ОСОБЕННОСТИ ПОЗИТИВИСТСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
“TRACTATUS LOGICO-PHILOSOPHICUS” Л. ВИТГЕНШТЕЙНА

THE SPECIFICITY OF THE POSITIVIST INTERPRETATION OF THE “TRACTATUS LOGICO-PHILOSOPHICUS” BY L. WITTGENSTEIN

Semenov Alexey

graduate student of Kursk State University,

Russia, Kursk

АННОТАЦИЯ

В статье представлен взгляд на особенности интерпретации «Логико-философского трактата» движением логических позитивистов. Дается историческая характеристика взаимоотношений Витгенштейна, Рассела и представителей Венского кружка. Обсуждаются основные разночтения в идеях Витгенштейна и их позитивистской интерпретации: теория бессмысленного, принцип верификации, отношение языка и мира, этика, роль философии и знание о мистическом.

ABSTRACT

The article presents a view on the features of the logical positivist’s interpretation of the “Tractatus Logico-Philosophicus”. The article gives a historical characteristic on the relationship between Wittgenstein, Russell and members of the Vienna Circle. Author discusses the differences between the main ideas of the «Tractatus» and its interpretations: theory of nonsense, verification problem, the relationship between language and the world, ethic problem, the role of philosophy and mystical problem.

Ключевые слова: Витгенштейн; Логико-философский трактат; Венский кружок; логический позитивизм; Карнап; Рассел; Шлик.

Keywords: Wittgenstein; Tractatus Logico-Philosophicus; Wienna Circle; logical positivism; Carnap; Russel; Shlick.

«Логико-философский трактат» (1921), труд, подытоживающий ранний этап философской деятельности Л. Витгенштейна, всегда был загадкой для читателя. Строгая структура книги, сложная мысль, концентрированная в лаконичной форме афоризмов, неизменно создавали сложность для его понимания. Может создаться впечатление, что небольшая книга – лишь пропедевтика для труда или цикла трудов более весомых, где автор проясняет выдвинутые им тезисы. Но после публикации «Трактата», Витгенштейн ушел из академического мира преподавать в младших классах австрийской деревни. Показав, тем самым, что его книга не нуждается в дополнениях. Все, что следовало высказать, он высказал на 75 страницах. После возвращения в философскую деятельность, Витгенштейн представил уже обновленное понимание проблем языка и мира.

На сегодняшний день существует огромное количество непохожих друг на друга интерпретаций ранней философии Витгенштейна. Классифицировать их можно только условно, взяв за основу частные критерии. Самой широкой и общепринятой моделью классификации является хронологическое разделение трудов о «Трактате» на три этапа: «позитивистский», «стандартный», «новый». Такое разграничение делает в своей монографии Т. Броммаж [13, с. 6–8]. Первый этап понимания «Трактата» связан с деятельностью Венского кружка.

Безусловным виновником появления логико-позитивистской интерпретации «Трактата» был авторитетный британский философ Б. Рассел. Именно его рекомендательное предисловие смогло привлечь внимание к Витгенштейну. Соответственно, первое прочтение было в свете акцентов расставленных Расселом.

До разлуки во время мировой войны, взгляды Витгенштейна и Рассела были близки. Они совместно работали над программой новой логики. Более того, несмотря на то, что Витгенштейн пришел учиться у Рассела, вскоре он достиг такого уровня, что формировал взгляды своего учителя. Об этом Рассел сам неоднократно утвержает, когда говорит о своей теории логического атомизма. Она была вдохновлена дискуссиями с Людвигом Витгенштейном. Позже, пути Рассела и Витгенштейна разошлись. На фронтах Первой мировой войны Витгенштейн продолжал работать над логическими проблемами, однако его философские интересы сместились. Изменения были настолько разительны, что Рассел впоследствии с удивлением писал о серьезности намерений Витгенштейна стать монахом.

До «Трактата» о Витгенштейне за пределами Кэмбриджа никто не знал. Поэтому первое издание (1921 г.) на немецком языке не пользовалось популярностью. Тогда Витгенштейн обратился к своему учителю и другу за помощью. В 1922 г. Трактат был издан на английском языке в переводе Рамсея-Огдена и вводной статьей Рассела. В своем предисловии Рассел высоко оценил труд ученика, заметив, что тому удалось создать логическую теорию, не являющуюся ни в одном пункте очевидно ложной [7, с. 31].

В зарождающемся движении Венского кружка Рассел обладал значительным авторитетом как один из создателей новой логики и автор “Principia Mathematica”, а положительная оценка Рассела становилась для Венского кружка своего рода рекомендацией. Первыми внимание Витгенштейну уделили математик Г. Ган и логик Р. Карнап. Благодаря Карнапу Венский кружок на протяжении года, афоризм за афоризмом, исследовал «Трактат». Он послужил основой для формирования собственных взглядов у членов кружка. Одни – как М. Шлик и Ф. Вайсман стали сторонниками идей Витгенштейна, другие, как О. Нейрат, подвергли их критике. Тем не менее, сложно отрицать конструктивную роль «Трактата» в оформлении логико-позитивистского движения. Карнап признавался в том, что Витгенштейн, наряду с Расселом и Фреге, оказал на него огромное влияние [14, с. 30]. Мориц Шлик считал Витгенштейна первым, кто приблизил философию к решающему повороту [10, с. 29].

Вопреки такому вниманию, Витгенштейн не принимал лавры основателя логического позитивизма. Напротив, он сторонился этого движения [15, с. 18]. Витгенштейн не поддерживал отношения с членами «Венского кружка», не посещал его еженедельные заседания. Единственный цикл бесед на частных квартирах при участии Вайсмана и Шлика выявил принципиальные расхождения философской мысли и полное непонимание друг друга. Но ошибки трактовок начались еще до Венского кружка.

Так, в своем «Введении» Рассел ошибочно определяет главную проблему Трактата – совершенный логический язык [7, с. 11]. Эту ошибку впоследствии исправит коллега Рассела Фрэнк Рамсей: требованиям Витгенштейна к языку отвечает не только совершенный логический язык, но и любой естественный [6, с. 311]. В 1929 году в беседе с Вайсманном и Шликом Витгенштейн говорил по этому поводу: «Наш язык уже пребывает в полном порядке, стоит только ясно понять, что он символизирует» [15, с. 44]. Очевидно, источник этой ошибки – в совместной работе Рассела и Витгенштейна перед первой мировой войной. Именно тогда Рассел при поддержке Витгенштейна изобрел свою теорию логического атомизма, которая обсуждает смежные «Трактату» темы в схожем ключе.

Естественный язык полон двусмысленностей и бессмыслицы, только логически совершенный формализованный язык может это предотвратить – так считает Рассел. Функция языка – иметь смысл, естественный язык имеет смысл только в силу того, что приближается к идеальному языку.

Должно быть что-то общее в структуре предложения и факта. И это не может быть сказано в языке. Невозможно сказать о мире в целом. Высказывание всегда относится к его частям. Соответственно, невозможно высказать и теорию о логической форме, она останется бессмыслицей. Вся логика и философия тем самым становится невыразимым. Тем самым, «Трактат» в первую очередь не говорит, а показывает философу путь к правильному ходу мысли.

Несмотря на авторитет Рассела, теория бессмыслицы была иначе понята Венским Кружком. Ее ключевая трактовка была выдвинута Карнапом. С этой точки зрения, сфера «осмысленного» у Витгенштейна связана с критерием истинности. Она включает в себя: тавтологии – истинные по форме, контрадикции – ложные по форме, остальные предложения, принадлежащие к эмпирической сфере и истинность, которых проверяется верификацией [3]. Тем самым, тавтология и противоречие попадают в сферу осмысленного. Значит, логика – то, на что можно твердо опереться в анализе языка. Возможно, ключевым эпизодом расхождения Витгенштейна и Карнапа здесь является взгляд на теорию типов Рассела. Теория типов заключается в том, что для решения логических парадоксов формы «лжеца» следует использовать суждения второго типа, несущие высказывания о суждениях. Витгенштейн отвергал теорию типов. «3.332 Ни одно предложение не может высказывать что-либо о самом себе, потому что пропозициональный знак не может содержаться в самом себе». Карнап интерпретировал Витгенштейна не через трактовку «Введения» Рассела, где Рассел все-таки признает критику в свой адрес, а через философию Рассела. Таким образом, Карнап приложил руку к созданию философской химеры.

С точки зрения Карнапа, бессмысленное в строгом (философском) смысле – это ряд слов, который внутри языка не образует предложения. Карнап называет их псевдопредложениями. Псевдопредложения бывают двух видов. Первые – семантические, с нарушением наличных слов, когда мы используем не наделенное значением слово, вторые – синтаксические, с нарушением синтаксиса, когда мы используем слова в некорректном для их логической роли месте. Такая трактовка «бессмысленного» стала для логических позитивистов решающей. На такой основе им стало возможно решить свою ключевую задачу: борьбу с метафизикой. Главным их оружием стал логический анализ языка, с помощью которого возможно раскрыть неправильное употребление слов и запретить эту деятельность.

«Говорить – означает выражать в понятиях, сводить к фактам, которые могут быть включены в науку. Мистик может утверждать выход за понятия, но ему невозможно возразить … Логические корни метафизических заблуждений – у Рассела и Витгенштейна: язык вводит нас в заблуждение: вещественное истолкование функциональных понятий (гипостазирование, субстантивирование). Мышление из себя самого не может вести к познанию» [2, с. 18] – так утверждает программный текст Венского кружка. Тем самым – вся метафизика признается языковой ошибкой.

Метафизика бессмысленна для Венского кружка. Карнап пишет: «Метафизика служит для выражения чувства жизни. Исток метафизики – миф, заменитель теологии, но форма ее произведений имитирует то, чем она не является: кажущуюся закономерной связь. Метафизик – музыкант без музыкальных способностей» [3]. Также метафизика бессмысленна и для Витгенштейна. «4.003. Большинство предложений и вопросов, высказанных по поводу философских проблем, не ложны, а бессмысленны. Поэтому мы вообще не можем отвечать на такого рода вопросы, мы можем только установить их бессмысленность. Большинство вопросов и предложений философов вытекает из того, что мы не понимаем логики нашего языка. И неудивительно, что самые глубочайшие проблемы на самом деле не проблемы». Однако, правильное различие идей Витгенштейна и Венского Кружка по вопросу бессмысленного стоит также искать и в трактовке осмысленного.

С целью показать, что именно представляет собой язык и его смысл, Витгенштейн строит свою концепцию. Мир Витгенштейна состоит из фактов. Факты состоят из атомарных фактов. Наш язык – это совокупность предложений, а предложения – истинностная функция атомарных предложений. Атомарные предложения и атомарные факты связаны общей логической формой. Атомарное предложение буквально повторяет атомарный факт в его структуре. В короткой и обобщенной форме такова изобразительная теория языка, представленная в «Трактате». Факты мира не нужно проверять перед их описанием. Язык может сказать обо всех возможных фактах. Миру и языку присуща единая логическая форма. То, что не согласуется с этой формой, не может быть выражено в языке.

В критериях определения осмысленности Венский кружок полностью предан принципу верификационизма. Шлик утвердает: «Смысл – в том, что он выражает положение дел к словам, значит то, что дано. Смысл предложения определяется данным и ничем другим» [11, с. 289]. Айер, влиятельный оксфордский логический позитивист, пишет: «Любая попытка описать природу или утверждать что-либо, лежащее за пределами досягаемости эмпирического наблюдения, должно состоять в изложении псевдосуждений» [12, с. 338]. Элементарные предложения Витгенштейна превращаются у логических позитивистов в протокольные предложения. Протокольное предложение – простое предложение наблюдения. Оно не может образовать тавтологию, поскольку является простым соединением имен. Интерпретация элементарных предложений как заявление данных чувственного опыта – решающий шаг для позитивистской интерпретации Витгенштейна.

Если для Венского Кружка верификация – условие возможности значения, критерий содержательности, дающий значение суждению, то для Витгенштейна – верификация не дает значение, а определяет его. Верификация Венского кружка производится эмпирически, то верификация Витгенштейна производится множеством методов. Для Витгенштейна не существует «окончательной проверки», она есть лишь способ определения смысла, когда возникает угроза неоднозначности. Во время беседы с Шликом и Вайсманном Витгенштейн показывает, как сложно верифицировать «Зейтц был избран бургомистром» [15, с. 46]. Вы можете спросить у свидетелей события, прочитать в газетах о последних выборах в мэры, посмотреть табличку на его кабинете – все это примеры верификации и ни один из них не является окончательным. Человек может лгать, в газетах может быть опечатка, а человек может находиться в чужом кабинете. Что касается элементарных суждений, на которых и зиждется истинностное значение, то их примеров Витгенштейн в «Трактате» не приводит. Рассел писал о том, что они не эмпирически, а логически необходимы теории «Трактата» [7, с. 17]. Сам Витгенштейн вспоминал, что в годы написания Трактата считал себя логиком и не интересовался поиском фактических элементарных суждений [5, с. 85]. Витгенштейн не был ни эмпириком, ни верификационистом в позитивистском понимании. В его ошибочной интерпретации виноваты как популярные идеи его времени, так и скрытность самого Витгенштейна.

И у Венского кружка, и у Витгенштейна мысль сводится к установлению осмысленности для высказываний науки. Но философия не является наукой. Тогда чем занимаются Витгенштейн и Венский кружок? В «Логико-философском трактате» данная проблема освещается так: «6.53 Правильным методом философии был бы следующий: не говорить ничего, кроме того, что может быть сказано – следовательно, кроме предложений естествознания, т. е. того, что не имеет ничего общего с философией, — и затем всегда, когда кто-нибудь захочет сказать нечто метафизическое, показать ему, что он не дал никакого значения некоторым знакам в своих предложениях». Это представление о философии прижилось среди логических позитивистов. Философия – не система знаков, а система деятельности; она не наука. Деятельность направлена на прояснение смысла высказываний: философия проясняет предложения, наука их верифицирует [10, с. 31]. Рассел считал философию частью науки, но о которой люди предпочитают иметь мнение, но не знание [8, с. 107]. Для Рассела и для Венского Кружка философия состоит из логики и метафизики. Благодаря успеху в логической формализации языка, стало возможным отбросить метафизику. Философия превращается в логический анализ предложений естественного языка: выявление скрытых утверждений, утверждение пропозиций, сведение высказываний к атомарным предложениям. Чтобы проделать одну операцию сведения высказывания естественного языка к атомарным предложениям, строго определив координаты факта, может потребоваться бесконечное уточнение ориентиров (как определение одной звезды за счет другой до тех пор, пока не будет нанесена карта всех существующих звезд). Однако, логических позитивистов удовлетворяет уже тот факт, что они имеют для этого действенный метод. Так, Шлик признал осмысленным высказывание о трехкилометровой горе на другой стороне луны [11, с. 289] по той причине, что это предложение верифицируемо. Как было сказано выше, Витгенштейн не был ни эмпириком, ни верификационистом, а философия не была для него ограничена сферой логического анализа.

Очевидным, однако, остается то, что Венский кружок не придал особого значения тому, что Витгенштейн называет «мистическим». Б. Рассел во «Введении» писал о том, что данная категория оставляет у него «некоторое чувство интеллектуальной неудовлетворенности» [7, с. 29]. В. Крафт, в своих воспоминаниях отмечал, что «Венский кружок приложил много усилий для выделения логического ядра из метафизического панциря Трактата» [4, с. 26]. Один из тезисов, не получивших поддержку, был тезис о мистическом. «6.522 Есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя – это мистическое». Даже ближайший «сторонник» Витгенштейна из Венского Кружка – М. Шлик объявляет этику вотчиной психологии и эмпирического метода [9, с. 206]. Впоследствии, Айер и Стивенсон создали эмотивистскую теорию морали, абсорбирующей этику подходом логических позитивистов. От «мистического» Витгенштейна там ничего не осталось. Но во взглядах Витгенштейна на этику, эстетику, религию было больше значения, чем представляли себе логические позитивисты. На это обратила внимание следующая волна понимания «Трактата». Так называемая «стандартная интерпретация», являющаяся на сегодняшний день самой распространенной и авторитетной.

Логико-позитивистская интерпретация «Трактата» была сделана современниками Витгенштейна. Стремление к избавлению философской мысли от неясностей и необоснованных тезисов воплотились в войну Венского кружка с метафизикой. «Трактат» стал невероятно важным документом в ней, где автор очень глубоко раскрыл природу бессмысленного на основе новейших достижений логико-философской мысли. Однако, ключевые идеи книги были поняты превратно: теория бессмысленного, принцип верификации, отношение языка и мира, этика, роль философии и знание о мистическом были истолкованы исходя из идеологии Венского кружка. Не следует говорить о Витгенштейне как об идеологе логического позитивизма, а «Логико-философский трактат» не следует называть манифестом движения. Позитивистская интерпретация сместила акценты и вытеснила мысль Витгенштейна из его же книги. Поэтому для понимания его ранней философии следует обращаться к более поздним историческим исследованиям.

Список литературы:

1. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Л. Витгенштейн. Сер. «Памятники философской мысли». – М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. – 288 с.
2. Карнап Р., Ган Г., Нейрат О. Научное миропонимание – Венский кружок / пер. Я. Шрамко // Логос. – № 2 (47), 2005. – С. 13–26.
3. Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка / пер. с англ. А.В. Кезина // «Вестник МГУ». – сер. 7 «Философия». – № 6. – 1993. – C. 11—26 // URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000161/.
4. Крафт В. Венский кружок. Возникновение неопозитивизма / пер. с англ. А. Никифорова. – М.: Идея-Пресс,2003. – 224 с.
5. Малькольм Н. Людвиг Витгенштейн: воспоминания / пер. с англ. М. Дмитровской // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. – М.: Издательская группа «Прогресс», «Культура», 1993. – С. 31–97.
6. Рамсей Ф.П. Критические замечания о «Логико-философском трактате – Л. Витгенштейна / пер. с англ. В.А. Суворовцева // Ф.П. Рамсей. Философские работы. – М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. – С. 310–337.
7. Рассел Б. Введение // Логико-философский трактат. – М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. – С. 11–32.
8. Рассел Б. Философия логического атомизма / пер. с англ. В.А. Суворовцева. – Томск: Издательство «Водолей», 1999. – 191 с.
9. Шлик М. Вопросы этики / пер. с нем. М. Вырской. – Философско-литературный журнал «Логос» – Т. 1. № 64, 2008 – С. 188–206.
10. Шлик М. Поворот в философии/ Аналитическая философия: Избранные тексты. Под ред. Грязнова А.Ф. – М.: Изд-во МГУ, 1993. – С. 28–33.
11. Шлик М. Позитивизм и реализм // Журнал “Erkenntnis” («Познание»). Избранное. – М.: Ид «Территория Будущего», Идея-Пресс, 2006. – С. 283–310.
12. Ayer A.J. Demonstration of the Impossibility of Metaphysics // Mind 43. – № 171, 1934. – P. 335–345.
13. Brommage T.J. Three Wittgensteins: Interpreting the Tractatus logico-philosophicus // Dissertation Ph.D. – Tampa. – University of South Florida: “Graduate Theses and Dissertations”, 2008. – 170 p.
14. Carnap R. Intellectual Autobiography // The Philosophy of Rudolf Carnap, edited by Paul Arthur Schlipp, La Salle, IL: Open Court Press, 1963. – P. 3–84.
15. Weismann Friedrich. Wittgenstein and the Vienna Circle. // Oxford: Basil Blackwell, 1979. – 266 p.