О  НЕКОТОРЫХ  ОСОБЕННОСТЯХ  СУХОПУТНЫХ  КОММУНИКАЦИЙ  СРЕДНЕГО  ЛЕВОБЕРЕЖНОГО  ПОДНЕПРОВЬЯ

Звагельский  Виктор  Борисович

канд.  филол.  наук,  старший  научный  сотрудник  по  специальности  «История  Украины»,  доцент  Сумского  государственного  университета,  г.  Сумы,  Украина

E-mail: 

До  появления  в  ХІХ  в.  железнодорожного  и  автомобильного  транспорта  передвижение  осуществлялось  одними  и  теми  же  средствами  —  верхом,  на  телегах,  запряженных  волами,  на  санях,  на  лодках.  А  поскольку  за  последние  тысячелетия  в  этой  части  Европы  природных  катаклизмов  не  происходило,  то  можно  утверждать,  что  основные  линии  дорог  не  изменились.  Здесь,  правда,  надо  учитывать,  что  русла  рек  постоянно  меняются,  меандрируют,  образуя  многочисленные  поймы,  рукава,  старицы,  а  значит,  меняются  и  места  природных  бродов.  На  Левобережье  это  особенно  характерно  для  средних  Северского  Донца  и  Сейма.  Впрочем,  дороги  выводили  к  конкретному  месту,  поселению,  то  есть  они  были  четко  ориентированы,  и  при  исчезновении  брода  в  одном  месте  отыскивался  где-то  неподалеку  новый  или  устраивался  перевоз-паром.

Дорогами  и  переправами  мог  воспользоваться  и  враг  [4,  с.  7,  24—32].  Тогда  возникала  ситуация,  когда  форсировать  реку  вброд  ему  удавалось  довольно  легко,  а  дальше  движение  было  сковано  высокими  и  крутыми  берегами,  на  которых  устраивались  укрепленные  поселения  —  городища  или  в  более  поздние  времена  небольшие  крепости-остроги  —  что  суть  одно  и  тоже,  которые  и  контролировали  приход  незваных  «гостей»,  но  при  этом  с  нетерпением  ожидая  гостей-купцов  [3,  с.  17—22,  58—61].

Городища  раннего  железного  века,  роменской  культуры,  древнерусские  и  городки-острожки  XVI—XVII  вв.  очень  часто  сооружались  именно  у  бродов  и  паромных  переправ,  что,  конечно,  не  случайно  [7,  с.  82—83].  Более  того,  в  отдельных  случаях  рядом  с  бродами  располагались  и  открытые  поселения  более  ранних  времен  -  мезолита,  неолита  и  бронзы.

Например,  на  Среднем  Северском  Донце  объекты  эпохи  мезолита  открыты  около  с.  Снежковка,  неподалеку  от  известного  Изюмского  брода;  у  с.  Петровское  и  с.  Грушеваха,  расположенных  неподалеку  от  Спеваковского  брода;  у  с.  Райгородок  близ  Славянска,  где  тоже  существовал  ряд  переправ  [12,  с.  106].  Несколько  десятков  памятников  бондарихинской  культуры  также  открыто  на  Среднем  Донце  неподалеку  от  переправ  [1,  с.  116],  там  же  открыты  десятки  объектов  салтово-маяцкой  культуры  [10,  с.  39,  рис.  1].  Эта  закономерность  давно  известна  археологам.  Приведем  еще  несколько  примеров  из  новейших  публикаций.

Н.В.  Блажевич  отмечает,  что  выбор  площадки  под  крепость,  то  есть  при  сооружении  городища,  был  обусловлен  не  столько  размерами  собственно  площадки,  и  даже  не  формой  мыса,  сколько  наличием  брода.  Правда,  исследовательница  приходит  к  такому  выводу  на  примере  поднепровских  городов  Святополча,  Ходорова  и  Ивана,  хотя  указывает,  что  другие  города  Днепровской  оборонительной  линии  (Триполье,  Халепье,  Витачив,  Стайки,  Ржищев,  Балыко-Щучинка,  Григорьевка,  Поселок,  Канев,  Пекари)  тоже  возводились  в  местах,  пригодных  для  переправ  [5,  с.  31—32].

Исследователи  многослойных  поселений  Ходосовка-Диброва,  Лесники,  расположенных  на  берегу  р.  Вита,  объясняют  скопление  разновременных  археологических  объектов  тем,  «что  еще  в  эпоху  бронзы  неподалеку  от  памятника  в  направлении  переправы  возле  Киева  проходил  трансевропейский  лесостепной  путь  (северная  ветвь  )»  [6,  с.  104].

Или  еще  один  пример,  на  этот  раз  с  другого  хронологического  периода.  Так,  исследователи  золотоордынских  памятников,  расположенных  на  юго-западе  междуречья  Ворсклы  и  Сулы  в  середине  —  начале  второй  половины  XIV  в.,  связывают  их  появление  с  попыткой  «осуществлять  полный  контроль  за  Переволочинской,  Кременчугской,  Градизской  и  др.  менее  значительными  днепровскими  переправами»  [2,  с.  72].

Можно  привести  и  другие  более  или  менее  убедительные  примеры,  но  понятно,  что  такая  же  ситуация  была  и  на  других  пограничных  или  и  несколько  удаленных  от  пограничья  со  Степью  реках.

Все  это  свидетельствует  о  наличии  древних  дорог,  которые  сходились  именно  в  местах  переправ,  сами  дороги,  как  справедливо  замечает  известный  знаток  древнерусской  культуры  Л.Е.  Махновець:  «веками  и  тысячелетиями  шли  в  одних  направлениях,  фактически  не  меняясь,  потому  что  долговременной  практикой  были  избраны  лучшие  во  всех  отношениях  маршруты  (кратчайшие  расстояния,  отсутствие  различных  препятствий  —  лесов,  болот,  гор  и  т.  д.)»  [9  с.  91].

Также  следует  учитывать,  что  именно  на  землях  восточного  Левобережья  от  Сейма  до  Северского  Донца  на  протяжении  тысячелетий  происходили  постоянные  контакты  между  представителями  двух  различных  систем  хозяйствования:  скотоводами-кочевниками  и  оседлым  населением  —  земледельцами.  Такая  ситуация  сохранялась  со  времен  неолита  до  позднего  средневековья.  Эти  отношения  не  всегда  были  антагонистическими  —  письменные,  археологические  и  этнографические  источники  свидетельствуют  и  о  торговле,  и  о  браках,  и  о  двустороннем  заимствовании  различных  технологий  в  ремеслах  и  сельском  хозяйстве.  Все  это  отразилось  и  в  языке,  в  частности  в  топонимике.

Многие  из  названий  географических  объектов  хранят  древние  корни  топонимов  разных  языков.  На  индо-европейский  языковой  субстрат  наложились  иранские,  финно-угорские,  балтийские  и  тюркские  элементы.  Славянский  же  слой  был  настолько  мощным,  что  его,  возможно,  тоже  следует  рассматривать  как  субстрат.  Каждый  народ  при  отсутствии  билингвизма  или  создавал  новые  названия,  или,  переосмысливая,  «подправлял»  непонятные  для  него  слова,  приспосабливая  их  под  знакомые  термины,  и,  таким  образом,  по  логике  народной  этимологии  придавал  им  другие,  иногда  противоположные,  значения.  Последнее,  то  есть  контаминация,  является  наиболее  распространенным  явлением.  Речь  идет  о  небольших  географических  объектах  —  озерках,  болотах,  малых  речках,  холмах,  балках,  урочищах.  Теперь  уже  очень  сложно  отыскать  первооснову,  первоначальное  звучание  и  значение  того  или  иного  названия.  Например,  многочисленные  имена  урочищ  Красная  Горка  или  Вишневая  Горка  не  имеют  отношения  к  цвету  или  ягоде,  а  изначально  указывали  на  красоту  и  высоту.  Или  название  села  на  Сумщине  Рябина,  вопреки  устойчивым  местным  трактовкам  не  связано  с  деревом  или  рабством,  а  ранее  указывало  на  расположенный  рядом  раскопанный,  «робленый»  древний  курган.

Наиболее  же  устойчивыми,  консервативными  являются  гидронимы,  довольно  долго  хранятся  и  названия  путей  сообщения  -  дромонимы  и  названия  связанных  с  ними  бродов.  Последнее  актуально  лишь  тогда,  когда  эти  броды  используются.  В  противном  случае  первоначальный  смысл  названия  изменяется,  т.  е.  контаминируется,  приобретая  другие  семантические  оттенки.

Например,  бывшие  гостинцы,  то  есть  дороги,  по  которым  двигались  купцы-гости,  превратились  в  многочисленные  гуски,  гусинцы,  хустки  и  даже  глистянок;  лазы-перелазы,  то  есть  броды  —  на  лозы,  лески,  лозовые  и  даже  романтичных  чорноглазовок.  Эти  два  комплекса  терминов  с  основой  на  гост-  и  лаз-  стали  терять  свой  первичный  смысл  несколько  веков  назад.  Например,  на  Харьковщине  и  Сумщине  и  сейчас  сохранилось  более  30  названий  с  корнем  на  гост-  и  производными  от  него:  Гоcтищево,  Гусевка,  Гусловка,  Гусиная  Поляна,  Гусинка  (старое  название  р.  Гостиниця  под  Ахтыркой)  с  притоком  Гусочка  (рядом  расположены  села  Залесное  и  Залужаны),  Хусь,  Хуст  и  др.

При  этом  в  отдельных  местностях  Подесенья,  в  частности  на  Новгород-Северщине,  Кролевеччине,  Глуховщине,  Путивльщине  и  Конотопщине,  наблюдается  изменение  звука  о  на  у  даже  в  односложных  словах,  то  есть  под  ударением:  конь  -  кунь,  мост  /  муст.  Кроме  этого,  общим  для  всей  славянской  языковой  среды  является  чередование  согласных  с/з  /ж,  х/г,  ст/щ  (гость/густь/хусть,  лазовка/ласовка/лесовка)  и  т.  д.  [13,  с.  69,  133,  288].  Важно,  что  изменение  согласного  (г/х)  прослеживается  по  крайней  мере  с  X  в.  [11,  с.  128—131].

Вообще  названий  рек  и  населенных  пунктов,  связанных  с  понятием  брод,  переправа,  перелаз,  существуют  десятки.  Только  в  указанном  выше  регионе  встречаем  реки  Брод,  Бротениця,  Братеница,  Обратен,  Бородок,  Бродок,  Заброды,  Длинный  и  Круглый  броды  и  др.,  а  также  несколько  десятков  так  называемых  «лозовых»  рек  и  производных  от  них  названий  населенных  пунктов  —  Лозовая,  Лозовенька,  Влезьки,  Черные  Лозы.  Всего  —  около  60  (!)  названий  на  лаз/лоз-,  в  том  числе  такие  прозрачные,  как  Выползово,  Лазуковка,  Водолага,  Власовка,  Чернолозка,  Глазуновка,  Лесовщина,  Лисовка.  Понятно,  что  само  по  себе  название  может  и  не  быть  связанным  с  переправой,  а  занесенным  переселенцами  или  означать  лесок,  колок,  гаек.  Но  если  анализировать  в  комплексе  на  географическом  и  топонимическом  фоне,  то  картина  часто  становится  однозначно  убедительной. 

Например,  название  города  Лисичанск  является  достаточно  характерным,  связанным  якобы  с  рыжим  симпатичным  хищником.  Впрочем,  вблизи  находятся  населенные  пункты  и  урочища:  Переездная,  Лоскутовка,  Подлесное,  Лесная  Дача  —  все  они  расположены  на  Северском  Донце  рядом  с  несколькими  природными  бродами.  Или  еще  один  яркий  пример.  На  Псле  ниже  Гадяча  есть  с.  Лисовка,  рядом  с  ним  с.  Перевоз,  где  находился  известный  Обуховский  брод.

Большая  дорога,  связывающая  низовья  Дона  с  Путивлем,  имела  характерную  особенность  —  в  отличие  от  большинства  других  дорог  ее  трасса  проходила  не  вдоль  рек  по  междуречьям-суходолам,  а  поперек,  пересекая  в  средних  течениях  даже  такие  довольно  значительные  реки,  как  Ворскла,  Псел  и  Сейм.  Эта  особенность  и  отразилась  в  ее  названии  —  Лосицкая.

Также  следует  подчеркнуть,  что  в  документах  XVI—XVIII  вв.  часто  путаются  термины  лаз/перелаз  с  перевозом,  то  есть  броды  путаются  с  паромами.  Например,  Книга  Большому  Чертежу  подает:  «...  на  Малом  Перевозе  ниже  Оскола  верст  20  лазают  татаровя»,  «А  на  Семи  татаровя  перелезали  Семь  реку  ниже  Курска  40  верст,  под  Городенским  городищем;  и  на  том  татарском  Перевозе  ныне  деревни  Рыльского  уезду»  [8,  с.  109]  (подчеркнуто  нами  —  авт.).  Здесь  имеет  место  явное  противоречие,  ведь  понятно,  если  татары  «лазили»  или  “перелезали”,  то  речь  идет  о  «перелазе»,  тоесть  броде,  а  не  о  пароме-перевозе.  Как  видим,  информаторы,  а  скорее  всего  чиновники  и  писцы,  не  различали  этих  терминов,  хотя  в  большинстве  случаев,  где  речь  идет  о  нападениях  татар,  имеются  в  виду  именно  броды-перелазы.  Кроме  этих  примеров,  аналогичную  ситуацию  встречаем  и  во  многих  других  документах  XVI—XVIII  вв.

Такие  же  прозрачные  названия,  как  Караван,  Шлях,  Стан  производные  и  аналогичные,  очевидно,  вообще  не  нуждаются  в  комментариях.

Яркий  образец  народной  номинации  встречаем  у  с.  Ионино  (Глуховский  р-н  Сумской  обл.),  где  два  поля  называются  Большая  Железовщина.  Между  ними  проходит  канава,  некогда  наполненная  водой.  Понятно,  что  каждое  из  этих  полей  относительно  друг  друга  находилось  за  лазом.  Легко  моделируется  схема  —  залазом,  залазовщина,  которая  на  русскоязычном  фоне  превращается  в  железовщину,  а  потом  уже  по-украински  звучит  как  место,  связанное  с  металлом,  железом.

Аналогичная  ситуация  с  названием  с.  Железняк  (Сумской  район),  которое  по-украински  звучит  Зализняк.  По  одной  народной  трактовке  названия  (Залисняк)  это  село  располагалось  «за  лесом»,  хотя  в  этой  части  Украины  лесов  и  сегодня  предостаточно.  Исходя  из  другой  (железо  по-украински  —  «зализо»)  —  там  даже  были  проведены  поиски  железной  руды,  естественно,  безрезультатные.

Итак,  выявить,  где  «за  лесом»  скрывается  бывший  лаз,  сложная  задача.  Здесь  опять-таки  нужно  исходить  из  нескольких  аспектов.  Остановимся  на  них.

Первый  —  обращать  внимание  на  реальное  наличие  или  отсутствие  лесов.  Выглядит  странным  для  этих  земель,  покрытых  огромными  лесными  массивами  (а  в  древности  их  было  значительно  больше),  когда  где-то  неподалеку  реки,  окруженной  теми  же  лесами,  вдруг  случается  название  лесок  или,  что  еще  более  удивительно,  —  перелесок.

Второй  —  надо  учитывать  топонимический  контекст:  наличие  где-то  поблизости  синонимов  или  других  дромонимов.

Третий  —  географические  и  историко-топографические  реалии:  наличие  бродов,  мостов,  дорог,  древних  городищ,  валов,  курганов.

Четвертый  —  фонетический  аспект,  когда  для  определенной  группы  населения  характерны  диалектные  особенности,  в  частности  фонетические,  которые  изменяют  первоначальное  звучание  термина.

Все  вышесказанное,  на  наш  взгляд,  следует  учитывать  при  попытке  установления  размещения  древних  коммуникаций.

Список  литературы:

1. Артеменко  И.И.  Бондарихинская  культура  //  Археология  СССР.  Эпоха  бронзы  лесной  полосы  СССР.  —  М.:  Наука,  1987.  —  360  с. 
2. Артем’єв  А.В.,  Мироненко  К.М.,  Супруненко  О.Б.  Обстеження  золотоординських  пам’яток  на  Полтавщині  //  Археологічні  відкриття  в  Україні  2002—2003  рр.  —  К.:  Корвін-прес,  2004.  —  С.  72—73.
3. Багалей  Д.И.  Материалы  для  истории  колонизации  и  быта  Харьковской  и  отчасти  Курской  и  Воронежской  губерний  в  XVI—XVIII  вв.  —  Харьков:  Типография  К.П.  Счасни,  1886.  —  363  с.
4. Беляев  И.  О  сторожевой,  станичной  и  полевой  службе  на  польской  украйне  Московскаго  государства,  до  царя  Алексея  Михайловича  //  Чтения  в  Императорском  обществе  истории  и  древностей  российских  при  Московском  университете.  —  1846.  —  №  4.  —  С.  5—60.
5. Блажевич  Н.В.  Святополч,  Ходоров,  Иван:  сравнительный  анализ  эволюции  раннесредневековых  городов  /  /  Историко-археологический  семинар  «Чернигов  и  его  округа  в  IX—XIII  вв.».  —  Чернигов:  Сіверянська  думка,  1990.  —  С.  31—32.
6. Готун  І.А.,  Гаскевич  Д.Л.,  Лисенко  С.Д.  Вивчення  старожитностей  первісної  доби  біля  с.Ходосівка  //  Археологічні  відкриття  в  Україні  2002—2003  рр.  —  К.:  Корвін-прес,  2004.  —  С.  104—106.
7. Звагельський  В.Б.  Про  забуту  середньовічну  дорогу  з  Посейм’я  у  Подонцов’я  //  Вісник  Харківського  національного  університету  імені  В.Н.  Каразіна.  №  906.  Серія:  Історія  України.  Українознавство:  історичні  та  філософські  науки.  —  2010.  —  Вип.  13.  —  С.  82—90.
8. Книга  Большому  Чертежу.  М.:  Наука,  1950.  —  288  с.
9. Махновець  Л.Є.  Про  автора  «Слова  о  полку  Ігоревім».  —  К.:  Видавництво  Київського  університету,  1989.  —  264  с.
10. Михеев  В.К.  Подонье  в  составе  хазарского  каганата.  —  Харьков:  Изд-во  при  Харьковском  университете,  1985.  —  118  с.
11. Півторак  Г.П.  Формування  і  діалектна  диференціація  давньоруської  мови.  —  К.:  Наукова  Думка,  1988.  —  172  с.
12. Телегин  Д.Я.  Мезолит  Юго-Запада  СССР  (Украина  и  Молдавия)  /  /  Археология  СССР.  Мезолит  СССР.  —  М.:  Наука,  1989.  —  370  с.
13. Черных  П.Я.  Историческая  грамматика  русского  языка.  —  М.:  Просвещение,  1952.  —  310  c.