СИМУЛЯКР  И  ТРАНСГРЕССИЯ  В  ФИЛОСОФСКОМ  ДИСКУРСЕ:  СПЕЦИФИКА  КОНЦЕПТОВ  СОВРЕМЕННОЙ  ОНТОЛОГИИ

Фаритов  Вячеслав  Тависович

канд.  филос.  наук,  доцент  Ульяновского  государственного  технического  университета,  РФ,  г.  Ульяновск

E-mail:  vfar@mail.ru

SIMULACRUM  AND  TRANSGRESSION  IN  PHILOSOPHICAL  DISCOURSE:  SPECIFICITY  CONCEPTS  OF  MODERN  ONTOLOGY

Vyacheslav  Faritov

candidate  of  Science,  assistant  professor  of  Ulyanovsk  State  Technical  University,  Russia,  Ulyanovsk

АННОТАЦИЯ

В  предлагаемой  статье  рассматривается  процесс  преобразования  категориально-понятийного  аппарата  в  современном  философском  дискурсе.  На  основе  анализа  таких  концептов  современной  неклассической  философии,  как  симулякр  и  трансгрессия,  эксплицируется  специфический  статус  онтологии  на  данном  этапе  развития  философской  мысли. 

ABSTRACT

This  article  examines  the  process  of  converting  categorical  conceptual  apparatus  of  the  modern  philosophical  discourse.  Based  on  the  analysis  of  modern  non-classical  concepts  of  philosophy,  as  a  simulacrum  and  transgression,  explicated  specific  status  of  ontology  at  this  stage  of  development  of  philosophical  thought.

Ключевые  слова:  симулякр;  трансгрессия;  дискурс;  онтология;  перспектива. 

Keywords:  simulacrum;  transgression;  discourse;  ontology  perspective.

Современная  неклассическая  онтология  характеризуется  установкой  на  кардинальную  переработку  категориально-понятийного  аппарата.  Исчезают  понятия  классической  метафизики,  такие  как  сущность,  субстанция,  истина,  трансценденция.  Их  место  в  философском  дискурсе  занимают  новые  концепты,  появление  которых  обусловлено  сущностными  преобразованиями  в  области  онтологии.  Меняется  понимание  бытия  —  настолько,  что  употребление  самого  термина  «бытие»  становится  проблематичным.  В  постструктурализме,  как  одном  из  наиболее  симптоматичных  направлений  неклассической  философской  мысли,  место  бытия  и  сущего  занимает  симулякр,  а  место  трансценденции  —  трансгрессия. 

Сам  термин  «симулякр»  возникает  еще  в  переводах  Платона  на  латинский  язык,  однако  наибольшее  употребление  и  современное  значение  получает  только  в  ХХ  столетии  в  концептуальных  разработках  Ж.  Батая  [5],  Ж.  Делеза  [8]  и  Ж.  Бодрийяра  [7].  Как  отмечает  Н.А.  Балаклеец,  симулякр  представляет  собой  «пустой  знак  с  выхолощенной  семантикой,  голую  форму,  рациональное  и  эмоциональное  наполнение  которой  зависит  от  индивидуального  сознания  конкретного  потребителя»  [2,  с.  125].  Симулякр  как  онтологический  феномен  характеризуется  двойной  направленностью:  с  одной  стороны,  он  избегает  сущности,  выпадает  из  порядка  фундирования  и  репрезентации,  а  с  другой  —  имитирует  то,  чем  он  не  является,  а  именно  —  сущее,  бытие,  понятие.  В  силу  этой  двойственности  симулякры  нельзя  изобличить  в  простой  фальсификации  —  как  отмечает  П.  Клоссовский,  они  не  являются  «псевдопонятиями»,  которые  можно  было  бы  разоблачить,  опираясь  на  методологию  позитивизма  [9].  Симулякры  скорее  напоминают  поведение  актеров  на  сцене:  представляя  то,  чем  они  не  являются,  они  не  стремятся  скрывать  неистинность  происходящего.  Игра,  видимость  и  неподлинность  составляю  сам  способ  их  существования.

Классическая  метафизика  выстраивает  замкнутую  перспективу  с  единым  фиксированным  центром  и  конституирует  четко  определенные  понятия,  устанавливающие  диктатуру  тождества  и  отграничивающие  одно  тождество  от  другого.  Однако  конструктивный  характер  претендующего  на  самодостаточный  статус  понятия  выступал  в  качестве  камня  преткновения  философских  систем  на  протяжении  нескольких  столетий.  Как  отмечает  Т.  Адорно:  «Познание  давно  ломало  себе  голову,  оно  набило  немало  шишек,  размышляя  над  тем,  как  мало  совпадает  отдельно  существующее  со  своим  высшим  понятием;  как  прозрачно  это  отдельное,  как  трудно  поэтому  интерпретировать  его  как  последнее,  как  причину  и  основание.  После  добротных  выводов  гегелевской  логики  это  единичное  есть-не-просто-в-себе-но-в-себе-свое  другое  и  связано  с  другим.  То,  что  есть,  больше,  чем  оно  есть.  Это  больше  (Mehr)  не  дано  единично  извне,  а  сохраняется  в  качестве  имманентного  вытесненного  [из  есть  и  является  им]  (ist)»  [1,  с.  148].  Отдельно  существующее,  не  совпадающет  со  своим  понятием,  поскольку  не  является  продуктом  одной  бытийно-смысловой  перспективы.  Оно  не  замкнуто,  но  открыто  различным  перспективам  и  их  векторам,  существует  на  их  пересечении  как  точка,  узел  схождения  и  расхождения,  оно  —  больше,  чем  оно  есть  по  своему  понятию.  Оно  и  существует  в  качестве  этого  неразрешимого  и  несводимого  к  единству  «больше». 

И.  Кант  отправляет  это  «больше»  (Mehr)  в  трансцендентную  область  вещей  в  себе.  Светлый  мир  сознания,  сконституированный  из  созерцаний  и  категорий  и  завершенный  идеями  чистого  разума,  оказывается  навсегда  отделен  от  этого  погруженного  в  трансцендентное  «больше».  Гегель  предпринимает  попытку  высвобождения  того,  что  превосходит  замкнутое  себетождественное  понятие,  из  непознаваемой  потусторонности  трансцендентного.  Но  он  делает  это,  оставаясь  на  почве  самих  понятий:  исходя  из  понятий  пытается  выйти  за  их  границы.  Гегель  не  хочет  отказаться  от  понятий  и  вступить  в  область  симулякров,  хотя,  в  конечном  итоге,  именно  к  этому  и  ведет  движение  его  мысли.  Но  он  стремится  во  что  бы  то  ни  стало  сохранить  понятие  как  понятие. 

Симулякры  выявляют  множественный  и  конструктивный  характер  понятий,  раскрывают  их  притязание  на  фиксированную  определенность  и  самотождественность,  раскрывают  зыбкость  и  проницаемость  их  границ.  Симулякры  осуществляют  трансгрессию  понятий.  Но  симулякры  не  являются  истиной  понятий,  их  подлинной  сущностью.  Они  представляют  собой  только  конструкты  другого  режима  функционирования  философского  дискурса,  который  сам  по  себе  не  более  истинен,  чем  производящий  замкнутые  понятия  метафизический  режим.  В  перспективе  трансгрессии  понятия  (неклассическая  философия)  разлагаются  как  цвет  на  спектр  переходящих  друг  в  друга  и  не  имеющих  четких  границ  полутонов  и  оттенков,  в  перспективе  трансценденции  (классическая  метафизика)  —  полутона  и  оттенки  сгущаются  в  четко  отграничиваемые  друг  от  друга  цвета. 

М.  Бахтин,  а  вслед  за  ним  Р.  Барт  в  своих  исследованиях  художественных  текстов  [6;  4]  раскрывали  в  одном  слове,  в  одном  голосе  интерференцию  двух  разнонаправленных  голосов.  Здесь  нет  никаких  ограничений  количественного  характера,  и  одно  слово,  голос  или,  перспектива  бытия  могут  конституироваться  на  пересечении  множества  гетерогенных  перспектив,  что  и  происходит  в  трансгрессивном  режиме.  Бытийно-смысловую  единицу,  с  одной  стороны,  выступающую  полем  подобной  интерференции,  а,  с  другой  стороны,  симулирующую  однонаправленность  и  самотождественность,  следует  определять  в  качестве  симулякра.  Дискурс  не  в  состоянии  раскрыть  множественность  и  гетерогенность  в  чистом  виде,  поскольку  любая  попытка  представить  нетождественное  в  понятии  ведет  к  его  отождествлению.  Постулирование  нетождественного  в  качестве  невыразимого  возвращает  философский  дискурс  назад  к  метафизическим  построениям.  Невыразимое  —  это  трансцендентное  тождество,  одно  из  самых  жестких. 

Мы  можем  лишь  предположить,  что  в  мифические  или  еще  более  древние  эпохи  ситуация  была  иной:  что  тогда  из  разряда  невозможного  была  задача  раскрыть  тождество,  привести  множество  к  единству,  хаос  к  порядку.  Возможно,  из  этих  усилий  по  преодолению  чистой  множественности  и  гетерогенности  бытия  в  незапамятные  времена  и  начали  складываться  первые  формы  дискурсов.  Подобные  гипотезы  можно  найти  в  работах  Ф.  Ницше  [10].  Так  это  или  нет,  сейчас  (в  смысле  исторического  культурного  времени)  все  дискурсы  сконституированы  на  базе  тождества  —  обратных  примеров  мы  не  найдем. 

Однако  существуют  режимы  функционирования  дискурсов,  для  которых  конститутивными  являются  множественность  и  гетерогенность.  Одним  из  таких  является  трансгрессивный  режим.  Поскольку  это  режим  дискурсов,  у  него  нет  иного  пути,  кроме  как  двигаться  от  понятийных  тождеств:  «Пусть  поэзии  открывается  путь,  на  который  всегда  вставал  человек,  ощутив  потребность  избавить  себя  от  непомерной  власти  языка,  но  ведь  кроме  языка  у  нас  и  нет  другого  пути»  [5].  Из  этой  дилеммы  возникают  симулякры.  Они  играют  в  понятия,  язык,  тождество,  в  действительности  ничем  из  этого  не  являясь.  Отсюда  неуловимость  симулякра  для  трансценденталистского  режима  —  его  нельзя  зафиксировать,  подчинить  иерархической  системе.  Он  подобен  вирусу,  который,  проникая  в  систему  обманом,  захватывает  и  перекодирует  ее,  —  с  той  разницей,  что  вирус  имеет  вполне  определенную  идентичность,  а  симулякр  —  нет.  Поскольку  он  лишен  центра,  означаемого,  идентичности,  невозможна  определенность  в  отношении  того,  с  чем  именно  имеешь  дело.  Это  перманентно  преобразуемая  множественность  в  оболочке  тождества,  Протей  в  овечьей  шкуре. 

  Симулякр  нейтрализует  порядок  репрезентации:  он  не  может  ничего  выражать  в  силу  отсутствия  означаемого,  а  точнее,  множественности  равноправных  претендентов  на  этот  статус,  из  которых  невозможно  сделать  выбор.  Множественность  не  поддается  репрезентации,  симулякр  может  лишь  симулировать  наличие  означаемого,  которое  у  него  отсутствует  в  действительности.  «На  первой  стадии  эта  знаковая  реальность  отсылает  к  некой  иной  реальности,  божественной  или  природной,  она  замещает  репрезентирует  ее.  Впоследствии  знаки  становятся  все  более  свободными  и  самодостаточными,  они  эмансипируются  и  десакрализируются»  [3,  с.  120].

Хотя  симулякр  является  специфическим  концептом  постструктуралистского  подхода,  в  целом  можно  отметить,  что  он  отражает  наиболее  существенные  преобразования  в  современной  онтологической  мысли.  Характер  этих  преобразований  является  настолько  значительным,  что  в  ряде  случае  не  будет  преувеличением  говорить  о  конце  онтологии  как  таковой.  Симулякру  уже  не  отвечает  никакое  бытие,  никакое  сущее.  Данный  концепт  следует  признать  антионтологическим  по  своему  содержанию. 

Список  литературы:

1. Адорно  Т.В.  Негативная  диалектика.  М.:  Научный  мир,  2003.  —  374  с.
2. Балаклеец  Н.А.  Особенности  понимания  идентичности  в  современном  мире  //  Знание  и  понимание:  сферы  и  границы:  сборник  научных  трудов.  Ульяновск:  УлГТУ,  2010.  —  С.  121—130.
3. Балаклеец  Н.А.  Способы  познания  социального  пространства  //  Познание:  многообразие  путей,  форм  и  когнитивных  практик:  сборник  научных  трудов.  Ульяновск:  УлГТУ,  2011.  —  С.  114—122.
4. Барт  Р.  S/Z.  М.:  Академичский  проект,  2009.  —  373  с.
5. Батай  Ж.  Внутренний  опыт.  [Электронный  ресурс].  Режим  доступа.  —  URL:  http://books.  sh/blib_139017.html  (дата  обращения:  05.03.15).
6. Бахтин  М.  Проблема  поэтики  Достоевского.  М.:  «Советская  Россия»,  1979.  —  320  с.
7. Бодрийяр  Ж.  Символический  обмен  и  смерть.  М.:  Добросвет,  2000.  —  387  с.
8. Делёз  Ж.  Логика  смысла.  М.:  Академический  проект,  2011.  —  472  с.
9. Клоссовски  П.  Симулякры  Жоржа  Батая  //  Танатография  Эроса:  Жорж  Батай  и  французская  мысль  ХХ  века.  СПб:  Мифрил,  1994.  —  С.  79—91.
10. Ницше  Ф.  По  ту  сторону  добра  и  зла.  Прелюдия  к  философии  будущего  //  Полное  собрание  сочинений:  В  13  томах.  Т.  5:  По  ту  сторону  добра  и  зла.  К  генеалогии  морали.  Случай  «Вагнер»  /  Ф.  Ницше.  М.:  Культурная  революция,  2012.  —  С.  7—229.