ПОЛИТИЧЕСКИЕ СМЫСЛЫ И «ЗАБОТА»

POLITICAL MEANINGS AND «CARE»

Andrey Kunitsin

PhD student at Cherepovets State University, Department of history and philosophy,

Russia, Cherepovets

АННОТАЦИЯ

Целью статьи является анализ понятия «забота» в контексте поли­тических и онтологических смыслов. Автор определяет «политическое» (или власть второго порядка) как силу, самовольно замещающую собой «онтологическое» (или власть первого порядка). Расположившись в центре социального сущего, политическая власть претендует на осуществление функций самого бытия. В качестве основополагающей функции бытия в данной статье постулируется функция заботы, проявляющаяся в таких ее модусах, как наблюдение, сопровождение, опека. Что же касается политического проявления заботы, то она находит свое выражение, в первую очередь, в форме контроля. Деконструкции этих смыслов заботы и посвящена данная статья.

ABSTRACT

The purpose of the article is to analyze the concept of «care» in the context of political and ontological meanings. The author defines the «political» (or power of the second order) as a force that willfully replaces with itself the «ontological» (or power of the first order). Being located in the center of social being, political power claims to exercise the functions of Being itself. As a fundamental function of Being, this article postulates the fuon, mai its expression, first of all, in the form of control. This article is devoted to the deconstruction of these meanings of care.

Ключевые слова: забота; бытие; сущее; паноптикум.

Keywords: care; Being; being; panopticon.

Забота, как философская категория, предполагает особое отношение к себе и миру. Введенное в научный оборот М. Хайдеггером, данное понятие рассматривается как экзистенциал или модус бытия в мире. Человек, с точки зрения Хайдеггера, не просто существует, а экзистирует, превосходит самого себя, создает себя, согласно своим желаниям, склонностям, интенциям [3, с. 193].

Будучи фундаментальной антропологической и онтологической категорией, забота в социальной практике, однако, присваивается и используется сферой «политического». При этом искажается ее суть и подменяется ее субъект. «Политическое» утверждает высшим субъектом заботы государство. Власть объявляет себя покровителем и попечи­телем своих граждан, называя себя их лучшим другом, отцом и матерью. Само понятие «патриотизма», при этом терминологически совмещается с понятием государства, а функционально – с идеей «патернализма».

Конечно, понятие «забота» уже содержит предпосылки для этого: отношения субъекта и объекта заботы основываются на идеях покро­вительства, опеки, наблюдения, охраны. Забота всегда предполагает позиции старшего и младшего, сильного и слабого и т. д. Государство, как «Большой брат», обнаруживает именно себя в этой активной роли – старшего и сильного. При этом, положение государства, как отмечает Е.А. Богданова, сопровождается отношением «снисходительной приват­ности» [1].

В большей или меньшей степени такая интенция присутствует во всех формах государства – деспотическом, социальном, теократическом и т. д. Любые формы самоопределения со стороны государства – будь то: «Государство – это я»» или «Государство – это мы!», предполагающие соответственно отождествление с государством конкретного лица/группы лиц, или предполагающее представление о государстве как о коллектив­ном образе, подразумевают подобное покровительство. «Мы позаботимся о вас!» – говорит любое государство. Так Е.А. Богданова отмечает, что в тексте Конституции 1977 года, слово «забота» встречается 12 раз [1]. Забота государства (в лексике тех лет, «партии и правительства») о советских людях настойчиво декларировалась во множестве газетных передовиц, телепередачах, в публичных выступлениях. Сам факт частного упоминания этого отношения власти к гражданам свидетель­ствует о стремлении элиты приватизировать смыслы «заботы», сузить онтологические и социальные коннотации этого философского концепта до политического.

Подобная форма присвоения «заботы» предполагает подмену основного смысла на второстепенный и этим приводит к искажению ценности самой категории. В политическом смысле, под маской заботы выступает контроль. Авторитарная власть «заботится» о подданных не ради их блага, а ради своей безопасности. Власть либеральная «заботится» о гражданах ради сохранения своего статус-кво. Таким образом, «вывеска», под которой скрывается та или иная форма власти, не меняет ее сути – т. е. в тот момент, когда властью демонстрируется и декларируется забота, власть реализует контроль.

Метафорический образ заботы/контроля приводит М. Фуко в своей работе «Око власти» [2, с. 221]. Он ссылается на изобретение Иеремии Бентама, называемом «паноптикум». Это слово состоит из двух частай: «пан» (греч. «всё») и «оптикум» (греч. «видеть»). Бентам представил себе совершенную тюрьму, здание округлой формы, где в центре располагается скрытый от глаз наблюдающий, а все заключенные находятся в своих камерах, расположенных по периметру здания в поле его зрения. При этом ни один из заключенных не может быть уверенным, что в данный момент не является объектом наблюдения. Фуко считает эту тюрьму реализацией идеи Ж-Ж. Руссо о прозрачном обществе [там же], где никто не может избежать наблюдения за собой.

Подобная антиутопия прозрачно отражает отношение власти и индивидуумов – наличие отдельных камер может свидетельствовать об автономности, отдельности, неприкосновенности каждого человека, но присутствие «всевидящего ока» служит свидетельством отсутствия истинной свободы. «Открытое общество», о котором мечтали просве­тители, превращается в совершенную тюрьму. М. Фуко пишет: «…мы переворачиваем правило темницы, ибо оказывается, что полная освещенность и взгляд надзирателя стерегут лучше, чем тьма, которая в конце-то концов укрывает» [там же].

Особенностью такого контроля становится вовлеченность самого «заключенного» в процесс наблюдения за ним. Осознавая возможность присутствия взгляда наблюдателя в каждый момент времени, человек имплицирует (предполагает) его наличие. Фуко называет это «интериори­зацией взгляда» [2, с. 232]. Человек становится пастухом для самого себя. Современные средства наблюдения, которыми оборудованы уже не только банки и магазины, но и пешеходные зоны и проезжие части, все в большей степени превращают социальное пространство в «аквариум», в котором остается совсем немного лакун, свободных от наблюдения. Властная риторика, объясняя подобное сопровождение, оправдывает его внедрение современными требованиями безопасности для людей, но в действительности в первую очередь печется о безопас­ности собственной.

Сложность разоблачения и преодоления подобной подмены состоит еще и в том, что эта власть успешно решает обе задачи – создает безопасность для себя и безопасность для людей. Человек, добровольно отдающий свою свободу, часто находит это состояние отношений государство/гражданин достаточно комфортным для себя. И деклари­руемый принцип безопасности оказывается действительно реализован­ным в его случае. Поэтому обычный человек «голосует» за контроль над ним и за «заботу» о нем.

Тем не менее, философия не может отказаться от концепта «забота» в том виде, как он был представлен в философии, начиная с «заботы о себе» Сократа, заботы как «духовных упражнений» Сенеки и Марка Аврелия, «религиозной заботы» Кьеркегора, «ультимативной заботы» Тиллиха, экзистенциала «забота» Хайдеггера, заботы как «технологий себя» Фуко и др. «Политическое» сознательно сужает бесконечные смыслы данного понятия, делая его плоским и простым для понимания, но задача философа состоит в том, чтобы защитить его от девальвации. Ниже приводится один из способов переосмысления и одновременно освобождения «заботы» от политического смысла.

Описанный паноптикум может быть представлен не политически, а онтологически. Невидимый, вездесущий наблюдатель, находящийся в центре паноптикума, созвучен той идее самого Бытия, которое незримо и тотально пронизывает мир сущего. Бытие может быть представлено как наблюдатель, который никогда не спит. Если наблюдающий, пред­ставленный как политическая власть, может быть подвержен критике со стороны наблюдаемых, то стоит вывести наблюдающего за скобки и сохранить факт беспристрастного наблюдения, как подобная полити­ческая критика окажется невозможной.

Существование в мире сопряжено с необходимостью опеки и контроля, на которые часто оказывается неспособным человек в силу своей рассеянности и слабости. Но даже самый обычный человек спо­собен ощутить это незримое покровительство. В ситуациях, сопряженных с опасностью для жизни (например, за рулем автомобиля), человек часто успевает среагировать еще до того, как подключится его сознательное «я». Иногда человек испытывает интуитивное желание сделать что-то или чего-то избежать – в этом случае его будто направляет или оста­навливает рука незримого наблюдателя. Не говоря уже об обычной жизнедея­тельности организма – человек не способен даже управлять такими функциями как пищеварение, заживление ран, артериальное давление и др. Спящий человек не контролирует свое дыхание, возможность проснуться и т. д. На каждом шагу своей жизни человек сталкивается с фактором наблюдения и сопровождения – так Бытие заботится о нем, оберегает и направляет его.

Все сущее во всем его бесконечном многообразии находится под взглядом Бытия. Поэтому, если выражение «Око власти» изменить на «Око Бытия», аллегория тюрьмы Бентама поменяет свой смысл. Наличие наблюдения, даже без наблюдающего, ведет к переоценке человеческого существования. Покинутость, заброшенность, страх, печаль, отчаяние, и другие экзистенциальные состояния, определяющие человеческую жизнь из соответствующей (экзистенциальной) перспек­тивы, теряют свой вес, после того, как взгляд Бытия помещается в центре предложенной мысленной конструкции. Если экзистенциальные состояния предполагают одиночество человека перед лицом Бытия, то здесь предлагается идея заботы, покровительства и опеки Бытия о каждом атоме проявленного мира.

Предложенная мыслительная редукция, в ходе которой «политическое» заменяется на «онтологическое», в действительности представляет собой не конструктивный, а реконструктивный процесс: онтологический наблюдатель, или само Бытие, не водружается на «чужое» место, а возвращает свое собственное. Бытие изначально есть наблюдающий, контролирующий, позволяющий и заботящийся центр мира, Бытие есть исток и основа любого пространственно-временного феномена. Поэтому проведения подобной мыслительной операции есть то, что греки называли эпистрофе (греч. обращение вспять): философ восстанавливает Бытие на его месте – в центре мира, и возвращает Бытию его право – быть наблюдающим и заботящимся.

Таким образом, политическое, как извращение онтологического, может быть не только преодолено, но и использовано в качестве точки опоры. Понятия «власть» и «Бытие» не случайно уравновешиваются, а затем второе замещает первое – в изначальном смысле власть и Бытие есть синонимы, причем Бытие должно быть признано первой и единственной властью. Любая власть, будь то авторитарная или демократическая, в своем фунционале опирается на идею власти как таковой. Не будь в человеческом сознании идеи власти, возможность любого ее проявления не смогла бы быть реализована.

Изучение природы «политического», таким образом, способно привести к постижению природы Бытия. Но подобное постижение не должно оставаться умозрительным или излишне теоретизируемым. Модус Бытия, представленный в данной статье, как забота, выражает себя в каждое мгновение и в каждом отдельном месте пространства. Возможность видеть это и чувствовать представляется особым дости­жением живого философствующего ума.

Список литературы:

1. Богданова Е.А. Регулирование правовых отношений в условиях неправового общества: опыт последних советских десятилетий // Academia [Электронный ресурс]: Режим доступа: https:// www.academia.edu/12298877 (Дата обращения 01.12.2018).
2. Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. / пер. с фр. – М.: Праксис, 2001. – 384 с.
3. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. в нем. – М. Академический проект, 2011. – 460 с.