ПЕРЕМЕНА ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ В МАТРИМОНИАЛЬНЫХ ЦЕЛЯХ В СРЕДЕ ДОНСКИХ КАЗАКОВ В 1-Й ПОЛ. XIX В.

Филяревич Татьяна Сергеевна

магистр ист. наук, соискатель 2 года обучения ЮФУ,
г. Ростов-на-Дону

Е-mail: kachurka@bk.ru

В среде донского казачества, большая часть которого придерживалось православия, было довольно значительное число старообрядцев; причем последние в повседневной жизни мало отделяли себя от казаков-православных. Проживание в одной станице, совместное участие в станичном управлении и военная служба создавали предпосылки для тесного общения и довольно терпимого отношения представителей разных вероисповеданий друг к другу, нередки были и случаи браков между старообрядцами и православными. Православная церковь, имея преимущество государственной поддержки, использовала все меры для обращения раскольников к государственной религии, и, вероятно, одним из наиболее эффективных средств было брачное законодательство.

Согласно указам Синода от 15 мая 1722 г. и от 16 июля того же года, при заключении брака православных и старообрядцев последние должны были давать присягу «что им впредь расколу не содержать» [10, с. 741]. Эта норма содействовала значительному увеличению числа православных среди казаков, о чем свидетельствуют дела Донской духовной консистории. В фонде консистории множество однотипных дел — прошений на имя архиепископа с просьбой приказать местным священникам присоединить к «греко-российской» церкви и затем повенчать. Т. е. в самом прошении вначале говорится о желании заключить брак, а затем уже о готовности принять православие. Другой вид документа — рапорты священников приходских церквей (тексты прошений не сохранились), в этих рапортах также часто упоминается о принятии православия и о последующем венчании, при этом временной промежуток между этими событиями бывает так мал, что не оставляет сомнения в мотивах, побудивших к смене вероисповедания. Так, казак Иван Бородачев из ст. Николаевской перешел в православие 13 января 1850 г., венчался 20 января того же года, казак Дмитрий Байдалин той же станицы, присоединен 13 января 1850 г., вступил в брак 27 января того же года [4, с. 18—20]. Иногда конкретные даты в документах не указываются: так, священник Николаевской станицы рапортует, что двое старообрядцев «по присоединении в настоящем году вступили в законный брак с православными лицами» [4, с. 22], при этом формулировка «по присоединении» означает ни что иное как «сразу после присоединения» и не оставляет сомнения о причинах, побудивших к этому поступку. 

Обращение к православию часто являлось способом преодоления жестких  ограничений, господствовавших в среде староверов, по отношению к супружеству, что ярко просматривается на примере разводов и повторных браков. Хотя каждое из вероисповеданий негативно относится к третьему браку и допускает его лишь в крайних случаях, опираясь на 50-е правило Василия Великого «на троебрачие нет закона» [12], однако факты свидетельствуют о том, что третий брак проще было заключить в православной церкви. К примеру, в  прошении казака Памфила Чикункова, старообрядца, указано, что он был уже женат дважды, имеет двух сыновей, и вторая жена его умерла. При этом Чикунков сетует, что дети находятся на «только одном моем призрении, каковыя обстоятельства вынуждают меня женится еще по обряду уже нераскольническому, а православной веры» [1, с. 1].

Аналогична ситуация и с разводами, которые также не допускались в среде старообрядцев. При этом согласно указу Синода от 14 августа 1808 г. браки старообрядцев, венчанные«вне церкви, в домах и часовнях и неизвестными бродягами» [11, с. 625] считались незаконными, и такая норма открывала, при обращении за помощью к официальной церкви, путь к заключению второго брака при жизни первого из супругов. Как отмечает Н.Н. Великая, в среде гребенских казаков, переход из старообрядчества в православие был для некоторых способом решить свои семейные проблемы [8]; аналогична была ситуация и в среде донского качества. Так, казак Камышановской станицы, старообрядец Иван Агеев просит расторгнуть его брак со старообрядкой, и, присоединив его к господствующей церкви, обвенчать с православной. При этом Агеев (или же те, кто помогали ему составлять прошение) прекрасно осведомлены об условиях признания браков недействительными: в прошении указано, чтоАгеев повенчан «каким-то раскольническим попом в простой избе» [2, с. 1].

Некоторые дела под прикрытием канцеляризмов повествуют о настоящей борьбе, которая разворачивается в среде старообрядцев между поколениями отцов и детей. В прошении на имя епископа Воронежского и Черкасского Епифания жена урядника Верхнечирской станицы Ирина Понкратова описывает фактический раскол в семье: ее родители и родители ее мужа старообрядцы, сама же Ирина и урядник Кирей Киреев венчались в православной церкви, и теперь родители желают удержать детей в «своей секте всеми мерами недопускает быть в числе правоверных чад Греко-российской церкви» [9, с. 1]. По словам Ирины, чтобы опорочить их брак родители утверждают, что ее муж уже женат на старообрядке Татьяне Кирсановой. 

Причины этого конфликта кроются все в том же отрицательном отношении старообрядцев к разводам. Как показало следствие, урядник Киреев к моменту заключения православного брака действительно был женат, имел дочь 8-ми лет. Отношения с женой не сложились: по показаниям и Кирея, и первой жены Татьяны, они уже несколько лет живут раздельно, Татьяна, ссылаясь на слабое здоровье, дала Кирею письмо, где указывает, что Кирей может жениться на другой с условием «должной для ее содержания наградою» [9, с. 66]. По сути, ясно видно обоюдное желание супругов развестись, причем, выражаясь современным языком, при условии выплаты алиментов. Но, вероятно, родители удерживают их от этого шага и не позволяют Кирею жить со своей новой женой Ириной. Зная настроение общества и родителей, не согласных на развод, Киреев вынужден обратиться за помощью к православной церкви. В своих показаниях он утверждает, что узнал от людей о незаконности сожительства с первой женой и поэтому женился вторично уже в православной церкви. Здесь урядник явно лукавит: он женился во второй раз не потому, что узнал о незаконности первого брака, а потому что хотел жениться на другой. В любом случае, он очень хорошо подготовился к ведению дела, и в своих показаниях утверждает, что брак был заключен попом старообрядцем, имени которого не знает, в простом доме. В итоге, конечно, брак со старообрядкою был признан недействительным, а родителей  обязали их дать подписку, чтобы они не препятствовали совместному жительству Кирея и его второй жены. Правда, пострадал и сам истец: его дочь признали незаконнорожденной, а самого Киреева должны предали светскому суду за незаконное сожительство.

Итак, брачное законодательство эффективно способствовало увеличению православных прихожан, правда, для некоторых обещание «впредь расколу не содержать» являлось не более чем формальностью. Эту проблему поднял в своем рапорте благочинный г. Новочеркасска: «Из раскола присоединяются к православию по большей части для того, чтобы вступить в брак… а по вступлении в брак, давши на перед подписку до конца жизни содержать православную веру, опять делаются раскольниками» [6, с. 1] и даже привлекают к старообрядчеству своих детей. Консистория пыталась бороться с этим явлением путем увещаний через местных священников и в самом присутствии консистории, обращались за помощью также к наказному атаману Войска донского, однако все попытки вернуть старообрядцев в лоно православия не увенчались успехом.

Однако есть и исключения из общей тенденции, когда при заключении брака православные переходили в старообрядчество. Во Втором Донском окружном судном начальстве было заведено дело на казака Ивана Инькова, который женился вторым браком на Анисье Васильевой «и с того времени и по примеру жены своей принял и он и исполняет доныне старообрядческую Веру». [3, с. 1] Нельзя однозначно сказать, что именно руководило выбором этого человека, когда он по примеру своей жены переменил вероисповедание. К моменту вступления в брак он уже не был юношей (ему было не менее 30 лет), был женат и в 1832 г. пережил смерть жены. Его избранница, Анисья Васильева, была вдовой с четырьмя детьми на руках. Возможно, одинаковая тяжелая ситуация сблизила этих людей, а будущая супруга-старообрядка оказалась сильнее характером своего избранника, или же казак Иньков еще до брака был подготовлен к принятию старообрядчества (во Втором Донском округе было множество старообрядцев). Впрочем, вероятнее всего, религиозные соображения имели в этом союзе не первостепенное значение: после того, как в судном начальстве было заведено дело,супруги выразили желание «подкрепить брак свой в православной церкви» [3, с. 6]. Скорее всего, это решение было спровоцировано тем, что их брак мог быть признан незаконным, т. к. венчался вне церкви, и в интересах семьи было совершить обряд еще раз, но уже у православного священника.

Еще один пример перехода в старообрядчества — брак казака Семена Касова, православного, принявшего раскол в 1834 г. после женитьбы на Авдотье Фалькиной [8, с. 294]. В этом случае известен источник религиозного влияния: будущая семья жены и, прежде всего, ее отец, казак Иван Фалькин. Среди казаков нередки были случаи, когда муж жил в семье жены, в этом случае, естественно, ее глава мог диктовать условия новому члену домохозяйства. Вместе с тем, в 1847 г. во время прохождения военной службы на Кавказе, когда влияние семьи ослабевает и заменяется влиянием однополчан и офицеров, большею частью православных, Касов вновь возвращается к православию [5, с. 143].

Итак, перемена вероисповедания в связи с заключением брака было довольно частым явлением в среде донских казаков, причем в браках между старообрядцами и православными чаще всего выбор делался в пользу православия, что обуславливалось политикой государства. Однако встречались и случаи перехода в старообрядчество, которые были связаны с причинами личного характера. В целом обстоятельства этих дел показывают, что вопросы религии по сравнению с вопросами семейных отношений могли отодвигаться на второй план. 

Список литературы:

1. ГАРО. Ф. 226. Оп. 1. Д. 1039.
2. ГАРО. Ф. 226. Оп. 1. Д. 1916.
3. ГАРО. Ф. 226. Оп. 1. Д. 2849.
4. ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 2348.
5. ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 2847.
6. ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 2869.
7. ГАРО. Ф. 226. Оп. 2. Д. 2957.
8. ГАРО. Ф. 272. Оп. 2. Д. 189. 
9. Великая Н.Н. Официальное православие и гребенские казаки в XVIII — начале XX в. // Южнороссийское обозрение ЦСРИиП ИППК при РГУ и ИСПИ РАН. — 2003. — Вып. 16. [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.kavkazoved.info/images/myfls/files/uro16.pdf(дата обращения:07.09.2012).
10. О показании священникам в книгах о исповедавшихся и не явившихся на исповедь прихожан, о штрафах за небытие на исповеди, о наблюдении священникам, чтобы прихожане их ходили в церковь по праздничным дням, о несовершении таинств раскольническим учителям и о нераспространении раскольникам их лжеучения: закон Сенатский обще с Синодом от 16 июля 1722 г. п. 6. // Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. СПб.,1830. — Т. 6. — 816 с.
11. О распубликовании указа Святейшего Синода 14 августа 1808 года, чтобы дела о людях, вступивших в брак по раскольническому обряду, рассматривать и судить гражданским, а не духовным правительством: закон Сенатский от 19 июля 1827 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. 2. СПб., 1830. — 1138 с. С. 626. 
12. Правила Святого Василия Великого. [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL:http://krotov.info/acts/canons/0370vasi.html (дата обращения: 02.09.2012).