ЛИЧНОСТЬ  И  ОБЩЕСТВО:  РОСТ  НЕВРОЗОВ,  КАК  СЛЕДСТВИЕ  ПОВЫШЕНИЯ  МИРОЛЮБИВОСТИ  ОБЩЕСТВА

Фалеев  А.В.

К.т.н.,  соискатель  НГПУ,  г.  Новосибирск

E-mail:  a.faleev@mail.ru

1.Появления  феномена  личности,  как  торможение  агрессии  "железного  века"

Первобытное  общество  и  древние  цивилизации  не  знали  феномена  личности,  были  доличностными.  В  доличностных  цивилизациях  человек  утверждал  себя  в  качестве  части  некого  целого,  при  этом  никак  не  выделяя  себя  из  массы  других  частей.

  «Да,  древние  цивилизации  были  основаны  на  исключении  чужака  и  презрении  к  неполноправному,  презрении  откровенном  и  спокойном,  не  прикрытом  лицемерием,  не  смягченном  оговорками.  Да,  выразившееся  в  них  архаическое  мировоззрение...  вначале  просто  не  знало  того,  что  мы  называем  личностным.»  -  пишет  в  Послесловии  к  фундаментальной  исторической  монографии  ответственный  редактор  Г.М.  Бонгард-Левин  [4,  с.470-471].

Если  человек  в  современном  виде  существует  около  150-200  тыс.лет,  то  феномен  личности,  осознание  человеком  свой  неповторимости,  появился  на  исторический  арене  совсем  недавно  -  в  середине  I  тысячелетия  до  н.э.,  т.е.  около  2,5  тыс.лет  назад.

Почему  же  это  произошло?  С  чем  было  связано  появление  феномена  личности?

Древние  доличностные  цивилизации  были  чрезвычайно  воинственными  и  агрессивными  по  отношению  к  чужакам.  "Любой  незнакомый  человек  в  первобытном  обществе  воспринимался  как  "нелюдь"  и  враг,  подлежащий  уничтожению.  В  глазах  палеолитического  охотника  умерщвление  чужака  часто  являлось  "убийством"  в  меньшей  степени,  чем  добыча  зверя"  [7,  с.73].

Одновременно  с  этим  первобытный  человек,  воспринимавший  себя  исключительно  как  часть  чего-то  целого  (часть  племени),  не  осознавал  неизбежность  своей  собственно  индивидуальной  смерти,  он  ее  не  боялся,  т.к.  племя,  частью  которого  он  являлся,  оставалось  жить  дальше. 

Отголоски  этих  настроений  видны  в  древнегреческих  текстах,  которые  превозносят  смерть  во  имя  защиты  своего  народа.

"О,  как  прекрасна  та  смерть,  когда  доблестный  воин  погибнет 

В  первом  ряду  средь  бойцов,  город  спасая  родной!"  -  писал  в  VII  в.  до  н.  э.  известный  поэт  Тиртей.

Такое  сочетание  -  беспощадная  агрессивность  к  чужакам  и  безразличие  к  собственной  смерти  -  приводило  к  тому,  что  между  первобытными  племенами  шла  непрекращающаяся  безжалостная  война.

Древний  человек  использовал  в  качестве  орудий  убийства  каменные  отщепы,  ручные  рубила,  каменные  топоры  и  другие  каменные,  костяные  и  деревянные  орудия,  убойная  сила  которых  была  достаточно  низкой.

Только  слабое  вооружение  древнего  человека  позволило  избежать  самоистребления  человеческого  вида.

Ситуация  принципиально  не  изменилась  и  тогда,  когда  было  придумано  бронзовое  оружие.

Бронзовое  оружие  было  дорогим,  хрупким  и  тяжелым.  Войны  "бронзового  века"  велись  небольшими  профессиональными  армиями,  состоявшими  из  физически  очень  сильных  мужчин;  подготовка  и  вооружение  таких  армий  были  делом  весьма  дорогостоящим.  Найти  адекватную  замену  погибшему  воину  было  трудно.

Но  все  изменилось,  когда  в  XII  -  XI  веках  до  н.э.  на  Ближнем  Востоке,  в  Закавказье  и  Восточном  Средиземноморье  начало  распространяться  массовое  и  дешевое  производство  железа,  что  существенно  повысило  качество  боевого  оружия. 

Стальное  оружие  значительно  дешевле,  прочнее  и  легче  бронзового,  и  это  позволило  вооружить  все  мужское  население;  место  профессиональных  армий  заняли  своего  рода  «народные  ополчения». 

Сочетание  новой  технологии  с  прежними  военно-политическими  ценностями  сделало  вооруженные  конфликты  раннего  железного  века  необычайно  кровопролитными  [1].

"Войны  стали  постоянным  явлением,  они  отличались  упорством  и  особой  жестокостью.  Речь  идет  уже  не  о  прежних  колесничных  сражениях  знати,  своего  рода  аристократических  турнирах,  -  теперь  в  бой  вступают  массы  воинов  пеших  и  конных,  вооруженных  железными  мечами,  луками  и  дальнобойными  арбалетами"  [3,  с.  184]. 

Над  человечеством  повисла  угроза  самоистребления. 

Сталь,  грозившая  катастрофической  убылью  мужского  населения,  настоятельно  требовала  иной  морали.  Доличностная  система  ценностей  делало  проблематичным  дальнейшее  существование  передовых  государств.

События  могли  развиваться,  в  конечном  счете,  по  одному  из  двух  сценариев.  Либо  культура  находила  радикальный  ответ  на  вызов  эволюции,  либо  должен  был  произойти  цивилизационный  обвал  -  быстрое  сокращение  населения  и  возвращение  в  каменный  век. 

Культура  передовых  цивилизаций  нашла  ответ  на  вызов  эволюции.

Середину  I  тысячелетия  до  н.э.  известный  немецкий  врач,  психолог,  философ  и  историк  Карл  Ясперс  назвал  «осевым  временем»  [10]. 

В  этот  период  времени  на  гигантских  пространствах  -  от  Иудеи  и  Греции  до  Индии  и  Китая  –  появились  пророки,  мудрецы  и  политики,  которые  жили  в  разных  частях  Евразии,  говорили  на  разных  языках  и  не  подозревали  о  существовании  друг  друга,  но  говорили  об  одном  и  том  же.

В  этот  переломный  момент  истории  человечества  жили  и  проповедовали  Заратуштра  в  Иране,  Конфуций  в  Китае,  Синддхартха  Гаутама  (получивший  впоследствии  имя  Будды)  в  Индии,  целая  плеяда  великий  философов  в  Греции.

Это  было  время  массового  духовного  брожения,  изменившее  облик  мировой  культуры. 

Именно  за  те  несколько  веков  люди  впервые  познакомились  с  понятиями  добра  и  зла,  именно  тогда  сформировались  такие  культурные  явления,  как  мораль,  совесть,  личность  и  индивидуальная  ответственность. 

Переворот  осевого  времени  «вывел  человека  из  "утробного",  доличностного  состояния»  [4,  с.474].  Его  лейтмотивом  стало  образование  человеческой  индивидуальности,  понимание  ценности  человеческой  жизни.

Глубинный  сдвиг  в  сознании  людей  осевого  времени  изменил  психологическое  содержание  политических  действий.  «Цари  Вавилонии  и  Ассирии  бесхитростно  хвалились  тем,  что  ведут  завоевательные  походы  и  наводят  на  соседей  ужас;  но  римская  пропаганда  уже  пыталась  убедить  своих  и  чужих,  что  Рим  завоевал  полмира  в  порядка  законной  и  вынужденной  самозащиты  от  агрессивных  соседей,  а  удерживает  власть  над  завоеванными  землями  для  блага  других  народов»  [4,  с.471]. 

После  осевой  революции  жестокость  в  межэтнических  или  сословных  отношениях  стала  нуждаться  в  идеологических  самооправданиях,  рационализациях  и  демагогическом  сопровождении  -  и  уже  это  служило  сдерживающим  фактором.  Смягчалось  отношение  не  только  к  внешним  противникам,  но  и  к  рабам  [5].

Со  становлением  личностного  начала  формировались  элементы  гражданского  права  (что  особенно  явственно  представлено  в  эллинистическом  мире),  совершенствовались  приемы  убеждения.  Рефлексия  над  этими  приемами  породила  в  Греции  формальную  логику  и  математику  как  науку  о  доказательстве.  Риторика  и  демагогия  потеснили  силовые  методы  политического  действия,  такие,  как  террор  и  угрозы.

2.  Развитие  феномена  личности  в  религиозном  обществе

Мировые  религии,  возникшие  в  поздний  период  "осевого"  времени,  закрепили  становления  личностного  начала.

Религии  служили  эффективным  инструментом  для  объединения  больших  групп  людей,  надежным  средством  отделить  "своих"  и  "чужаков"  [8].

При  внешней  похожести  религиозных  войн  I  -  начала  II  тысячелетия  н.э.  и  войн  "бронзового  века"  они  существенно  отличались. 

Во-первых,  целью  ведения  войны  стало  не  уничтожение  противника,  а  его  "обращение",  распространение  на  него  "своей"  веры. 

Во-вторых,  теперь  агрессия  против  чужаков  требовала  оправдания,  т.к.  личность  научилась  ставить  себя  на  место  другого,  а  значит  и  испытывать  к  нему  жалость.  Военная  агрессия  теперь  могла  проявиться  только  в  форме  фанатизма  -  результата  преодоления  сомнений  и  жалости,  т.е.  результата  "раздвоения"  личности.

И  это  указывает  на  очень  важный  этап  в  становлении  феномена  личности.

Агрессия  древнего  доличностного  общества  была  охотничей,  естественной,  безэмоциональной.  Первобытный  охотник,  обязанный  подарить  невесте  голову  мужчины  из  соседнего  племени,  не  испытывал  ненависти  к  тому,  кого  убивал.  Он  просто  был  обязан  это  сделать,  как  это  делали  и  другие  охотники  перед  вступлением  в  брак.  Это  было  частью  брачного  ритуала.

Ацтекские  жрецы  ежечасно  вырезающие  из  груди  живые  человеческие  сердца  и  сжигающие  их  в  храме,  так  же  безэмоционально  исполняли  свой  "священный"  долг.  А  ацтекские  повара,  изготовляющие  их  человеческого  мяса  изысканные  блюда,  переживали  не  больше,  чем  современные  работники  мясного  прилавка.

После  "осевого  времени"  агрессия  стала  возможна  только  в  форме  аффекта,  сильных  эмоций,  возникших  в  результате  внутреннего  конфликта  (что  само  по  себе  говорит  о  развитии  свойств  личности,  ведь  внутренний  конфликт  -  конфликт  между  частями  личности  -  указывает  на  возросшую  сложность  личности).

Религиозная  жизнь,  в  которую  погрузилось  Европа  на  15  веков,  вела  к  дальнейшему  углублению  внутренних  конфликтов  и  их  разрастанию. 

Христианский  аристократ  испытывал  конфликт  уже  от  того,  что  «знал,  что  как  христианин  он  обязан  считать  всех  людей  своими  братьями,  а  как  дворянин  отнюдь  не  считает  братьями  ни  человека  ниже  его  по  социальному  статусу,  ни  инородца,  ни  иноверца»  [4,  с.470].

Однако,  по  мере  усовершенствования  оружия  религиозные  войны  становились  все  более  и  более  кровопролитными.  Религия,  как  средство  мирного  существования  и  примирения  больших  групп  людей  -  "своих"  (за  счет  противопоставления  их  "чужим"  -  иноверцам),  в  условиях  высокой  убойности  огнестрельного  оружия  и  артиллерии  перестала  выполнять  свои  функции  сдерживания  внутригрупповой  агрессии.

Это  стало  особенно  очевидно  в  Европе  во  время  религиозной  Тридцатилетней  войны  (1618-1648гг)  между  католиками  и  протестантами.  Эта  война  затронула  все  страны  Европы.  Последствия  ее  были  катастрофическими:  в  Центральной  Европе  погибло  до  80-90%  мужского  населения  [7,  с.166].

По  ее  итогам  был  заключен  Вестфальский  мирный  договор,  который  лег  в  основу  «Вестфальской  модели»  -  новой  концепции  международного  права,  поделившей  территорию  Европы  на  зоны  ответственности  суверенных  государств. 

Вопрос  о  мирном  сосуществовании  народов  был  впервые  перенесен  из  религиозно-мистической  в  практическую  плоскость  так,  чтобы  это  не  сводилось  к  их  насильственному  подчинению  имперскому  центру.

На  смену  религии  пришло  новое  мировоззрение,  которое  воплотилось  в  трех  фундаментальных  установках.  Во-первых,  человек  физически  и  духовно  совершенен,  занимает  привилегированное  место  в  природе  и  призван  стать  ее  «хозяином  и  властителем»  (Р.  Декарт).  Во-вторых,  каждый  индивид  есть  «микрокосм»  (Леонардо  да  Винчи),  а  потому  принадлежность  к  роду  наделяет  всей  полнотой  способностей  и  прав  независимо  от  этнических,  сословных  и  прочих  различий.  В-третьих,  человеческий  разум  способен  преобразить  созданный  Богом  мир,  сделав  его  «значительно  более  прекрасным»  и  перестроив  «с  гораздо  большим  вкусом»  (Дж.  Манетти). 

Из  этих  установок  в  последующем  созрело  убеждение,  что  человек  не  создан  по  чужому  образу  и  подобию,  не  производен  и  не  подсуден  верховному  арбитру:  его  дух,  мышление,  воображение  и  воля  суть  высшие  реальности  развивающегося  мира.[7,  с.167-168] 

3.  От  агрессии  к  другим  на  агрессию  внутри  себя

Постепенное  распространение  критического  мышления  и  атеизма  привело  к  тому,  что  в  1919  году  была  образована  первая  в  истории  международная  организация,  принципиально  не  направленная  против  третьих  сил  (Лига  Наций),  и  в  ее  документах  отчетливо  зафиксировано,  что  война  -  это  не  нормальная  деятельность  государства,  не  продолжение  политики,  а  катастрофа. 

Хотя  Лига  Наций  не  смогла  воспрепятствовать  началу  мировой  войны,  мысль  о  возможности  ликвидировать  войну  как  форму  политического  бытия  постепенно  становилась  достоянием  массового  сознания,  и  к  1960-ым  превратилась  в  реальность.

Создание  атомного  оружия  сделало  очевидным  для  всех  тот  факт,  что  больше  войны  более  невозможны.  Локальные  конфликты  еще  возникают  на  периферии  цивилизаций,  но  уже  не  играют  принципиально  важной  роли.  Массовое  сознание  привыкает  к  мирному  решению  проблем,  к  возможности  договариваться,  а  значит  учитывать  точку  зрения  оппонента,  встать  на  его  позицию.

Следует  признать,  что  десятилетия  напряженного  ожидания  конфликта  между  двумя  сверхдержавами  послужили  мощным  импульсом  к  осознанию  планетарного  единства  и  к  становлению  общечеловеческих  ценностей.  С  1960-70х  годов  предметом  общественного  внимания  сделалась  глобальная  экология  и  гуманизм.  Образовались  международные  организации  качественно  нового  типа,  предназначенные  для  согласования  хозяйственной  политики,  защиты  экосистем,  контроля  над  мирным  использованием  атомной  и  прочей  энергии. 

В  идеале  такие  организации  принципиально  неконфронтационны  (объединяющим  мотивом  служит  образ  общей  опасности,  но  не  общего  врага)  и  являются  уникальными  детищами  ХХ  века. 

Глобальные  последствия  этой  грандиозной  работы,  психологические  и  практические,  трудно  переоценить. 

Прежде  сочувствие  к  трагедии  лично  незнакомых  людей  (не  являющихся  при  этом  «братьями»  по  вере  или  по  крови,  которых  обижают  «чужаки»)  оставалось  уделом  тонкого  слоя  гуманистической  интеллигенции  и  не  принимало  массового  характера.

Теперь  же  нас  шокирует  высокая  (5  -  7%)  детская  смертность  в  африканских  странах,  а  самые  отчаянные  лично  отправляются  помогать  голодающим  или  страдающим  от  эпидемии.  При  этом  мы  редко  вспоминаем,  что  каких-нибудь  двести  лет  назад  в  наших  собственных  странах  детская  смертность  была  значительно  выше,  а  продолжительность  жизни  -  ниже. 

Нас  потрясают  дикие  случаи  семейного  насилия,  убийства  детей,  столкновения  на  этнической  и  расовой  почве,  потому  что  они  стали  носить  исключительный  характер,  вызывая  широкий  общественный  резонанс.

Снижется  порог  чувствительности  к  насилию,  равно  как  к  смерти  вообще,  к  своей  и  к  чужой  боли,  к  грязи,  к  дурным  запахам  и  т.д. 

Сегодня  многие  готовы  объявить  «убийством»  внутриутробные  аборты  по  медицинским  показаниям,  тогда  как  прежде  люди  во  всех  региональных  культурах  терпимо  относились  к  многообразным  практикам  «постнатального  аборта»  -  умерщвления  родителями  «ненужных»  младенцев. 

В  некоторых  современных  странах  мать,  отшлепавшая  расшалившегося  ребенка,  рискует  предстать  перед  судом  и  быть  лишенной  родительских  прав.  А  единичные  случаи  более  жестокого  насилия  в  семье,  растиражированные  СМИ,  становятся  темой  массового  пристрастного  обсуждения. 

Локальное  боестолкновение  или  теракт,  в  которых  гибнут  десятки  людей,  остро  переживаются  сотнями  миллионов  на  далеких  континентах  и,  растиражированные  в  телесюжетах,  служат  поводом  для  заявлений  о  «чудовищном  росте  жестокости  в  современном  мире». 

Между  тем,  все  те  единичные  события  насилия,  которые  вызывают  теперь  беспокойство  и  тревогу,  когда-то  были  обыденными  и  повседневными.

В  результате  мы  видим,  что  чем  становится  выше  убойная  сила  оружия,  тем  чувствительнее  становится  общество  к  проявлениям  насилия.

  Возрастание  чувствительности  к  насилию  происходит  из-за  того,  что  с  помощью  современных  средств  массовой  информации  человек  приучается  ставить  себя  на  место  другого.  Поэтому  показанные  в  новостях  боль  и  горе  матери,  потерявшей  ребенка,  мгновенно  становится  болью  и  горем  миллионов  женщин.

Современный  человек  в  течение  одной  телепередачи  может  почувствовать  эмоции  нескольких  десятков  персонажей,  и  в  какой-то  мере  примерить  их  на  себя,  встать  на  их  место.

Однако  эти  примеренные  роли  не  только  делают  его  более  чувствительным  к  проявлению  насилия,  но  и  служат  источником  конфликтов  внутри  его  личности,  источником  неврозов.

По  данным  Всемирной  организации  здравоохранения,  число  больных  неврозами  за  последние  65  лет  выросло  в  24  раза  [2].

Таким  образом  за  благо  для  всех  (повышение  миролюбивости  общества,  нетерпимость  к  насилию)  человек  расплачивается  повышением  конфликтности  внутри  собственной  личности  (конфликты  между  частями  собственного  "Я"). 

Этот  факт  очень  образно  подметил  Г.К.Честертон,  писавший,  что  если  в  античные  времена  весь  город  мог  думать,  как  один  человек,  то  современный  Homo  Sapiens  скорее  сам  напоминает  город,  объятый  войной.  [9]

Агрессия,  которая  когда-то  ранее  направлялась  на  незнакомцев,  затем  на  иноверцев,  теперь  отыгрывается  человеком  внутри  самого  себя  и  проявляется  в  виде  конфликтов  разных  частей  "Я".  Это  приводит  к  резкому  росту  неврозов  и  психосоматических  заболеваний.

Психотерапия  современного  человека  нуждается  в  особых  подходах,  выходящих  за  рамки  традиционных,  существовавших  в  начале  или  середине  XX  века.  Подробное  описание  этих  новых  подходов  изложено  в  [6]  в  главе  "Постмодернистсткая  психотерапия".

Список  литературы:

1.  Берзин  Э.О.  Вслед  за  железной  революцией  /  Э.О.  Березин  //  Знание  -  Сила.  -  1984.  –  №8.  –  С.33–35.

2.  Вейн  А.М.  Неврозы  (клинико-патогенетические  аспекты,  диагностика,  лечение  и  профилактика).  /  А.М.  Вейн,  О.А.  Колосова,  Н.А.  Яковлев.  –  М.:  Наука.  –  1995.  –  231  с.

3.  Вигасин  А.А.  Мудрецы  Древнего  Китая  /  А.А.  Вигасин  //  Древний  мир  глазами  современников  и  историков.  Часть  I.  Древний  Восток.  –  М.:  Интерпракс.  –  1994.  –  С.183  –  207.

4.  Древние  цивилизации  /  Ред.  Г.М.  Бонгард–Левин.  –  М.:  Мысль.  –  1989.

5.  История  Древнего  мира.  Упадок  древних  обществ  /  Ред.  В.Д.  Неронова.  -  М.:  Наука.  –  1989.

6.  Короленко  Ц.П.  Homo  Postmodernus.  Психологические  и  психические  нарушения  в  постмодернистском  мире:  –  Монография  /  Ц.П.  Короленко,  Н.В.  Дмитриева.  -  Новосибирск:  Изд.  НГПУ.  –  2009.  –  248  с. 

7.  Марков  А.В.  Религия:  полезная  адаптация,  побочный  продукт  эволюции  или  "вирус  мозга"?  /  А.В.  Марков  //  Историческая  психология  и  социология  истории.  –  2009.  –  №  1.  –  С.45–56.

8.  Назаретян  А.П.  Антропология  насилия  и  культура  самоорганизации:  Очерки  по  эволюционно-исторической  психологии  /  А.П.  Назаретян.  –  М.:  Издательство  ЛКИ.  –  2008.  –  256  с.

9.  Честертон  Г.К.  Книга  Иова  /  Г.К.  Честертон  //  Мир  Библии,  1993.  –  №  1.  –С.32  –  36.

10.  Ясперс  К.  Смысл  и  назначение  истории  /  К.  Ясперс.  –  М.:  Политиздат.  –  1991.