ИСТОРИЧЕСКИЙ  ФОН  СОВРЕМЕННЫХ  РОССИЙСКО-КОРЕЙСКИХ  ОТНОШЕНИЙ

Козлов  Леонид  Евгеньевич

канд.  политических  наук, 
Дальневосточный  федеральный  университет, 
РФ,  г.  Владивосток

E-mail: 

HISTORICAL  BACKGROUND  OF  CONTEMPORARY  RUSSIAN-KOREAN  RELATIONS

Leonid  Kozlov

candidate  of  political  science,  assistant  professor 
of  the  chair  of  international  relations,  Far  Eastern  Federal  University, 
Russia,  Vladivostok

Статья  подготовлена  при  поддержке  гранта  Научного  фонда  ДВФУ  №  14-08-05-1_и  «Геополитическая  экспертиза  трансграничного  взаимодействия  стран  Северо-Восточной  Азии».

АННОТАЦИЯ

Рассматривается  исторический  фон  современных  отношений  России  со  странами  Корейского  полуострова.  Делается  вывод  о  том,  что  российское  общество  не  имеет  исторических  причин  для  претензий  к  корейцам.  КНДР  к  России  относится,  в  основном,  позитивно.  Южнокорейское  восприятие  России  во  многом  сформировано  под  влиянием  японского  правления  и  американского  покровительства.  Наличие  негативного  фона  приводит  к  резкой  общественной  реакции  в  Южной  Корее  на  спорные  ситуации.

ABSTRACT

The  article  deals  with  the  historical  background  of  modern  Russia's  relations  with  the  countries  of  the  Korean  Peninsula.  The  conclusion  is  that  Russian  society  has  no  historical  reasons  for  claims  against  the  Koreans.  North  Korea  to  Russia  is  mostly  positive.  South  Korea's  perception  of  Russia  is  largely  formed  under  the  influence  of  Japanese  rule  and  the  American  patronage.  The  presence  of  negative  background  leads  to  a  sharp  public  reaction  in  South  Korea  on  disputes.

Ключевые  слова:  Россия;  Корея;  международные  отношения.

Keywords:  Russia;  Korea;  international  relations.

Современные  отношения  России  и  Кореи  имеют  определенный  исторический  фон,  который,  впрочем,  известен  в  обеих  странах  немногим,  поскольку  в  массовом  сознании  он  заслоняется  стереотипами  о  более  значимых  исторических  союзниках  и  противниках.

  Первые  контакты  русских  и  корейцев  относятся  к  противостоянию  Московского  царства  и  Цинов  в  XVII  веке.  Корея  как  цинский  вассал  отправляла  свои  отряды  в  составе  маньчжурского  войска  на  Амур.  Корейские  историки  утверждают,  что  добиться  победы  маньчжурам  удалось  исключительно  благодаря  участию  корейцев  и  что  этой  победой  был  поставлен  заслон  российскому  проникновению  в  Восточную  Азию  [6,  с.  212].

Цины  старались  полностью  пресечь  контакты  между  русской  миссией  в  Пекине  и  корейскими  торговцами  и  дипломатами.  Близкое  знакомство  русских  с  корейцами  началось  в  середине  XIX  века,  когда  адмирал  Путятин,  изначально  направленный  со  своей  эскадрой  в  Японию,  проявил  инициативу  и  обследовал  восточное  побережье  Кореи,  а  также  направил  письмо  корейскому  правительству  с  предложением  установить  торговые  связи  с  Россией.  Правда,  реализация  идеи  Путятина  растянулась  на  долгие  десятилетия. 

В  1884  г.  в  Сеуле  был  подписан  договор  о  дружбе  и  торговле  между  Российской  империей  и  королевством  Корея,  с  которого  начались  их  официальные  политические  отношения.  С  формальной  точки  зрения  это  был  неравноправный  договор,  типичный  для  отношений  между  западными  и  восточноазиатскими  державами  в  XIX  веке,  однако  геополитическая  обстановка  сложилась  таким  образом,  что  России  было  выгодно  поддерживать  Корею  как  самостоятельного  игрока  в  международной  политике  на  Дальнем  Востоке.

На  два  десятилетия  Корея  стала  ареной  для  конкуренции  России,  Японии,  Китая  и  Англии.  В  Корее  сформировалась  сильная  пророссийская  партия,  которой  сочувствовали  король  Коджон  и  королева  Мин.  После  убийства  королевы  Мин  в  1895  г.  русская  сторона  представила  доказательства  о  японском  участии  в  данном  заговоре,  а  Коджон  более  года  скрывался  в  русской  миссии.  Лидер  пророссийской  партии,  один  из  ведущих  политиков  тогдашней  Кореи  Ли  Бомджин  был  назначен  первым  корейским  посланником  в  Санкт-Петербурге.  После  заключения  в  1905  г.  корейско-японского  договора  о  протекторате  все  корейские  дипломаты  были  отозваны  из  своих  миссий,  но  Ли  Бомджин  остался  в  Санкт-Петербурге  и  пытался  обеспечить  поддержку  России  корейскому  национальному  движению  [5].  В  1911  г.,  в  знак  протеста  против  полной  аннексии  Японией  Кореи,  Ли  Бомджин  совершил  самоубийство,  которое  произвело  в  корейском  обществе  огромный  резонанс  и  стало  столь  важным  элементом  национальной  памяти,  что  президент  Южной  Кореи  Ли  Мён  Бак,  будучи  с  визитом  в  Санкт-Петербурге  в  2011  г.,  возложил  на  могилу  цветы.

На  фоне  установления  политических  и  экономических  отношений  развернулась  массовая  миграций  из  Кореи  в  Россию,  обусловленная,  прежде  всего,  бедностью  и  голодом  корейских  крестьян.  В  конце  XIX  века  в  целях  упорядочения  управления  царская  администрация  создала  для  корейцев  специальную  административную  единицу,  куда  вошли  22  из  32-х  корейских  деревень  в  Приморье,  с  корейским  старшиной  во  главе.  Кроме  этого,  существовала  корейская  слобода  во  Владивостоке.  Корейцы  активно  занимались  различными  ремеслами  и  торговлей,  но  особенно  ценились  русской  администрацией  за  успехи  в  сельском  хозяйстве. 

Компактное  расселение  и  в  целом  дружественная  позиция  России  к  корейцам  привели  к  тому,  что  на  территории  Приморья  обосновалась  большая  часть  командиров  антияпонского  движения  Ыйбён.  В  Приморье  создавались  корейские  школы,  церкви  и  вооруженные  отряды.  Япония  требовала  от  России  запретить  подобные  действия  корейцев.  Царское  правительство,  заинтересованное  в  стабильности  после  поражения  в  русско-японской  войне,  дало  указание  не  допускать  явной  антияпонской  агитации  и  выступлений,  но  на  тайную  деятельность  корейцев  в  Приморье  фактически  закрыло  глаза.  Общественную  и  культурную  жизнь  Кореи  японцы  поставили  под  свой  полный  контроль  и  начали  формировать  образ  России  как  врага  и  варвара  [1].

В  период  Гражданской  войны  некоторые  активисты  корейской  общины  в  Приморье  поддержали  большевиков;  во  всяком  случае,  местные  корейцы  не  испытывали  восторга  от  японской  оккупации.  После  утверждения  власти  большевиков  корейцы  проявили  к  ним  лояльность  и  продолжали  жить  национальными  общинами.  В  условиях  обострения  международной  обстановки  накануне  Второй  мировой  войны  советское  правительство  приняло  решение  о  переселении  корейцев  в  Среднюю  Азию,  опасаясь  того,  что  ядро  корейской  нации  находится  под  суверенитетом  Японии.  При  этом,  в  отличие  от  последующих  этнических  депортаций  военного  периода,  данное  решение  разъяснялось  лидерам  общины,  само  переселение  происходило  достаточно  организованно,  корейцам  оказывалась  помощь  в  обустройстве  на  новом  месте.

Во  время  Второй  мировой  войны  около  Хабаровска  производилась  подготовка  отрядов  корейских  коммунистов,  с  прицелом  на  взятие  власти  в  Корее  после  разгрома  Японии.  Япония,  контролировавшая  в  этот  период  южную  часть  Сахалина,  интенсивно  привлекала  туда  на  работу  корейских  бедняков  из  южных  районов  Кореи.  После  победы  над  Японией  советская  администрация  долго  не  могла  решить,  что  делать  с  корейской  общиной  на  Сахалине.  В  итоге  корейцы,  в  основном,  остались  жить  и  работать  в  тех  местах,  где  их  застала  советская  армия,  постепенно  интегрировались  в  советские  реалии  и  русифицировались.  К  моменту  распада  СССР  на  его  территории  проживало  примерно  600  тысяч  корейцев  [3,  с.  34].

Хотя  СССР  поддержал  коммунистическую  партию  в  Корейской  войне  1950–1953  гг.,  КНДР  всегда  была  для  Москвы  своенравным  союзником,  сложным  партнером  по  переговорам.  Идеология  чучхе  подчеркивала  самостоятельность  и  уникальность  корейского  пути  развития,  опиралась  на  традиционные  тезисы  корейского  конфуцианства  и  брала  из  марксизма  лишь  то,  что  им  не  противоречило.  В  конфликте  Хрущева  и  Мао  КНДР  поддержала  Москву  и  получила  за  это  широкую  помощь  как  в  гражданском,  так  и  в  военном  строительстве,  накопив  долги  примерно  на  10  млрд.  долл.

С  Южной  Кореей  СССР  не  поддерживал  официальных  отношений  и  не  признавал  суверенность  сеульского  режима.  Советское  руководство  запрещало  контактировать  даже  своим  дипломатам  с  южнокорейскими  коллегами.  На  советских  картах  территория  Кореи  закрашивалась  одним  цветом,  с  указанием  демаркационной  линии,  подразумевая,  что  когда-нибудь  Пхеньян  возьмет  власть  над  всем  полуостровом.  Южнокорейские  военные  диктаторы  изображались  в  советской  пропаганде  сугубо  как  милитаристы  и  американские  марионетки.  Южнокорейская  интеллигенция  имела  некоторое  представление  о  русской  культуре  через  японские  переводы,  а  в  60–70-е  в  самой  Южной  Корее  стали  создаваться  кафедры  русского  языка,  издаваться  произведения  русской  литературы  на  корейском  языке  [4,  с.  128–130].  Чрезвычайно  ухудшил  восприятие  СССР  инцидент,  в  результате  которого  в  1983  г.  в  воздушном  пространстве  СССР  был  сбит  «Боинг-747»  южнокорейской  авиакомпании.

В  период  перестройки  Михаил  Горбачев  обратил  внимание  на  потенциал  отношений  с  Южной  Кореей.  Олимпиада  в  Сеуле  1988  г.  стала  удобным  поводом  для  установления  дипломатических  отношений.  Напротив,  стареющий  Ким  Ир  Сен  на  фоне  кризиса  мирового  социалистического  лагеря  ещё  сильнее  держался  ценностей  чучхе,  и  Горбачев  общался  с  ним  сугубо  формально.

В  целом  история  взаимных  отношений  не  дает  российскому  обществу  какие-либо  основания  для  претензий  к  корейцам  (как  южным,  так  и  северным),  в  то  время  как  южнокорейское  восприятие  России  во  многом  сформировано  под  влиянием  японского  правления  и  американского  покровительства  в  XX  веке.  Южнокорейские  историки  исходят  из  того,  что  Россия  со  времени  первых  контактов  представляла  опасность  для  Кореи,  посягала  на  ее  территорию  и  природные  богатства  [7].  До  сих  пор  в  Южной  Корее  неофициально  обсуждается  законность  суверенитета  России  над  крохотным  островком  в  устье  пограничной  реки  Туманган.  Также  южнокорейские  историки  усиленно  доказывают  весьма  дискуссионный  тезис  о  том,  что  средневековые  народы  нынешнего  Приморья  и  Хэйлунцзяна  были  этническими  родственниками  древних  корейцев.

Наличие  негативного  фона  приводит  к  резкой  общественной  реакции  Кореи  на  спорные  ситуации.  Например,  огромный  резонанс  там  вызвало  присуждение  победы  российской  фигуристке  на  Олимпиаде  в  Сочи-2014,  в  ущерб  южнокорейской  спортсменке,  причем  корейцы  обвиняли  в  сговоре  российских  и  американских  судей.  Конькобежец  Виктор  Ан,  сменивший  гражданство  с  южнокорейского  на  российское,  своими  победами  в  Сочи  и  уважительным  отношением  к  российским  государственным  символам  снискал  в  России  популярность,  но  в  самой  Корее  полностью  игнорируется.

Список  литературы:

1. Воронкова  И.Е.  Корея  и  русско-японские  отношения  в  начале  XX  в.  //  Азия  и  Африка  сегодня.  –  2009.  –  №  12.  –  C.  54–58. 
2. Григораш  И.В.  Российско-корейский  договор  1884  г.  о  дружбе  и  торговле  //  Проблемы  Дальнего  Востока.  –  2004.  –  №  6.  –  С.  127–139.
3. Ён  Сонг  Хым.  Россия  и  Республика  Корея:  взгляд  из  Сеула  //  Международная  жизнь.  –  2012.  –  №  3.  –  C.  34–48.
4. Ивашенцов  Глеб.  За  надолбами  38-й  параллели.  Впечатления  и  размышления  Посла  России  в  Южной  Корее.  –  СПб.:  Русская  культура,  2012.  –  184  с.
5. Пак  Б.  Корейский  посланник  в  России  Ли  Бомджин  //  Восток.  Афро-азиатские  общества:  История  и  современность.  –  2002.  –  №  4.  –  С.  25–33.
6. Пастухов  А.М.  Миф  о  военной  угрозе  Корее  со  стороны  России  в  ранний  период  русско-корейских  отношений  (1649–1659)  //  Корейский  полуостров  и  вызовы  глобализации.  –  М.:  Ин-т  Дальнего  Востока  РАН,  2006.  –  С.  208–220.
7. Симбирцева  Т.М.  Русско-корейские  «Правила  для  сухопутной  торговли»  1888  г.:  оценки  южнокорейской  историографии  и  факты  //  Проблемы  Дальнего  Востока.  –  2003.  –  №  4.  –  С.  147–157.