо от того, связаны такие меры с насилием либо нет, а УК РФ, в свою очередь, касается только запрета мер, связанных с насильственным созданием условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов группы [6].

Субъективная сторона геноцида выражается в прямом умысле. При этом для наличия геноцида необходимым элементом субъективной стороны является наличие цели полного или частичного уничтожения национальной, этнической, расовой или религиозной группы. Мотивы совершения геноцида для определения наличия состава и квалификации преступления значения не имеют. Н.М. Мламян справедливо указывает, что специальная цель геноцида отражает сущность данного преступления [10; С. 33-34].

Таким образом, можно сделать вывод, что, несмотря на закрепление признаков геноцида на международном уровне, национальный законодатель дополняет их и использует отраженный в Уголовном кодексе РФ состав в качестве основания уголовной ответственности за наиболее значимые в социально-политическом контексте проявления геноцида.

Список литературы:

1. Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (принята резолюцией 260 (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1948 г.) // Организация Объединенных Наций. – URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/genocide.shtml (дата обращения: 12.12.2021). – Текст: электронный.
2. Римский статус международного уголовного суда // Канцелярия Специального представителя Генерального секретаря по вопросу о детях и вооруженных конфликтах. – URL: https://childrenandarmedconflict.un.org/keydocuments/russian/romestatuteofthe7.html (дата обращения: 12.12.2021). – Текст: электронный.
3. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (ред. от 01.07.2021) // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 2954; 2021. № 27 (часть I). Ст. 5090.
4. Есаков Г.А. Международно-уголовное право как подотрасль российского уголовного права: современное состояние и проблемы // Международное право и международные организации. 2015. № 3. С. 331-346.
5. Зимненко Б.Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Общая часть: Курс лекций. М.: Статут, РАП, 2010. 416 с.
6. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: в 2 т. (постатейный) / А.В. Бриллиантов, Г.Д. Долженкова, Э.Н. Жевлаков и др.; под ред. А.В. Бриллиантова. 2-е изд. М.: Проспект, 2015. Т. 2. 704 с.
7. Липкина Н.Н. Универсальная юрисдикция: международно-правовые основания и проблемы установления в отношении преступлений террористической направленности // Lex russica. 2018. № 6. С. 92-105.
8. Мламян Н.М. Геноцид как преступление против человечества // Российский следователь. 2016. № 17. С. 31-35.
9. Русанов Г.А. Преступление геноцида как международное преступление: анализ corpus delicti // Журнал российского права. 2016. № 7. С. 141-148.
10. Сидоров В.В. Международный уголовный суд и проблемы его имплементации // Международное уголовное право и международная юстиция. 2016. № 3. С. 6-8.