К  ВОПРОСУ  ОБ  АНАФОРИЧЕСКОЙ  ФУНКЦИИ  АРТИКЛЯ  В  ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМ  ЯЗЫКЕ

Чекарева  Евгения  Сергеевна

канд.  филол.  наук,  зав.  кафедрой  истории  зарубежной  литературы  и  классической  филологии,  доцент  Харьковского  национального  университета  имени  В.Н.  Каразина,  Украина,  г.  Харьков

Е-mail:  e.chekareva@mail.ru

REVISITING  THE  ANAPHORIC  FUNCTION  OF  THE  ARTICLE  IN  ANCIENT  GREEK

Chekareva  Yevgeniya

candidate  of  Philology,  Head  of  Foreign  Literature  and  Classical  Philology  department,  assistant  professor  of  V.N.  Karazin  Kharkov  National  University,  Ukraine,  Kharkov

АННОТАЦИЯ

В  статье  рассматриваются  особенности  употребления  древнегреческого  артикля  в  анафорической  функции  в  разные  периоды  развития  языка.  Подчеркивается  генетическая  связь  артикля  с  указательным  местоимением  в  оформлении  анафорческих  отношений.  Прослеживается  динамика  постепенной  утраты  артиклем  семантической  и  синтаксической  самостоятельности  в  процессе  морфологизации  этого  грамматического  элемента  начиная  с  языка  Гомера,  через  классический  период,  до  периода  койне. 

ABSTRACT

The  article  represents  an  analysis  of  the  specific  character  of  the  Ancient  Greek  article  use  in  anaphoric  function.  There  is  an  emphasis  on  the  genetic  connection  between  the  article  and  demonstrative  pronouns  in  the  formatting  of  anaphoric  relations.  The  dynamic  of  gradual  loss  of  semantic  and  syntactic  self-dependence  of  the  article  in  its  way  to  morphologisation  from  Homer  language,  through  classical  period  up  to  Koine  is  also  retraced  in  the  article. 

Ключевые  слова:  артикль;  указательное  местоимение;  анафорические  отношения;  диахрония. 

Keywords:  article;  demonstrative  pronoun;  anaphoric  relations;  diachrony. 

Р.Г.  Пиотровский  точно  заметил,  что  перед  исследователем  той  или  иной  грамматической  категории  стоит  задача  продемонстрировать  ее  морфологические  и  синтаксические  функции  в  организации  лексического  материала  и  отыскать  ее  место  в  грамматическом  строе  языка,  обнаружить  зависимость  изменения  значений,  функций  и  формы  грамматической  категории  в  связи  с  изменениями  во  всем  строении  языка  [5,  с.  173].

Артикль  в  системе  древнегреческого  языка,  безусловно,  заслуживает  подобного  глубокого  и  всестороннего  рассмотрения.

В  современном  языкознании  артикль  определяется  как  грамматический  элемент,  выступающий  показателем  категории  детерминации  имени  существительного.

Актуальность  изучения  артикля  подчеркивалась  многими  исследователями.  По  мнению  Р.Г.  Пиотровского,  изучение  возникновения  и  развития  артикля  имеет  большое  значение  для  исследования  ряда  индоевропейских  языков,  где  «артикль  является  своеобразным  фокусом  всего  грамматического  строя  имени  существительного»  [5,  с.  173]. 

В  древнегреческом  языке  артикль  интересен  еще  и  в  силу  того,  что  здесь  (а  именно,  в  языке  Гомера)  засвидетельствован  исторический  этап  возникновения  из  указательных  местоимений  определенных  артиклей  большинства  индоевропейских  языков.  Как  отмечает  И.И.  Толстой,  «в  языке  эпоса  мы  <…>  наблюдаем  греческий  артикль  “in  statu  nascendi”,  видим,  так  сказать,  процесс  его  зарождения»  [9,  с.  370].  В  новых  языках  этот  начальный  этап  развития  артикля  реконструируется  лишь  гипотетически  или  с  малым  количеством  древних  памятников. 

Заслуживает  внимания  и  то,  что  древнегреческий  артикль  является  примером  функционирования  такого  элемента  в  языке  синтетического  типа.

Общеизвестно,  что  артикль  более  характерен  для  языков  аналитического  строя.  Действительно,  латынь  (пример  синтетического  языкового  строя)  не  знает  артикля,  в  то  время  как  во  французском  языке,  возникшем  непосредственно  из  нее,  артикль  появляется  уже  в  IX  в.  одновременно  с  сокращением  падежной  системы  и  общим  переходом  к  аналитическому  строю.  Восточнославянские  языки,  также  синтетические,  не  имеют  артикля.  Исключение  составляет  только  древнегреческий  язык.  У  Е.И.  Москальской  встречаем:  «…наличие  артикля  является  характерной  чертой  языков  так  называемого  «аналитического  строя»,  если  не  считать  древнегреческий»  [3,  с.  43]. 

Все  перечисленные  факторы  ясно  свидетельствуют  о  необходимости  глубокого  изучения  особенностей  древнегреческого  артикля  в  его  соотношении  и  взаимодействии  с  языковой  системой  в  целом.

Несмотря  на  указанную  необходимость  внимательного  исследования  древнегреческого  артикля,  литературы  по  данному  вопросу  чрезвычайно  мало.

Так,  в  грамматиках  по  древнегреческому  языку  мы  находим  лишь  нормативные  описания  случаев  употребления  или  неупотребления  артикля,  его  возможных  позиций  в  предложении  и  закономерностей  постановки  (то  есть  предоставление  языковых  пояснений,  по  определению  А.  Мустайоки  [4]).  При  этом  сведения  часто  носят  непоследовательный  и  противоречивый  характер. 

Необходимым  представляется  упорядочить  информацию  о  древнегреческом  артикле,  уточнить  его  место  в  системе  дейктических  элементов  языка,  рассмотреть  особенности  его  функционирования  в  диахронии.

Изучение  артикля  всегда  было  связано  в  первую  очередь  с  именем  существительным.  Вот  что  говорит  по  этому  поводу  Д.А.  Штелинг:  «Наличие  артикля  в  предложении  всегда  свидетельствует  о  наличии  в  нем  существительного  или  субстантивированного  словосочетания,  и  это,  без  сомнения,  служило  причиной  того,  что  изучение  артикля  с  древних  времен  было  связано  со  словом,  лексическим  значением  существительного…»  [11,  с.  3]. 

Поэтому  в  общем  языкознании  артикль  рассматривается  в  тесной  связи  с  именем  существительным  как  показатель  его  грамматической  категории  —  категории  детерминации  или,  более  узко,  категории  определенности  /  неопределенности.  Артикль  выполняет  уточняющую  функцию  по  отношению  к  имени  существительному,  выделяя  и  конкретизируя  важные  для  говорящего  аспекты  объектов  реальной  действительности.  При  этом  артикль  может  и  полностью  замещать  имя  существительное,  номинализируя  уже  известный  из  контекста  объект.

В  рамках  исследования  семантики  артикля  были  предложены  разные  теории:  теория  указательности  (античные  грамматики,  А.  Добиаш,  Х.  Ленц  и  др.),  теория  актуализации  (Ш.  Балли),  теория  индивидуализации  (Р.  Грассери),  теория  ознакомления  (П.  Кристоферсен),  теория  конкретизации  (Г.  Гийом),  теория  субстантивации  (К.  Бюллер)  и  др.  В  отечественном  языкознании  общими  проблемами  теории  артикля  занимались  такие  исследователи,  как  И.И.  Ревзин,  С.Д.  Кацнельсон,  М.М.  Попович,  В.Б.  Кашкин,  И.К.  Крамский.

По  сравнению  с  другими  языками  древнегреческий  язык  характеризуется  значительной  широтой  функций  артикля,  что  привлекло  внимание  некоторых  исследователей.  В  частности,  М.Н.  Славятинская  отмечает:  «Функции  артикля  в  древнегреческом  языке  более  разнообразны,  чем  функции  определенного  артикля  в  новых  языках:  он  не  только  является  детерминантом  существительного,  но  также  имеет  безграничную  силу  субстантивации  сложных  предложений  и  периодов,  является  показателем  атрибутивных  и  предикативных  отношений,  его  наличие  или  отсутствие  может  изменять  значение  слова  <…>.  В  классической  прозе  артикль  играет  большую  роль  в  организации  высказывания,  выделении  темы  и  ремы»  [8,  с.  503]. 

Семантика  артикля  непосредственно  связана  с  теорией  детерминации,  выразителем  которой  он  является.  Г.М.  Габучян  пишет:  «Семантический  аспект  трактовки  артикля  прежде  всего  сводится  к  определению  сущности  детерминации  как  понятийной  категории,  а  разные  решения  этого  кардинального  вопроса  приводят  к  возникновению  разных  теоретических  направлений»  [1,  с.  15].  Большинство  теорий  объединяет  понимание  детерминации  в  связи  со  способностью  существительного  определять  как  отдельный  объект,  так  и  целый  класс  однородных  объектов.

Нас  более  всего  интересуют  две  теории,  стоящие  несколько  в  стороне  от  теорий,  связанных  с  категорией  детерминации.  Это  теория  указательности  и  теория  ознакомления.

Теория  указательности  исторически  является  самой  ранней.  Своими  корнями  она  связана  с  античной  грамматической  теорией,  которая  (в  частности,  Аполлоний  Дискол)  рассматривает  артикль  в  связи  с  явлением  анафоры,  то  есть  отсылкой  к  слову  или  словосочетанию,  которое  ранее  появлялось  в  тексте.  Представители  теории  указательности  считают,  что  предмет  становится  детерминированным  благодаря  указанию  на  него,  при  этом  указание  может  быть  как  дейктическим  («указание  на  учасников  речевого  акта,  на  степень  удаленности  от  них  предмета  высказывания  или  пространственную  или  временную  локализированность  сообщаемого  факта  с  точки  зрения  говорящего,  находящегося  в  центре  коммуникативной  ситуации»  [2,  с.  135]),  так  и  анафорическим  (указание  на  предмет  речи,  которое  отсылает  к  его  обозначению  в  предыдущем  тексте,  а  не  во  внеязыковой  действительности). 

Как  считает  Г.М.  Габучян,  «распространению  этой  теории,  безусловно,  способствовал  тот  факт,  что  определенный  артикль  в  большинстве  языков  происходит  от  указательного  местоимения,  но  абсолютизация  указательной  функции  артикля  и  даже  взгляд  на  артикль  как  ослабленное  указательное  местоимение  является  неправомерным»  [1,  с.  15]. 

Теория  ознакомления,  основоположником  которой  является  П.  Кристоферсен,  основывается  на  том,  что  в  сознании  говорящих  существует  связь  с  предыдущим  коммуникативным  опытом,  на  основе  которого  возникает  возможность  оценить  объект  как  знакомый  или  незнакомый  в  рамках  данной  коммуникативной  ситуации.  Определенный  артикль  сигнализирует  об  известности  объекта,  то  есть  об  общей  основе  понимания  для  говорящих,  неопределенный  —  о  вероятной  неизвестности  объекта  для  участников  коммуникации.

Традиционно  артикль  рассматривается  как  одна  из  частей  речи.  Истоки  такого  подхода  можно  найти  в  античной  грамматической  теории.  М.Н.  Славятинская  отмечает,  что  артикль  «играл  такую  большую  роль  и  выполнял  столько  грамматических  функций,  что  античные  грамматики  выделяли  его  в  отдельную  часть  речи  вместе  с  местоимением  ὅς,  ἥ,  ὅ»  [8,  с.  52].  В  большинстве  языков  артикль  является  отдельным  служебным  словом,  которое  располагается  преимущественно  в  препозиции  к  имени  или  именной  группе,  но  в  некоторых  языках  в  качестве  артикля  выступает  суффикс  имени  (скандинавские  языки,  румынский,  албанский  и  др.). 

В  древнегреческом  языке  имеется  один  артикль  ὁ,  ἡ,  τό,  который  исторически  происходит  от  указательного  местоимения.  Подобное  происхождение  артикля  засвидетельствовано  во  многих  языках.  Б.А.  Серебренников,  в  частности,  отмечает,  что  «таким  является  образование  артикля  в  разных  языках,  например,  французского  la,  le,  испанского  el,  la,  <…>  английского  the,  мордовского  постпозитивного  артикля  сь  и  т.  д.»  [7,  с.  65—66].  Близость  к  указательному  местоимению  прослеживается  у  Гомера  и  в  отдельных  аттических  выражениях,  например,  ὁ  μὲν  ...  ὁ  δέ  —  «один-другой»  [10,  с.  101].

По  общему  мнению  исследователей,  артикль  в  древнегреческом  языке  является  определенным  [8,  с.  52].  В  качестве  неопределенного  артикля  в  классический  период  может  иногда  выступать  местоимение  τις,  τι  —  «некто»,  «нечто»  или,  позднее,  числительное  εἷς,  μία,  ἕν  —  «один». 

Исторические  изменения  в  употреблении  артикля  древнегреческого  языка  требуют  отдельного  изучения,  которое  должно  содержать  детальный  анализ  его  функций  при  организации  отношений  между  элементами  языка  на  разных  уровнях.

Наиболее  наглядным  представляется  диахроническое  развитие  артикля  в  анафорической  функции.  Известно,  что  анафорическая  функция  наиболее  близка  к  семантике  указательного  местоимения,  которым  изначально  был  артикль,  и  предшествует  собственно  артиклевым  функциям.  О.Г.  Ревзина  по  этому  поводу  пишет:  «На  пути  преобразования  в  артикль  указательного  местоимения  такие  функции,  как  дейктическая,  анафорическая,  дескрипторная,  предшествуют  генерализирующей»  [6,  с.  235].

В  языке  Гомера  артикль  в  анафорической  функции  употребляется  часто  и  последовательно.  В  большинстве  случаев  в  этой  функции  артикль  встречается  без  других  знаменательным  слов,  выполняя  роль  местоимения.  И.И.  Толстой  отмечает,  что  при  переводе  артикль  очень  часто  соответствует  не  указательному  местоимению  «этот»  или  «тот»,  а  личному  местоимению  третьего  лица  «он»  [9,  с.  370].  В  примерах  (2),  (3)  артикль  ἡ  выступает  анафором  к  антецеденту,  упомянутому  в  49  строке  (1)  (здесь  и  далее  перевод  с  древнегреческого  наш):

(1)  Ναυσικάαν  εὔπεπλον˙  ἄφαρ  δ’  ἀπεθαύμασ’  ὄνειρον  (Hom.  Od.  VI.49)  —  [разбудила]  светлоубранную  Навсикаю,  и  сну  своему  удивляясь…

(2)  ἡ  δὲ  μάλ’  ἄγχι  στᾶσα  φίλον  πατέρα  προσέειπε  —(Hom.  Od.  VI.56)  —  она  [букв.  «эта»],  став  рядом,  молвила  милому  отцу;

(3)  ἡ  δ’  ἔλαβεν  μάστιγα  καὶ  ἡνία  σιγαλόεντα  (Hom.  Od.  VI.81  )  —  она  [букв.  «эта»]  взяла  кнут  и  блестящие  вожжи.

В  классический  период  артикль  продолжает  выполнять  анафорическую  функцию,  но  удельный  вес  таких  употреблений  становится  значительно  меньшим  по  сравнению  с  другими  функциями.  К  тому  же  анафором  начинает  выступать  иногда  не  сам  артикль,  а  артикль  вместе  с  субстантивированным  словом  или  словосочетанием.  То  есть  артикль  нуждается  в  сочетании  со  знаменательным  словом  для  выполнения  анафорической  функции,  поскольку  сам  он,  постепенно  теряя  семантическую  наполненность,  в  отдельных  случаях  является  недостаточным,  чтобы  выступать  анафором. 

Антецедент  при  этом  может  находится  на  значительном  расстоянии  от  анафора  или  даже  в  другом  предложении:

καὶ  γὰρ  ἔγωγε  καὶ  ἄλλως,  ὅταν  μὲν  τινας  περὶ  φιλοσοφίας  λόγους  ἢ  αὐτὸς  ποιῶμαι  ἢ  ἄλλων  ακούω,  χωρὶς  τοῦ  οἴεσθαι  ὠφελεῖσθαι  ὑπερφυῶς  ὡς  χαίρω˙  ὅταν  δὲ  ἄλλους  τινάς,  ἄλλως  τε  καὶ  τοὺς  ὑμετέρους  τοὺς  τῶν  πλουσίων  καὶ  χρηματιστικῶν,  αὐτός  τε  ἄχθομαι...  (Plat.  Symp.173.c.)  —  (букв.)  И  я,  когда  провожу  эти  философские  беседы  сам  или  слушаю  других,  кроме  того,  что  рассчитываю  получить  от  них  пользу,  очень  радуюсь;  когда  же  другие  какие-либо  [слушаю  беседы],  также  и  ваши,  те  что  о  богатстве  или  деньгах,  сам  огорчаюсь…

Анафором  к  слову  λόγους  можно  считать  как  артикль  τοὺς,  так  и  субстантивированное  словосочетание  τοὺς  ὑμετέρους  (ваши),  к  которому  присоединяется  еще  и  определение  в  атрибутивной  позиции.  В  этом  примере  артикль  одновременно  выполняет  три  синтаксические  функции:  субстантивацию  местоимения  ὑμέτερος,  оформление  анафорических  отношений  с  упомянутым  ранее  λόγους  и  присоединение  несогласованного  распространенного  определения  τῶν  πλουσίων  καὶ  χρηματιστικῶν.

Рассмотрим  следующий  пример:

εἰ  γὰρ  οὕτως  ἔχει  καὶ  ἡ  σοφία,  πολλοῦ  τιμῶμαι  τὴν  παρὰ  σοὶ  κατάκλισιν˙  οἶμαι  γάρ  με  παρὰ  σοῦ  πολλῆς  καὶ  καλῆς  σοφίας  πληρωθήσεσθαι.  ἡ  μὲν  γὰρ  ἐμὴ  φαύλη  τις  ἄν  εἴη,  ἢ  καὶ  ἀμφισβητήσιμος  ὥσπερ  ὄναρ  οὖσα,  ἡ  δὲ  σὴ  λαμπρά  τε  καὶ  πολλὴν  ἐπίδοσιν  ἔχουσα  (Plat.  Symp.175.d.-  e.)  —  Если  мудрость  имеет  подобное  свойство,  то  я  еще  больше  ценю  это  место  за  столом  рядом  с  тобой.  Ведь,  сидя  рядом  с  тобой,  я  преисполнюсь  большой,  прекрасной  мудрости.  Ибо  чего  стоит  моя,  неверная  и  смутная,  всегда  оставляющая  сомнения  и  вопросы.  Твоя  же,  будучи  прекрасной  в  сиянии  своего  блеска,  только  приумножает  твои  успехи.

Как  и  в  предыдущем  примере,  артикли  здесь  оформляют  сложные  синтаксические  и  смысловые  отношения  между  элементами  предложения.  Субстантивированная  конструкция  ἡ  μὲν  γὰρ  ἐμή  (моя)  с  предикативным  определением  φαύλη  противопоставляется  субстантивированному  ἡ  δὲ  σή  с  предикативными  определениями—  λαμπρά  и  —  πολλὴν  ἐπίδοσιν  ἔχουσα  —  То,  что  речь  идет  о  мудрости  —  (ἡ  σοφία),  понятно  благодаря  способности  артикля  выражать  анафорические  отношения. 

Анафора  также  присутствует  и  в  следующем  примере,  где  в  артикле  τῷ  в  обоих  случаях  содержится  отсылка  к  —  τῷ  τρόπῳ:

τούτῳ  γὰρ  τῷ  τρόπῳ  πᾶν  τὸ  θνητὸν  σῴζεται,  οὐ  τῷ  παντάπασιν  τὸ  αὐτὸ  ἀεὶ  εἶναι  ὥσπερ  τὸ  θεῖον,  ἀλλὰ  τῷ  τὸ  ἀπιὸν  καὶ  παλαιούμενον  ἕτερον  νέον  ἐγκαταλείπειν  οἷον  αὐτὸ  ἦν  (Plat.  Symp.  208.a.)  —  Так  все  смертное  спасает  себя.  Не  оставаясь  во  всем  всегда  таким  же,  оно,  старея,  отходит,  чтобы  оставить  на  своем  месте  новое  знание,  которым  и  то  старое  было  когда-то.

С  явлением  анафоры  связано  также  и  употребление  артикля  в  роли  личного  местоимения,  которое  часто  встречается  у  Платона:

καὶ  τὸν  εἰπεῖν,  ὅτι...  (Plat.  Symp.  174.a.)  —  он  сказал,  что…

Благодаря  возможности  одинаковой  формы  (рода,  числа,  падежа)  артикля  и  его  антецедента  в  анафорическом  отношении,  отсылка  продолжает  оставаться  понятной  даже  если  анафор  и  антецедент  находятся  в  тексте  на  большом  расстоянии.  Таким  образом,  использование  артикля  для  выражения  анафорических  отношений  имеет  большое  значение  для  связности  текста  как  в  рамках  предложения,  так  и  в  пределах  больших  периодов.  При  таком  употреблении  артикля  сохраняется  связь  с  его  первичной  указательной  функцией.  Семантическое  наполнение  артикля  в  этом  случае  является  значительно  большим,  чем  при  оформлении  позиции  определения  или  даже  при  субстантивации.

В  языке  Нового  Завета  артикль  в  анафорической  функции  почти  не  встречается.  Из  синтаксических  его  функций  остаются  только  те,  которые  возможны  при  сочетании  с  существительным  или  другим  субстантивированным  полнозначным  словом.  Удаленность  артикля  от  имени  существительного  и  распространение  определений,  оформленных  при  помощи  артикля,  несколько  сужается  по  сравнению  с  древнегреческим  языком  классического  периода.  Это  можно  продемонстрировать  на  типичном  примере:

ὁ  πατὴρ  ὑμῶν  ὁ  οὐράνιος  (NT,  Mth.,  VI,  14)  —  Отец  наш  небесный  (букв.  Отец  наш,  тот,  который  небесный).

Указательная  семантика  артикля,  преобладавшая  в  языке  Гомера,  и  слабо,  но  тем  не  менее  регулярно  представленная  в  языке  классического  периода  в  оформлении  анафорических  отношений,  совсем  приходит  в  упадок  в  языке  Нового  Завета.  Из  синтаксических  функций  артикля  в  этот  период  остаются  те,  которые  не  требуют  значительной  его  автономности:  оформление  определения,  субстантивация  инфинитива  и  причастия.  Это  свидетельствует  о  постепенном  ослаблении  семантики  артикля  и  потери  им  самостоятельности  и  линейно-синтагматической  свободы  (от  самостоятельного  употребления  в  языке  Гомера,  через  смешанное  в  языке  классического  периода  до  обязательного  сочетания  с  полнозначным  словом  в  языке  Нового  Завета).

Артикль,  аналитический  элемент,  возникший  на  фоне  синтетической  в  целом  языковой  структуры,  начинает  в  определенный  момент  выполнять  преимущественно  синтаксические  функции  для  оформления  связей  в  рамках  предложения,  а  с  развитием  языкового  строя  в  направлении  аналитизма  его  функции  становятся  близкими  к  функциям  артикля  в  аналитических  языках,  синтаксическое  употребление  в  свою  очередь  сокращается,  и  он  расширяет  связи  с  существительным,  то  есть  морфологизируется.

Подобные  процессы  засвидетельствованы  и  в  других  индоевропейских  языках.  На  примере  старофранцузского  языка  Р.Г.  Пиотровский  прослеживает  постепенную  морфологизацию  артикля.  Он  пишет:  «Первоначально  соединение  артикля  с  существительным  имело  явно  синтаксический  характер.  Потом,  в  связи  с  тем,  что  артикль  становится  единственным  средством  выявления  всех  грамматических  категорий  существительного,  его  грамматические,  семантические  и  фонетические  связи  с  существительным  укрепляются  настолько,  что  это  соединение  артикля  с  существительным  приобретает  в  современном  французском  языке  морфологический  характер»  [5,  с.  184].  Разница  заключается  только  в  том,  что  аналитические  тенденции  в  древнегреческом  языке  периода  койне  еще  не  настолько  сильны,  и  падежная  система  существительного  не  подвергается  редукции. 

Этап,  засвидетельствованный  в  классический  период,  представляет  собой  довольно  интересное  явление:  артикль  уже  прошел  стадию  указательного  местоимения,  то  есть  элемента,  связанного  с  грамматической  системой  имени  существительного  лишь  опосредованно,  и  получил  определенную  частотность  употребления.  Связи  артикля  с  существительным  еще  не  настолько  тесны,  чтобы  подчинять  его  употребление  сочетанию  с  субстантивом,  но  и  не  так  слабы,  как  в  языке  Гомера,  где  он  играл  особую  значительную  роль  в  общем  строении  языка.  Таким  образом,  в  момент  подобной  относительной  автономности  и  наибольшей  свободы  употребления  артикля,  он  становится  необходимым  средством  для  членения  предложения  и  оформления  синтаксических  связей.  Далее,  с  упрощением  языковой  системы  и  усилением  в  древнегреческом  процессов  аналитизма,  необходимость  в  таких  синтаксических  функциях  уменьшается,  и  связи  артикля  непосредственно  с  существительным  без  влияния  на  структуру  предложения  и  больших  периодов  текста  становятся  более  значительными  и  крепкими,  как  у  любого  грамматического  элемента  на  пути  его  морфологизации.

Список  литературы:

1. Габучян  Г.М.  Теория  артикля  и  проблемы  арабского  синтаксиса  /  Г.М.  Габучян.  М.:  Наука,  1972.  —  224  с.
2. Камчатнов  А.М.,  Николина  Н.А.  Введение  в  языкознание  /  А.М.  Камчатнов,  Н.А.  Николина.  М.:  Флинта,  Наука,  2004.  —  232  с.
3. Москальская  Е.И.  Категория  артикля  в  трактовке  современного  буржуазного  языкознания  /  Е.И.  Москальская  //  Иностранные  языки  в  школе.  М.,  —  1948.  —  №  4.  —  С.  37—45.
4. Мустайоки  А.  «Признаки»,  «причины»  и  «объяснения»  или  разные  подходы  к  истолкованию  языковых  фактов  /  А.  Мустайоки  //  Russia  Linguistics  14.  Neterlands:  Kluwer  Academic  Publishers,  1990.  —  С.  147—170.
5. Пиотровский  Р.Г.  К  проблеме  грамматической  категории  (Развитие  категории  артикля  во  французском  языке)  /  Р.Г.  Пиотровский  //  Известия  Академии  наук  СССР.  –  Отделение  литературы  и  языка.  М.,  —  1954.  —  том  XIII.  —  вып.  2.  —  С.  172—184.
6. Ревзин  И.И.  Анкета  по  категории  определенности-неопределенности  /  И.И.  Ревзин  //  Балканский  лингвистический  сборник.  М.:  Наука,  1976.  —  С.  220—243.
7. Серебренников  Б.А.  К  проблеме  типов  лексической  и  грамматической  абстракции  /  Б.А.  Серебренников  //  Вопросы  грамматического  строя.  М.,  1955.  —  С.  54—73.
8. Славятинская  М.Н.  Учебник  древнегреческого  языка  /  М.Н.  Славятинская.  М.:  Филоматис,  2003.  —  620  с.
9. Толстой  И.И.  К  семантике  гомеровского  артикля  /  И.И.  Толстой  //  Известия  АН  СССР.  —  Отделение  Литературы  и  Языка.  М.,1  —  954.  —  том  XIII.  —  вып.  4.  —  С.  370—374.
10. Шантрен  П.  Историческая  морфология  греческого  языка  /  П.  Шантрен.  М.:  Издательство  иностранной  литературы,  1953.  —  339  с.
11. Штелинг  Д.А.  Английский  артикль  и  его  роль  в  грамматике  текста  /  Д.А.  Штелинг  //  Иностранные  языки  в  школе.  М.,  —  1978.  —  №  6.  —  С.  3—13.