С. КРЖИЖАНОВСКИЙ ПРОТИВ Р. ДЕКАРТА: НЕОСУЩЕСТВЛЕННЫЙ ПОДХОД К РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ «СОЗНАНИЕ (ДУША) – ТЕЛО»

Серебрякова Юлия Вадимовна

Доцент кафедры «Философия» Ижевского Государственного Технического Университета им. М. Т. Калашникова, г. Ижевск

E-mail: Julia_serebro@mail.ru

Точкой отсчета для дискуссий по проблеме «сознание – тело» традиционно считают работы Р. Декарта. Разрешить эту проблему пытались и его современники, и мыслители последующих столетий (представители психоанализа, феноменологии, аналитической философии) как за рубежом, так и в России [14].

Рассказ С. Кржижановского «Странствующее «странно»» [9, с. 149] показывает, на наш взгляд, неосуществившийся (пропущенный) подход к решению проблемы «сознание – тело». Более того, эта работа 1924 г. перекликается с актуальными философскими исследованиями последнего десятилетия. С нашей точки зрения, здесь (и еще задолго до) доводится до логического завершения идея трансгуманистов о бесконечном самосовершенствовании человека, развивающая в основном техническую оснащенность человеческого организма [8]. Примечательно, что и сюжет этого философского рассказа, и рефлексия главного героя не выстроены как критика метода Р. Декарта, однако противопоставление разделению на «тело» и «душу» определенно, хотя и скрыто, имеется. Заметим предварительно, что эта работа затрагивает следствия декартова дуализма ровно постольку, поскольку категорически отходит от идеи сочетания духовного и телесного начал, развернув сюжет в сторону безусловного сознательного управления телом. Это рассказ о человеке, получившем способность к радикальному умалению.

Но начнем с Декарта. Т. к. мыслящее Я может представить себя не имеющим тела, Р. Декарт полагал, что это Я является особой «субстанцией, вся сущность, или природа, которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи» [6, с. 269]. По Декарту, Я ‑ это и есть душа человека, которая «совершенно отлична от тела», т.е. бестелесна, следовательно, не может состоять из частей и распадаться на части, как тело. Она проста и бессмертна. И именно Декарт стал рассматривать «мышление как главный атрибут бестелесной субстанции, а протяженность – как главный атрибут субстанции телесной» [6, с. 465]. И хотя Р. Декарт писал, что «природа посредством ощущений боли, голода, жажды учит меня, что мое духовное Я как бы смешано с моим телом», и «вследствие этого душа образует с телом некое единство» [7, с. 58], и, более того, декартовское «когито» оказывалось включающим в себя не только интеллектуальные идеи, но и чувственные представления [10, с. 21], в современных учебниках истории философии нет комментариев на эту тему [5; 15]. Очевидно, восприятие концепции Декарта в мейнстриме дальнейших философских исследований оказалось с акцентом на «разделении» двух субстанций, а не на возможном их «соединении» или, в терминологии Декарта, «смешении». Отметим также: у Декарта душа «не нуждается ни в каком месте» – следовательно, христианское средневековое единство тело-душа-дух «разбивается» на части: есть тело, и есть душа (по способу существования подобная Богу: «Мы способны иметь два ясных и отчетливых понятия, или две идеи, - (1) одну о сотворенной мыслящей субстанции, а (2) другую о сотворенной телесной субстанции… (3) И точно также мы способны иметь ясную и отчетливую идею о несотворенной и (полностью) независимой (в своем существовании ни от какой вещи-реалии) мыслящей субстанции, т.е. Бога» [6, с. 334 ‑ 335]). По Декарту, взаимодействие «тела» и «души», сознания и материи, все же происходит, и место этого взаимодействия – шишковидная железа (эпифиз).

Что касается духа, то эта философская категория уже к середине XIX века станет разрабатываться (проговариваться) в основном только в религиозной философии.

Но вернемся к Декарту. Несмотря на критику со стороны Т. Гоббса [4, с. 136], Г. Лейбница [11, с. 277] и попытку Д. Локка обосновать (и вернуть) опосредованную божественным Творением связь психических способностей человека с особенностями его телесной организации [12, с. 18], светская философская мысль развивалась в сторону редукции не только «душа» – «тело», но и далее – к материалистической проблеме соотношения «сознание» - «мозг». Небольшая работа Ж. О. де Ламетри «Человек-машина» приобрела огромный авторитет для философов-материалистов (Д. Дидро, Л. Фейербах, К. Маркс, В. И. Ленин). А т. к. душа, по убеждению марксистов, «умирает вместе с телом» [13, с. 73], то нет ничего удивительного в том, что вся советская философия говорила как можно меньше о душе, обозначив основным предметом гносеологии сознание, «впряженное в познание, целью которого может являться только истина» (по С. Кржижановскому) [9, 73].

Сейчас, спустя несколько десятилетий, стало ясно, что истиной для наших современников-трансгуманистов является возможность диалога Мегасапиенса (объединенного сверхмозга-суперкомпьютера бестелесного человечества) с Космосом [8]: для трансгуманистов в будущем уже нет никаких тел – ни естественных, ни модернизированных нанотехнологиями, а есть только лишь один гибрид сверхмозга объединенного человечества (как будто можно «сложить» все множество человеческих сознаний) и суперкомпьютера. Очищение Я от телесности, начатое Декартом, обернулось диктатурой сознания (заметьте, не души).

Это очищение от телесности, как отметил еще И. Кант, было заложено в условности знаменитого высказывания «Я мыслю, следовательно, существую»: «Если я мыслю, то, следовательно, я существую». Здесь мышление оказывается причиной существования, т.е. тем, что предшествует ему во времени. Другими словами, «мыслящее Я создает существующее Я, возникает временной разрыв между мышлением и существованием» [2, с. 82].

По замечанию Д. Б. Волкова, Декарт понимал бесперспективность разделения на «тело» и «душу», но, тем не менее, «проводил его из политических соображений, поскольку осознавал возможности Церкви препятствовать развитию астрономии, физики, биологии в случае, если эти исследования могут поколебать уверенность в существовании «души»» [3, с. 293]. Странно, что естественные науки, занимаясь материальным миром и законами природы, могли поколебать уверенность в существовании души. Эту уверенность с успехом поколебала философия: «это не просто исступленное вожделение быть «Я», это вожделение быть ничто», пишет Ж. Батай [1, с. 228] о фундаментальном отличии идеального «Я» и «Я-которое-умирает».

Отправной точкой С. Кржижановского является традиция магов и магии, а не противопоставление религии или науке: свой рассказ «Странствующее «странно»» он начинает с расставания двух магов, учителя и ученика и, как выясняется в последних строчках, отца и сына. Тем не менее, молодой ученик обращается не к наставнику с просьбой рассказать о самом его трудном путешествии, а к его памяти (как если бы наставник был бы компьютером с базой данных).

По словам старого мага, правилом магизма, т.е. возвеличивания, является техника умаления. И сорок лет назад он получил от своего учителя три тинктуры, радикально уменьшающие того, кто их применит. Эти три раствора были испытанием старого мага, и испытание это он не прошел. О действии третьей тинктуры мы так и ничего достоверно не узнаем. Первые же две были потрачены на «куцые страстишки» и «эгоизм» - на то, чтобы завоевать женское сердце и на то, чтобы устранить соперников в любви.

Умаленный маг обнаружил, что с ампутацией сердца короли (не только карточные, но и из европейской колоды) превратились в тех, кем играют: мир изменился, старую, королевскую иерархию власти и зависимостей уже никто не воспринимает всерьез. Аристотелевский «большой человек» (общество) стал не образцом магического роста, а угрозой маленькому человеку быть раздавленным. Не только физическое пространство (превращение Петербурга в Ленинград), но и социальное пространство оказывается проницаемым: любой «маленький человек» может стать большим, и наоборот. Если раньше пространство общества ограничивалось (и определялось) для субъекта отдаленностью или приближенностью ко двору короля, то теперь все границы внутри общества оказались «снятыми»: любой «маленький человек» может строить отношения с другими по своему желанию. И любой в принципе способен совершить революцию – главный герой именно через кровавый мятеж (буквально) устраняет своего соперника в борьбе за обладание женщиной. Это пространство аристотелевского макрокосма движимо желанием, страстью: ради страсти можно стать большим, но также из-за страсти можно стать и «маленьким», умаленным, никудышным королем. Здесь Кржижановский находится в привычном и хорошо разработанном в течение XX века проблемном поле психоанализа, применяемого в оценке политических и социальных кризисов (от Р. Барта, М. Фуко, Ж. Деррида, П. Рикера, Ф. Джеймсона, Л. Альтюссера, Х. Арендт до С. Жижека).

Что ж, маленький человек (маг) согласился остаться маленьким. Для него любовь оказалась важнее дальнейшего обучения магии возвеличивания. Но любовь оказалась недолгой: ветреная женщина стала думать о другом. И тогда маг снова решился применить тинктуру. Он обнаружил бациллы времени, паразитирующие на мозге и человеческих мыслях: «Этим несчастным плохо пришлось в дни недавней революции: в них не было иммунитета времени». Он определил, что «бациллы длительностей, введя в человека время, вбирали в себя из человека в свои ставшие пустыми железки содержания времени, то есть движения, слова, мысли, и, наполнившись ими, уползали назад в свое старое циферблатное гнездовье, где и продолжали жить, как живут отслужившие ветераны» [9, с. 293]. Как мы видим, уже у Кржижановского можно обнаружить предпосылки теории мемов, развитой современным философом Д. Деннетом. Однако в этом рассказе Кржижановский останавливается на проницаемости времени: не только люди живут во времени, но время живет людьми, их мыслями, чувствами, действиями.

Ради мести покинувшей его возлюбленной герой рассказа отправляется к сопернику, попадает в его тело и устраивает там революцию (мятеж кровяных телец был спровоцирован ради восьмичасового рабочего дня). По иронии судьбы, маг губит не только соперника, но и огромное множество Нолей – крошечных кровяных телец, которые честно и верно делали свою работу, обеспечивая организм соперника жизнью. Так автор показывает принципиальную проницаемость тела: любого тела, и человеческого в том числе. Главный герой говорит о себе: «теперь я, микрочеловек, познал макрочеловека до конца: мы соприкоснулись не кожей о кожу, а кровью о кровь» [9, 198]. Превратившись снова в человека нормальных размеров, он возвращается к ветреной возлюбленной для того только, чтобы сказать ей, что он уже не совсем человек, а «странствующее Странно». Он ни в чем не упрекает ее, однако решимость, с которой маг бросился к своему учителю, подсказывает нам, что скорее всего, и третья тинктура была применена им ради обладательницы тревожного аромата, и на сей раз для того, чтобы навсегда остаться с ней (на генетическом уровне) – прощаясь, он называет молодого мага, ученика, - «мой сын».

Итак, С. Кржижановский показывает проницаемость всего, что может быть измерено: пространства (как физического, так и социального), времени, тела. Для всего измеряемого можно найти способ управления: пространство покоряют странствиями, время – памятью, тело – вирусами. Потому все измеряемое – уязвимо и, по большому счету, пассивно: только сознание человека может обозначать и снимать его границы. Это сюжетная канва философского рассказа. Главное же, на наш взгляд, было вынесено за пределы текста (пожалуй, такой ход был бы не по вкусу деконструктивистам): душа главного героя, являясь непроницаемой, осталась невосприимчивой к испытаниям тинктурами. Кржижановский ничего не пишет о душе главного героя, оставив в его распоряжении только сознание и эмоции. Признание старого мага в двух убийствах («самое трудное его путешествие») – своеобразная эпитафия сознанию. Оно способно пройти сквозь пространства и тела, но также и – мимо души. И здесь Кржижановский выступает против Декарта: сознание вполне может быть бессердечным (это качество для него не обязательно), и сознание конкурента вполне можно (и логично) устранить, просто убив его тело.

Эпиграф к рассказу, взятый из «Гамлета» Шекспира («Это странно как странника прими в свое жилище»), возвращает нас снова к душе: и сознание, и тело – только странники (странствующие странно, или, по версии старого мага, без возвращения), душа же есть жилище, дом, который «снимает» и принимает все «странно»: дом без границ, без условностей, без тревоги из-за неудач и неурядиц, без соперничества и зависти. Этот родной дом души нельзя разделить и разграничить, измерить или выменять на что-то более важное. Вот в этом пункте Кржижановский и Декарт радикально расходятся: там, где Декарт «разделяет», Кржижановский зовет вернуться.

Список литературы

1. Батай Ж. Из «Внутреннего опыта» // Танатография Эроса. – СПб.: Мифрил, 1994.‑ 230 с.
2. Бушмакина О. Н. Философия постмодернизма.- Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2003.‑ 152 с.
3. Волков Д. Б. Бостонский зомби: Д. Деннет и его теория сознания. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.‑ 320 с.
4. Гоббс Т. Избранные произведения. В 2х тт. Т. 2. – М.: Мысль, 1989.‑ 268 с.
5. Гуревич П. С. Философия: учебник для психологов. – М.: Издательство Московского Психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2004. – 1128 с.
6. Декарт Р. Сочинения. В 2тт. Т. 1. – М.: Мысль, 1989. – 580 с.
7. Декарт Р. Сочинения. В 2тт. Т. 2. – М.: Мысль, 1989.‑ 496 с.
8. Кишинец В. М. Nanosapiens, или Молчание небес. М.: Микопринт, 2005.‑ 230 с.
9. Кржижановский С. Возвращение Мюнхгаузена. Повести. Новеллы. Воспоминания о Кржижановском. – Л.: Художественная литература, 1990.‑ 576 с.
10. Кузнецов В. Н. Проблема «сознание-тело» в философии Нового времени // Философия сознания: классика и современность: Вторые Грязновские чтения. – М.: Издатель Савин С. А., 2007.‑ 480 с.
11. Лейбниц Г. В. Сочинения. В 4х тт. Т. 1. - М.: Мысль, 1982. – 528 с. 
12. Локк Д. Сочинения. В 3х тт. Т.2. - М.: Мысль, 1985.‑ 634 с.
13. Маркс К. Сочинения. В 4х тт. Т. 1. – М.: Мысль, 1973.‑ 690 с.
14. Философия сознания: классика и современность: Вторые Грязновские чтения. – М.: Издатель Савин С. А., 2007.‑ 480 с.
15. Хрусталев Ю. М. Философия: учебник для студ. учреждений высш. проф. образования. – М.: Издательский центр «Академия», 2011. – 320 с.