ЗАБАСТОВКА КАК ФОРМА ПРОТЕСТА ШАХТЁРОВ КУЗБАССА ВО ВРЕМЯ ПЕРЕХОДА К РЫНОЧНЫМ ОТНОШЕНИЯМ (1992—1999 гг.)

Соловенко Игорь Сергеевич

канд. ист. наук, доцент ЮТИ ТПУ, г. Юрга

E-mail: igs-71@rambler.ru

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Администрации Кемеровской области, проект № 11-11-42009а/Т.

Забастовка была наиболее популярной формой протеста среди шахтёров Кузбасса на протяжении всего анализируемого периода, особенно до начала «рельсовых войн» в мае 1998 г. Накануне рыночных реформ, используя данную форму протеста, рабочие угольной отрасли сумели добиться многих поставленных задач, что укрепило их веру в эффективность стачечной борьбы. Забастовка как средство отстаивания социально-экономических прав имела много необходимых в шахтёрском движении положительных сторон. В первую очередь демонстрационный характер выражения протеста. Любая остановка производственного процесса обращала внимание не только со стороны руководства предприятий и угольной отрасли, но и общественности. В ходе забастовочного движения определялись цели и задачи горняков, формировалась реальная солидарность трудящихся, вырабатывался механизм борьбы, выдвигались лидеры и т. д. Отдельные остановки трудовой деятельности перерастали в широко­масштабные стачки, порой достигая всероссийского уровня. Вместе с тем, даже во время наиболее крупных забастовок, всегда отдельные участки шахт и разрезов продолжали работать для обеспечения деятельности котельных и других объектов жизнеобес­печения города.

Ещё в 1990-е гг. историк Л.А. Гордон заметил, что «шахтёры значительно чаще участвовали в забастовках, в то время как не шахтёры — в митингах» [5, с. 167]. Популярность и эффективность забастовок, прежде всего, в период подъёма протестного движения шахтёров Кузбасса (1992—1996 гг.) объясняется следующими причинами. Во-первых, большинство забастовок и призывов к забастовкам получали поддержку директорского корпуса, видевшего в них возможность выбивания дополнительных средств из Москвы. Во-вторых, в первые годы рыночных преобразований власть пыталась заигрывать с шахтёрами (хотя и вялая, запоздалая реакция на забастовки всё же была). В-третьих, уровень солидарности, совместных действий горняков страны в первой половине 1990-х гг. был выше, чем во второй половине данного десятилетия, когда жёсткие условия рыночного выживания заставляли больше думать о собственных интересах.

Важнейшей особенностью забастовочного движения шахтёров Кузбасса в начале рассматриваемого периода являлся стихийный характер борьбы. Забастовки вспыхивали на отдельных шахтах, требования рабочих носили узкий спектр и не имели широкой поддержки. Не было единодушия по вопросу остановки предприятия и в самом трудовом коллективе. Инициаторами остановок предприятий, как правило, выступали рабочие подземной группы: проходчики и забойщики. Представители других рабочих профессий угольной отрасли были в тени протестных событий. В итоге отдельные, разрозненные забастовки 1992 г. мало что решили.

В следующем году шахтёры Кузбасса предприняли меры по объединению усилий для проведения совместных акций протеста. Забастовки горняков поддержали Росуглепрофсоюз, НПГ, КПРФ и другие общественно-политические силы. Однако в шахтёрской среде не нашлось лидеров и сил способных связать общие интересы угледобытчиков. В итоге увеличение количества забастовок так и не переросло в качественное состояние борьбы угледобытчиков.

После динамичного развития стачечного движения в 1993 г., уже в конце данного года забастовка как форма протеста испытала кризис. Её эффективность оказалась низка, а удар по экономическим показателям бастующих предприятий ощутимым. Поэтому в конце 1993 г. отдельные горняки Кузбасса уже всерьёз сомневались в действенности забастовки как формы протеста [4]. Стачечное движение серьёзно подрывали разрозненные действия шахтёрских профсоюзов — НПГ и Росуглепрофсоюза, которых больше заботило укрепление влияния на угледобытчиков, чем результаты их борьбы. Отказывались проявлять забастовочную солидарность с рабочими шахт работники всех пяти разрезов Кузнецкого края [2, л. 16].Знаковым событием в забастовочном движении кузбасских горняков стал их отказот участия во всероссийской шахтёрской стачке, которая прошла в декабре 1993 г. [6, с. 61].

Забастовки в дальнейшем не прекратились, но они были ещё более разрозненными, а порой имели обратный эффект. После варварского закрытия в июле 1994 г. шахты «Черкасовская» («Прокопьевскуголь») шахтёры начали воспринимать угрозу закрытия более серьёзно. Последующие события показали, что очень часто забастовки подталкивают отраслевое руководство принимать решение о закрытии предприятий. Следствием стало то, что работники убыточных шахт стали бояться бастовать, и забастовка стала «приви­легией» наиболее рентабельных угольных предприятий [3, с. 254].

В качестве примера, подтверждающего данную мысль, часто упоминают события на одной из крупнейших прокопьевских шахт — «Центральная», которая никогда не стояла в планах на закрытие, а решение о её ликвидации было принято «Росуглём» после двухмесячной забастовки работников шахты (декабрь 1996 г. — январь 1997 г.) из-за многомесячных задержек заработной платы. В нарушении принятых норм и законов её ликвидация проводилась без предварительной подготовки, без специального технико-экономического обоснования, учитывающего интересы уволенных. Работники без их согласия, целыми участками переводились на другие шахты, не получая каких-либо выплат и компенсаций. Многих увольняли с формулировкой «в связи с сокращением объёмов производства», что лишало их ряда законных льгот. Шахтёры в своём большинстве считали неожиданное закрытие шахты «Центральная» попыткой преподать урок всем угольщикам Кузбасса [5, с. 167—168].

В середине 1990-х гг. динамично увеличивалась задолженность по заработной плате шахтёров, что объективно подталкивало их на отстаивание своих трудовых прав. Главной особенностью периода 1994—1997 гг. стала практика, когда бастующие коллективы выбивали средства, в основном, только для себя. Разочарование в солидарности, отсутствие серьёзных политических союзников, неадекватная реакция Правительства и Администрации Кемеровской области гасили веру в возможности забастовки как средства достижения социально-экономических результатов. Эффективность забастовок шахтёров Кузбасса, как и в советский период [1, л. 57], подрывалась поставками угля из-за рубежа. Многие горняки, вступая в забастовку, уже думали не о родном предприятии, а о возвращении зарплаты и последующем увольнении.

Забастовочное движение показало, что у шахтёров нет признанных лидеров, они не доверяли профсоюзам, политическим партиям, руководству страны. Горняки были способны бороться за свои права, но не видели перед собой ясных целей, конкретных задач, верных решений. Не было и единства в их действиях. Костяк забастовочных комитетов шахтёрских городов края, как правило, составляли представители 2—3 шахт. В отличие от периода забастовок 1989—1991 гг. в эпоху рыночных преобразований у горняков не было таких сильных представительных органов как рабочие комитеты, которые в советское время имели постоянно действующую группу консультантов из числа экономистов, юристов, историков, философов, инженеров [7, с. 63]. Всё это вело к стихийности и низкой степени эффективности стачечного движения.

В силу особенностей Кузбасса протестное движение здесь разви­валось несколько иначе. В 1995—1998 гг. ситуация в Кузбассе характеризовалась проведением коллективных акций протеста. В них принимали участие представители различных отраслей, но наиболее активными были шахтёры и учителя. Таким образом, забастовки уже не являлись столь демонстрационной формой протеста как в начале рыночных реформ.

Авторитет забастовок подрывался нередкими фактами пьянства и не дисциплинированностью участников [8].Введение сухого закона как это было во время стачки шахтёров Кузбасса в 1989 г. [7, с. 56] было весьма проблематично потому, что уровень сознания и организованности многих забастовщиков явно уступал тому периоду времени. Пили «с горя», своё пьянство во время акции протеста рабочие, как правило, объясняли отсутствием денег.

Особого успеха забастовки не имели, но они способствовали объединению горняков страны, выработке общей стратегии и тактики борьбы. Тем более не прервали хронические задержки зарплаты и такие радикальные формы протеста как: подземная «забастовка», захват заложников, блокада важнейших железнодорожных магис­тралей и др. Поэтому шахтёры продолжали использовать забастовку как форму протеста в последующие годы, при этом больше стали уделять внимания таким аспектам протестного движения как организо­ванность, солидарность и содержание требований.

Список литературы:

1. Архивный отдел администрации г. Берёзовского Кемеровской области. Ф. 39. Оп. 1. Д. 10.
2. Архивный отдел администрации г. Прокопьевска. Ф. 31. Оп. 1. Д. 320.
3. Борисов В.А. Забастовки в угольной промышленности (анализ шахтёр­ского движения за 1989—99 гг.). — М.: ИСИТО, 2001. — 416 с.
4. Васильев В., Живописцев М. Забастовка: «за» и «против» // Кузбасс (Кемерово). 1993. 30 ноября.
5. Гордон Л.А. Крутой пласт: Шахтёрская жизнь на фоне реструктуризации отрасли и общероссийских перемен / Под ред. Л. Гордона, Э. Клопова, И. Кожуховского. — М.: Комплекс-Прогресс, 1999. — 352 с.
6. Забастовки. Зарубежный и отечественный опыт / Ю.Н. Миловидова, А.Н. Крестьянинова. — М., 1998. — 208 с.
7. Лопатин Л.Н. История рабочего движения Кузбасса. — Прокопьевск: «Пласт 1», 1995. — 304 с.
8. Цыряпкин А. Пьяный на шахте — почти обыкновенно. Администрации предприятий решаются на жёсткие меры // Кузбасс. 1995. 25 февраля.