Статья опубликована в рамках: XXXIX Международной научно-практической конференции «История, политология, социология, философия: теоретические и практические аспекты» (Россия, г. Новосибирск, 02 декабря 2020 г.)
Наука: Философия
Секция: Динамика современной культуры
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции
дипломов
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ СИТУАЦИЯ В РОССИИ И НАЦИОНАЛЬНЫЙ МЕНТАЛИТЕТ
АННОТАЦИЯ
Статья посвящена анализу трансформаций современной национальной русской культуры, вызванных глобализацией. Автор высказывает точку зрения, что сегодня Россия вовсе не стоит перед выбором: или цивилизованность или наша самобытность, наша культура. Проблема, по мнению автора, заключается в том, как их совместить.
Ключевые слова: культура, духовность, национальный характер, менталитет, ценность.
При всем учете специфики культуры, ее своеобразия и относительной самостоятельности у культуры нет автономной истории, отличной от истории народа, от социальной истории, от истории становления и формирования национального самосознания народа. Поэтому история культуры и история народа - это единая социальная история. Вот почему нельзя говорить о культуре, науке, образовании вне широкого социального контекста, не ставя вопросов о будущем российского общества в целом.
Любой лик культуры, любое ее проявление - выражение целостности, тотальности жизни народа, и только в том случае, когда мы отрываем их от всего круга жизни, бытия народа, мы превращаем культуру и в последнюю инстанцию, и в конечную цель, в какую-то высшую сферу, существующую за пределами повседневной жизни народа, существующую саму по себе. Следовательно, будущее русской культуры и будущее российского общества, государства не две самостоятельные проблемы, пусть близкие, взаимосвязанные, а два аспекта одной проблемы – судьбы России в ХХI веке.
В таком отождествлении нет ни упрощений, ни серьезной ошибки. Более того, такое совмещение оправдано и необходимо, поскольку оно позволяет понять сущность, природу того и другого, точнее определить их будущее. С этой точки зрения, сегодня следует говорить не столько о кризисе культуры, сколько о кризисе общества, национального миросозерцания, его идентичности, ментальности. Разумеется, понимая сам кризис отнюдь не только в негативном плане: кризис не как агония, а как момент нашего развития.
Культура в своих специфических формах (искусство, литература и т.д.) имеет собственную логику развития и свою логику воздействия на жизнь. Они могут формировать и формируют в человеке такое начало, которое свободно, от практической потребности, начало универсальное, а таковым может быть только нравственно-духовное. И потому может показаться, что только культура или в первую очередь культура наиболее адекватно отражает сущность человеческой личности, общества, поскольку она творит мир в соответствии с его идеалом, его смысложизненными ценностями, и, следовательно, как бы воплощает душу народа. Отсюда рождаются иллюзии и желания поискать разгадку культуры в самой культуре, вывести ее судьбу из нее. Хотелось бы возразить против этого.
Дух народа, сущность национального характера, выражаясь современным языком, менталитет нации, заключены не в какой-то чистой субстанции, не имеющей внешнего, предметно-практического выражения, но вместе с тем и не в абстрактном внешнем мире, свободном от человеческого присутствия. Нас вынуждает к такому замечанию факт, постоянно присутствующий во всех дискуссиях о культуре, это утверждение о некоей изначальной русской духовности как спасительнице мира и культуры в целом, но при этом существует она сама по себе, не имея отношения к труду, быту образу жизни, цивилизованности народа. Духовность, национальный характер обнаруживаются и проявляются в созданной нацией всей культуре, включающей в себя результат, процесс и само «общее дело», по выражению Н. Федорова, а не только в системе духовных и материальных ценностей, созданных ныне живущим поколением, в культуре присутствующей на данный момент времени и в границах сегодняшней социальной системы, отвергаемой и преобразуемой современным общественным движением.
Сущностно-философский подход к культуре обязывает рассмотреть ее не только в традиционно понимаемых специализированных формах, а в контексте всей полноты социальной жизни, в единстве со всеми составляющими жизни. В этом случае и не происходит выделение культуры в особую сферу, дистанцируемую от жизни, и потому, якобы не первостепенную, способную подождать до лучших времен, когда «жизнь наладится».
В «Судьбе России» Н. Бердяев так определил задачу, идею России на обозримую перспективу: «Мы должны будем усвоить себе некоторые западные добродетели, оставаясь русскими» [2. C. 7]. Думается, что в этом и сегодня состоит основная задача нашего общего русского дела. Но в отличие от времени, когда она была сформулирована Бердяевым, эта проблема настолько обострилась в силу ее политико-практического характера, что по существу от ее решения зависит самое наше существование, возможность нашего присутствия в современном мире. Иначе говоря, эта проблема становится сутью государственной политики.
Какие же западные добродетели нам придется усвоить и освоить? И как при этом можно остаться русскими? И что это значит «остаться русскими»? Попробуем ответить на первую часть формулы Бердяева.
Под западными добродетелями мы понимаем сегодня достижения современной цивилизации (речь идет не о локальной, скажем, западноевропейской, цивилизации, а о глобальной, планетарной, которая сегодня складывается). Мы имеем в виду существование сегодня определенных, по-своему обязательных, общих принципов и способов жизнедеятельности, форм общения, взаимоотношения личности и общества, общества и природы, человека и мира безотносительно к уровню их развития, политических и социальных ориентиров. Существенно добавить, что перечисленные универсальные формы и принципы жизнедеятельности сопровождаются требованием определенного единства материальных и духовных средств обеспечения этих универсальных систем поведения. Таким образом, универсальные способы-формы жизнедеятельности и средства их реализации как бы образуют новую общность людей, выходящую за рамки этнографических и социально-государственных объединений.
Поэтому культура и цивилизация оказываются базисными понятиями, обозначающими по сути дела одну и ту же реальность, но взятую под разными углами зрения, в разных ракурсах. Отсюда и их разная оценка.
К числу таких универсальных «схем», «принципов», «способов жизнедеятельности», несомненно, надо отнести естественные и неотчуждаемые права человека, их социальную защищенность и гарантированность, гражданское общество, правовое государство. Их можно назвать и по другому: общечеловеческие ценности. Без соблюдения этих универсальных схем жизнедеятельности невозможна и сама жизнь в современном мире. Почему же усвоение этих «западных добродетелей» (и почему они западные?) будет представлять проблему для нас, русских, что ставится под вопрос самая наша русскость?
Современная цивилизация генетически связана с рыночной экономикой, и формировалась она под влиянием рынка, неся на себе как позитивные, так и негативные его последствия. Позднее многие цивилизационные процессы вышли за пределы породившей их системы, утратили свое первоначальное родство и приобрели многие новые сущностные черты. По своему содержанию современная цивилизация не только вышла за границы своего базиса, но и обогатила себя такими ценностями, генезис которых уходит в иные социально-политические системы, в том числе и социалистическую (как бы это не показалось кое-кому странным сегодня): многие социально-политические и экономические права и свободы человека и гражданина, без чего нельзя представить современную цивилизацию, структурные элементы ее экономического базиса отнюдь не буржуазные по своему происхождению. Но независимо от своего происхождения, принимая во внимание только их содержание, они стали общецивилизационными, общечеловеческими ценностями.
Эти ценности и составляют тот контур, обрисовывающий цивилизационное пространство, за границы которого нельзя выйти, каковы бы ни были ближние или дальние цели нации, какова бы ни была ее «идея». Более того, в ряду стратегических целей, задач любого этноса должна стоять задача сохранения современного цивилизованного пространства, как обязательного условия бытия человечества в целом и каждого народа в отдельности. Следовательно, современная цивилизация, с нашей точки зрения, не ставит Россию перед выбором: или цивилизованность или наша самобытность, наша культура. Проблема в другом: как их совместить, соединить, синтезировать. Ситуация, конечно, драматическая, но не трагическая. Она заключает в себе вариативность, альтернативность, но исключает жертвенность.
У России может быть свой путь, своя судьба, своя «идея», но реализоваться они могут только на существующем цивилизационном пространстве и с помощью средств, предоставляемых цивилизацией.
Учитывая нашу всемирную отзывчивость, нашу готовность решать мировые проблемы, Россия в состоянии внести свой вклад в формирование новых парадигм и новых ориентиров. Но для этого мы должны прежде всего научиться решать и решить проблемы нашего национального бытия, усвоив реальные, универсальные общепринятые формы и способы жизнедеятельности.
Разведя в известном смысле цивилизацию и культуру (культура как цивилизация, поставленная на службу высоким гуманистическим, общечеловеческим ценностям, культура как цивилизация, обогащенная, пронизанная духовно-нравственным, идеалом), мы тем самым не ограничили историю культуры (человека) историей сегодняшней цивилизации.
Признавая императивность требований современной цивилизации, как же в таком случае остаться русскими - и что значит остаться русскими – так как измениться все-таки придется? Остаться русскими - это сохранить свою культуру.
Разграничение цивилизации и культуры позволяет определить основную направленность отбора «западных» ценностей: это освоение цивилизационных (универсальных) способов («схем») жизнедеятельности.
Тут-то и появляется центральная коллизия, драматизирующая всю социокультурную ситуацию: можно ли усвоить западную цивилизацию, оставаясь русским? Не отторгает ли их наша русскость, сколь за ее ядро мы взяли свой характер и свой менталитет, опредмеченные в культуре? Отсюда национал - патриотическая дилемма: или западная цивилизация, или мы остаемся русскими. Не отличается от нее и «неозападничество»: входя в европейский дом - забудь про свой Устав?
Безусловно, что вхождение в цивилизационное пространство не может не задевать национальное самосознание, наше самолюбие. А поскольку, как мы сказали выше, весь этот вопрос носит не теоретический, а практический характер, то он касается всех, задевает все общество, раскалывая его. Подчеркнем еще раз: драма заключается в неприятии национальным характером западных добродетелей. Эта драма питает искусство, на ее основе рождается интересная литература, но для изменения, переустройства уклада жизни она не годится. Ф. Абрамов писал, что русский характер «самый многогранный, самый разнообразный, и самый, так сказать, невыделанный, что ли, не отлившийся в четко определенные формы... В русском характере - об этом не раз говорилось, и на то были свои исторические причины, нередко уживаются самые полярные тенденции - скажем, стремление к государственности и тяга к своеволию. Иногда нравственный максимализм, который вознес так русскую литературу ХIХ века, наше стремление во что бы то ни стало разрешить и разрешить немедленно, сию минуту, все «проклятые» и «вечные» вопросы человечества, оборачиваются забвением земных мелочей, конкретных дел своего бытия» [1. C. 428-429].
Современный мир, в который мы входим на правах полноправного членства, требует других качеств, других личностных свойств, т.е. он «предполагает перевоспитание русского характера» [2. C. 7]. Гегель в свое время говорил, что вступление в гражданское общество может казаться тягостным переходом в филистерскую жизнь, поскольку это жизнь практическая, она требует занятий мелочами, частностями, стать деятельным для себя и для других [3. C. 89].
Рассматривая эту коллизию как столкновение российского менталитета с императивами современной цивилизации, сам кризис нашей культуры предстает сегодня не столько со стороны ее слабой материальной обеспеченности, сколько со стороны кризиса самосознания и характера, в расщеплении старой системы ценностей, в значительной степени традиционных, в утрате ориентиров, ставших устаревшими. Все это не может не отразиться на культуре и в культуре. Вступление в XXI век лишь обострило эту коллизию, ибо формирующееся гражданское общество, рынок приводят к изменению соотношения права и морали, правового и нравственного сознания в наших повседневных отношениях. В условиях рынка и признания равноправия всех форм собственности только право может выступить в качестве регулятора, который объединит усилия, действия свободных товаропроизводителей, синхронизирует и создаст механизм саморегулирования и координации разнообразной деятельности автономных, свободных личностей. Представления, сориентированные на «моральное воспитание личности», на обращение к совести («личная совесть лучший контролер»), на различные формы контроля «честных людей», не могут быть положены в основу экономической дисциплины и обязательности. Наше российское «войти в положение», безразличное и терпимое отношение к нарушению договорных обязательств оказывается безусловным анахронизмом.
Господство по русской традиции (благодаря нашей общественно-исторической практике, жизни в неправовом государстве, пониманию права обществом как команды, приказа, инструкции) моральных ориентиров-регуляторов, в жертву которым приносилось очень многое, вплоть до общепринятых цивилизационных универсальных принципов, настраивало личность как бы на добровольное выполнение обязанностей, во внимание принимались прежде всего «добрые намерения». Национальное недоверие к праву глубоко проникло в нашу ментальность, культуру в целом. «Из всех культурных ценностей, - писал Б. Кистяковский в «Вехах», - право находилось у нее в наибольшем загоне». Поэтому-то, подчеркивает Б. Кистяковский, если «отдать себе отчет в том, какую роль оно сыграло в духовном развитии русской интеллигенции, то получатся результаты крайне неутешительные» [4. C. 123].
О месте права в системе культурных, духовных ценностей можно судить по негативному отношению к нему Достоевского и Толстого. Более того, самое неуважение к праву у нас часто рассматривалось как российское достоинство, как национальная добродетель, как свидетельство внутренней свободы личности, не пропускающей внутрь себя официальную казенную уравнительность. Право рассматривалось как покушение на цельность человеческой личности, как ее духовное обеднение. Ключевая проблема культуры ХХI века перерастает в проблему национальной и личностной самоидентификации: драма национального мировоззрения становится судьбой культуры.
Разумеется, все сказанное выше не означает, что нравственные максимы - сердцевина русской духовности - будут отодвинуты на обочину социальной жизни, и тем самым один из источников русской культуры перестанет ее питать. Речь идет о другом. А именно: об изменении соотношения права и нравственности, которое будет протекать конфликтно и взрывоопасно, и, во-вторых, о том, что гражданское общество и правовое государство будут нуждаться в новой морали, основанной на «моральной автономии» индивида. Что в свою очередь подразумевает четкое разграничение права и нравственности, непривычное для русского характера. Абстрагирование от данного фактора делает бесполезным любое прогнозирование культуры, а учет его в свою очередь делает невозможным какие-то количественные характеристики последней.
Список литературы:
- Абрамов Ф.А. Чем живем-кормимся. Л.: Советский писатель, 1986.
- Бердяев Н.А. Судьба России. М.: Философское общество СССР. 1990.
- Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М.: Наука, 1977. Т.3.
- Кистяковский Б.А. В защиту права.// Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 123
дипломов
Оставить комментарий