ВЛИЯНИЕ ДУХОВНОСТИ И НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ НА ПОЛИТИЧЕСКУЮ И ОБЩЕСТВЕННУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Коренные реформы, проводимые в регионе, оказывают на все стороны жизнедеятельности населения воздействие, которое можно расценивать как положительное, так и негативное. Особую опасность представляет забвение духовной культуры, которая во все времена играла особую роль в Центральной Азии, поскольку оказывала влияние на политическую и общественную сферы жизни общества.

В процессе исследования мы выделили следующие группы факторов, которые, по нашему мнению, оказывают существенное влияние на политическую, и общественную сферы жизни стран Центральной Азии: географическая общность стран региона, историко-культурное прошлое стран региона, возрождение национального самосознания, политика, проводимая в сфере религии.

Географическая общность стран региона была определена в начале 90-х годов ХХ в. по территориальным границам бывших союзных республик. В регионе образовалось пять независимых государств – Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан. Прежде эти республики объединялись в понятие «Средняя Азия и Казахстан». Почему Казахстан не попал в число среднеазиатских республик? Вероятно, причиной была территориальная «протяженность» Казахстана к северу и преобладание русскоязычного населения на территории Северного Казахстана, хотя культурологически, географически и политически республика находилась в центре советской Азии. [13, с. 3]

Своеобразное расположение Казахстана в том, что республика оказалась на стыке трех регионов – Великой степи, Сибири и Центральной Азии. Как отмечают политологи, Казахстан не является в полном смысле частью ни одного из них. [10, с. 8]

Понятие «Центральная Азия» пока не укрепилось в западной литературе, поэтому нередко ее называют «Бывший Советский Юг (БСЮ)». [13, с. 3] На региональной встрече лидеров республик в Ташкенте в январе 1993 г. было принято решение называть этот регион Центральной Азией. [3, с. 27-28]

Центральная Азия (мы включаем в нее территории Казахстана и бывших среднеазиатских республик) занимает центр Евразийского континента, имеет огромную территорию - около 4 млн кв.км (18% пространства СНГ), где проживает свыше 60 млн человек (20% населения СНГ). Регион граничит с ведущими мировыми державами – Россией, Китаем, Индией и Ираном. Протяженность внешних границ республик Центральной Азии составляет более 20 тыс. км. Южная часть региона наиболее сложная для оценки геополитических процессов, и последние события показали, что она играет определяющую роль для стратегического равновесия не только в регионе, но и для всего континента и даже мира. [7, с. 33]

Рассмотрим общие черты исторического пути, пройденного странами региона. Само положение Центральной Азии на стыке великих мировых цивилизаций предопределило ее уникальную роль в межцивилизационном диалоге, в обмене культурными ценностями, в развитии человеческих обществ, народов, государств. Эту миссию регион выполнял веками и тысячелетиями, в его истории нашло отражение все многообразие этнических, культурных, конфессиональных процессов. [12]

По версиям некоторых ученых, пытающихся дать географическую характеристику Центральной Азии, этнокультурный фактор продолжает играть ведущую роль в сохранении единства региона [4, с. 15], состоящего из пяти суверенных государств. [4, с. 23]

До ХХ в. ни одно из государств в том виде, что появилось на карте мира как независимое, не существовало. В регионе имелись локальные области, условно делимые по территориальному, цивилизационному и конфессиональному признакам.

Например, территория Казахстана может условно быть разделена на пять крупных регионов, отличающихся по хозяйственно-культурным характеристикам, – это Западный Казахстан (Западно-Казахстанская, Атырауская, Мангис­тауская и Актюбинская области), Северный Казахстан (Петропавловская, Акмолинская, Кокшетауская области), Южный Казахстан (Кзыл-Ординская, Жамбыльская и Южно-Казахстанская области), Юго-Восточный Казахстан (Алматинская область) и Восточный Казахстан (Восточно-Казахстанская область). Многие аналитики, в том числе казахстанские, признают тот факт, что «Казахстан – государство с очень рыхлым «ядровым» (центральным) пространством…».[8]

В основе исторической разобщенности населения Казахстана прослеживается история кочевников, состоящих из трех жузов: Большого, Среднего и Малого. Отличием одного жуза от другого стала хозяйственно-культурная специали­зация, формировавшаяся в трех частях страны – в Семиречье, Западном и Центральном (включая Северный и Восточный) Казахстане.

Политологи отмечают фрагментарность нацио­нального состава населения Казахстана, опреде­ляющую нарастание внутренних этнических противоречий, основанных на национальном самосознании. Наиболее острые противоречия возникли внутри казахского этноса. [5, с. 131-146]

Разделение пространства государственными границами, столкновение мировоззрений, сочетание нравственных и духовных ценностей, с одной стороны, и проявление мировоззренческой ограни­чен­ности, усиление националистических и религиозных догм, резкие изменения социально-политического состояния общества, темпы развития науки и техники - с другой означают противоре­чивость процессов и культурных символов этой своеобразной исторической эпохи. Глубина этих процессов определяется тем, насколько в них выражена все полнота триады: «история, сознание, духовность». [11, с. 6]

Даже после долгого исторического периода забвения собственного достоинства нация всегда обращается за ответами к своей собственной культуре, традициям, прежде всего к истории, которая может дать объективные ответы.

Изучая особенности центральноазиатских государств через призму духовных ценностей и национального самосознания, необходимо отметить влияние регионально-клановых связей, которые в определенный момент даже сыграли положи­тельную роль в процессе социализации и идентификации людей, особенно в советский период. Пропагандируемые тогда государственно-национальные ценности типа «советский народ» спокойно сосуществовали с кланово-трайбалист­скими. По мнению Б.Румера, клановое и племенное сознание не только пережило, но даже стало более сильным в советскую эпоху. Укрепление и развитие трайбализма «…было естественной, спонтанной формой единства в условиях ассимиляционной политики, которую проводила Москва в попытке разделить национальную общность. Клановое единство и солидарность делали возможным духовное и материальное выживание в условиях советской модели». [8] Из этого напрашивается следующий вывод: для центральноазиатских этносов огромное значение имело не только сохранение национального самосознания, но и кланово-региональное разделение.

В Таджикистане до сих пор номинально выделяются три группы населения, в основу выделения лег географический принцип: северные таджики (ленинабадцы), центральные таджики (кулябцы, каратегинцы, гиссарцы) и южные таджики (памирцы). Такое условное деление приводит к мысли, что гораздо большее влияние приобретает так называемый «оазисный патриотизм». Языковая принадлежность также определенна, особенно если обратиться к племенам Горного Бадахшана, население которого использует восточноиранский диалект, отличный от общетаджикского языка, что не способствует самоидентификации этноса.

Северный Таджикистан (вернее, Худжант с прилегающими к нему территориями) был частью культурного массива в составе Ферганы. Именно в этой части долины в советский 70-летний период был относительно более высокий уровень промыш­ленного развития, а вместе с тем образования и культуры. Южный Таджикистан отличался стойким консерватизмом, да вдобавок эти земли были разделены на локальные субкультуры (карате­гинскую, кулябскую и др.). Региональное деление на условные субкультуры ярко проявилось после развала Советского Союза, все острые внутри­государственные проблемы с присущими ему националистическими оттенками вышли на первый план и решить их пока не представляется возможным.

Многолетние внутренние конфликты в этой стране, их последствия и сохраняющаяся политическая нестабильность после так называемого «нацио­нального примирения» остаются одним из основных детонаторов региональной напряженности для всего региона Центральной Азии, составляют непосред­ственную угрозу безопасности соседним государствам. [10, с. 9-10]

В Кыргызстане условное деление общества на северо-кыргызскую и южно-кыргызскую общности также составляет сложную проблему, так как на самом деле это более сложное переплетение, связанное с подразделением на исторически сложившиеся области: Чуйскую, Иссык-кульскую, Таласскую, Ошскую, Нарынскую.

Традиционно кыргызская палитра представлена субэтнорегиональными взаимоотношениями внутри кыргызского этноса, восходящими к исторически сложившимися противоречиям между основными территориально-племенным общностями. [10, с. 9]

В Узбекистане эксперты также выделяют несколько культурных кланов. Так, одни специалисты по истории формирования узбекского этноса включают в этот список древних хорезмийцев, южных узбеков и население Ферганской долины. Другие специалисты выделяют как исторически сложившиеся кланы ферганский (даже наманганский, андижанский, ферганский), ташкентский, самаркандский, бухарский, хорезмский и суркаш (образованный на стыке Сурхандарьинской и Кашкадарьинской области), а также джизакский.

В Туркменистане разобщенность социума связана не с географией, а с исторически сложив­шимся племенным составом туркмен. Выделяются пять замкнутых субэтнических делений: теке, живущие в центральной части (Ашгабат), иомуды (емуды) в западной (современный Балканский велаят), салыри и сарыки в южных, граничащих с Афганистаном районах, эрсары вдоль среднего и верхнего течения р. Амударья (современный Лебапский велаят) и човдуры, живущие в Дашховузском и на севере Лебапского велаятов. Как отмечают Д.Х. Жетписов и Т.С. Хабиев, «каждое племя-землячество говорит на общепонятном для всех туркмен языке, но имеет свой диалект, ассоциирует родину со своей территорией страны, но имеет регион основного расселения и, наряду с общей легендой о происхождении, свою легенду о происхождении и о своих героических персонах (шеджере)». [8]

Политические процессы, которые начались в регионе в начале 90-х годов ХХ в., не имеют аналогов в истории исследуемых государств, поскольку, как было отмечено выше, еще век назад таких государств не существовало. Однако у всех центральноазиатских республик накоплен истори­ческий опыт в развитии национальной государст­венности, который многие начали использовать в период после обретения независимости.

На территории Узбекистана существовало государство Амира Темура и великих Темуридов; наследие, которое нам оставил этот великий предок, в том числе Уложение, можно по праву назвать одной из вершин мировой цивилизации.

Первый президент Туркменистана С.Ниязов заявил, что ведет родословную от Огуз-хана, впоследствии назвав себя «Туркменбаши» (то есть отец всех туркмен). Прославление именно Огуз-хана имело целью консолидировать туркмен в единую нацию.

Таджикистан, безусловно, обратился к наследию великого Исмаила Самани, который вошел в историю как вершитель государственного строительства, и эпоха Саманидов, в свою очередь, связана с формированием самосознания и независимости таджикской нации.

В Казахстане с целью преодоления разногласий между жузами обратились к истории правления Тауке-хана (хан трех казахских жузов в XVIII в.), когда казахское общество достигло наибольших успехов в процессе становления и развития централизованного государства.

Для преодоления разобщенности в Кыргызстане первый его президент А.Акаев приступил к разработке идеологии, центром которой должна была стать идея «Кыргызстан – наш общий дом». В 1993 г. эта концепция была выдвинута на обсуж­дение первым Курултаем народов Кыргызстана и принято решение о созыве народного парламента. В 1995 г. с большим размахом было отмечено 1000-летие эпоса «Манас». С целью преодоления условного деления на Север и Юг в 2000 г. город Ош получил статус второй столицы Кыргызстана, в которой разместилась южная резиденция главы государства.

В период реформенных преобразований обострился вопрос о религиозных ценностях как составной части духовной жизни каждого народа. Религиозный фактор в системе международных отношений не всегда относят к приоритетам в складывающихся отношениях. Можно с этим согласиться, однако признание вторичности рели­гиозного фактора для межгосударственных отношений не должно приводить к его игнори­рованию, поскольку это столь же некорректно, сколь и его абсолютизация. [9]

Религиозная сфера в сложном современном социуме становится сферой особого влияния. Только совместные, основанные на толерантности и гуманизме действия представителей власти и религиозных лидеров смогут способствовать сохранению социальной стабильности. В такой сфере, как межконфессиональные и межэтнические отношения, решающее слово принадлежит руково­дителям общественных и религиозных организаций, поскольку люди с особым вниманием, уважением и доверием относятся к их мнению. Межконфес­сиональный диалог является необходимым условием укрепления духовной основы устойчивого развития и мирного сосуществования государства. [12]

В политической практике Узбекистана государственные, духовные и религиозные ценности органически переплетены между собой. Благодаря этому можно вырабатывать способы противос­тояния искажению различными недоброжелателями подлинно гуманистического обмена ценностями. И национальная, и религиозная идеологии имеют много общего, из чего произрастает одна цель – единство людей, их совместное, мирное проживание в одном обществе. [1, с. 13-14]

Конфликты, в основе которых лежат различия культур, наиболее опасны, так как сопровождаются вооруженными столкновениями с целью навязы­вания собственных ценностей другой стороне. И то, и другое трагично для духовности каждого общества, так как идет попрание и ущемление личных прав человека, в том числе права на свободу совести, что недопустимо в цивилизованном обществе.

Во всех республиках Центральной Азии зарегистрировано более 10 религиозных конфессий, а это многое определяет, как во внутренней, так и во внешней политике. Каждой республике приходится самостоятельно решать многие «больные» вопросы, в том числе вопросы, связанные с религиозными ценностями. Этому есть свои причины.

Самый невосполнимый урон себе советская система нанесла пропагандой атеистических ценностей, хотя отметим, что создать «безбожное» государство так и не удалось. Атеистической обработке подлежала в большей степени интеллигенция, которая по праву может считаться стержнем любого общества, его ядром. Атеизм стал одной из составляющих в достижении главной цели – построении нового социалистического советского государства и воспитании усредненного советского гражданина.

Необходимо помнить, что религия – специфи­ческая, глубоко своеобразная сфера духовного бытия людей. Государственная политика может заглушать религиозные чувства людей (как это было во времена советского тоталитаризма) или предоставлять им свободу проявления. Однако отменить или ликвидировать эти чувства никакая политика не в состоянии. Более того, любое насилие в данной сфере может вызвать весьма острую обратную реакцию. [1, с. 15]

Ситуация в корне изменилась после обретения независимости республиками Центральной Азии. Начался так называемый ренессанс религиозных ценностей, главной чертой которого была трансфор­мация массового и индивидуального сознания: люди начали, кто более, кто менее, осознавать свою конфессионально-культурную принадлежность, сопричастность к одной из цивилизаций (в данном случае - к христианской или мусульманской). В известном смысле эта тенденция характерна и для всего региона, разумеется, с определенными поправками, - ощущение своей принадлежности к христианскому или мусульманскому миру. [1, с. 15].

Конфессиональная общность государств Центральной Азии идентична, а это значит, что общими могут быть и решения вопроса, связанного с религией.

Религиозное возрождение в Центральной Азии связано с пробуждением национального самосоз­нания, которому сопутствует рост националисти­ческих настроений. Многие видят в религиозном ренессансе составную часть крепнущего национализма; для других "реисламизация" и национализм - два самостоятельных феномена, способных действовать в одном направлении и противостоять друг другу. [1, с. 15].

Воздействие ислама на общество в разных странах неоднородно. В Таджикистане и Узбекистане оно значительно сильнее, чем в Казахстане и Кыргызстане. К тому же ислам по целому ряду причин (наличие русскоязычного населения, противоречивые и даже взаимоиск­лючающие трактовки его роли в обществе и политике) пока не стал фактором национальной (национально-государственной) консолидации. Но, тем не менее, динамика второй половины 90-х годов свидетельствует о его возрастающей роли, в том числе в относительно менее исламизированных Казахстане и Кыргызстане. [1, с. 15]

Нельзя игнорировать тот факт, что первые президенты центральноазиатских государств после всенародных выборов приносили присягу на Коране, не имея возможности присягнуть на Основном Законе. Данный факт свидетельствует о возрождении наших духовных ценностей, однако после того, как был обозначен светский путь развития, на инаугурации такого уже не происходило.

Как отмечают отечественные эксперты, этнокультурная доминанта служит базой, способной привести к более доверительному и плодотворному диалогу между государствами региона в экономической, транспортно-коммуникационной, политической и других сферах. [4, с. 23] Именно в историко-культурном плане исследуемый регион по праву считается единым ареалом.

Другим фактором, оказывающим значительное воздействие на общественно-политическую жизнь общества, является укрепление национального самосознания, которое все более приобретает государственную значимость с точки зрения социально-философского, социально-экономи­ческого, общественно-политического и историко-культурного осмысления происходящих в мире процессов.

С 60-х годов ХХ в. категория «национальное самосознание» благодаря возникшим спорам между философами и этнографами стала широко использоваться и теми, и другими. Необходимо указать, что рождению новой категории способствовали научные выводы не только самих философов, но и психологов, социологов, историков, этнографов. Среди указанной группы специалистов особый вклад сделали психологи, которые сумели разработать концепцию национального самосознания, определить структуру, в основе которой лежат принципы идентификации, национальные стереотипы, представления о территории, культуре, языке, об историческом прошлом. По выводам психологов, здесь особо важно присутствие не только познавательного, но и эмоционального компонента в отношении к культурным и историческим ценностям своего народа и, самое главное, - национальных интересов, которые стимулируют деятельность людей.

Самосознание как социально-философская категория обладает весьма обширным содержанием. Оно включает в себя систему основополагающих идей, принципов, теоретических положений, знаний людей той или иной общности о своем прошлом, богатый арсенал духовных ценностей народа - легенд, преданий, песен, обрядов, обычаев, традиций.

Один из важных компонентов национального самосознания - представление об историческом прошлом, что включает в себя самобытную народную культуру, фольклор, движущие силы и связанные с этим национальные интересы. В научном обиходе наряду с понятием «национальное самосознание» употребляются термины «историческое сознание», «историческая память». [2, с. 13-14]

Таким образом, после распада СССР лидеры новых государств выдвинули идею национальной независимости и государственного суверенитета. Именно эта идея в первый переходный период стала основой для роста национального самосознания и приоритетом в общественно-политической жизни бывших союзных и автономных республик.

Народы Центральной Азии заметно преуспели в преодолении серьезных проблем, с которыми они столкнулись после распада Советского Союза. Им удалось воссоздать национальное самосознание и построить государственные структуры почти с нуля. [6, с. 20]. Центральная Азия стала регионом, который вошел в политический, экономический и культурный континуум. Без сомнения, именно в переходный период обновления общественной жизни увеличивается интерес к национальному самосознанию и к духовной культуре. После обретения независимости у всех народов Центральной Азии началось переосмысление ценностей, возвращение подлинной истории, а это, в свою очередь, привело к возрастанию значимости национальной культуры, которая оказывает влияние на формирование национального самосознания.