К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКАХ

Цыпкин Владимир Васильевич

учитель истории и обществознания, ГБОУ ЦО № 1447 им. Н.А. Островского

г. Москва

Е-mail: vasilichst@rambler.ru

В создании фольклорных сюжетов, как правило, принимали участие широкие народные массы, в первую очередь, крестьянство, и это наложило отпечаток на форму и содержание сказок, где наряду с вечными философскими категориями добра и зла, богатства и бедности и т. д., довольно ярко и не всегда однозначно выражено отношение крестьян к барину. Сказка — абстрагированная форма местного предания, представленная в более сжатой и кристал­лизованной форме. Изначальной формой фольклорных сказок являются местные предания, парапсихологические истории и рассказы о чудесах, которые возникают в виде обычных галлюцинаций вследствие вторжения архетипических содержаний из коллективного бессознательного.

При всем многообразии региональных и локальных форм фольк­лору присущи общие черты, такие как анонимность, коллективность творчества, традиционность, тесная связь с трудовой деятельностью, бытом, передача произведений из поколения в поколение в устной традиции.

В русской фольклорной прозе есть два многожанровых вида: проза сказочная и не сказочная. Отличает их то, что они выполняют разные функции: сказочная проза — функцию эстетическую и не сказочная проза — информативную. «Сказки, в свою очередь, обычно делят на три основные группы — сказки о животных, волшебные и бытовые. Их объединяет один признак: речь идет о выдуманном и невозможном» [1, с. 92—93]. Рассматриваемая социальная связка «барин-крестьянин» отражена, в основном, в бытовых сказках; в них воспроизводятся картины обычной жизни — без фантазии, характерной для волшебных сказок, и без комического фрагмента, свойственного сказкам о животных.

Основная составляющая сюжета данных сказок представляет собой житейские познания, опыт, остроту ума и его гибкость. И здесь традиционно торжествует «низкий» герой: девушка-крестьянка или сообразительный мужик оказываются мудрее барина. Можно сказать, что в таких сказках воплотилась наивная мечта народа о «справедливом» перераспределении богатств и сословных привиле­гий по уму и личным достоинствам.

В своем сборнике русских народных сказок Ю.М. Соколов собрал более 60 произведений сказочной прозы. Можно отметить сравнительно небольшое количество записанных сказок о русском помещике. Например, о попе и мужике их значительно больше. Соколов, несмотря на идеологическую специфику времени написания предисловия к указанному сборнику (1931 г.), в целом справедливо отмечал: «…нужно заметить и по поводу сказок о барах, что мы располагаем материалом, значительно меньшим, чем это было в свое время в реальной действительности. Причин этому несколько. Одна из них, думается, главная — классовый состав собирателей сказок в ту эпоху, когда сатирические сказки о барах должны были быть особенно актуальны, т. е. в первой половине и в середине ХIХ в. Собиратель, дворянин-помещик, как бы либерален он ни был, естественно, не мог сам с нарочитым интересом относиться к собиранию мужицких сказок о барах-помещиках, а с другой стороны, и крестьянин-сказочник не имел, надо полагать, также большого желания рассказывать собирателю-помещику сказки с подчеркнутой классовой противодворянской тенденцией» [2, с. 8].

В крестьянском сознании любой дворянин из города ассоциировался с человеком «голубой крови», находящимся во власти или близко стоящим к ней. Реальной критики или сарказма в адрес помещиков в большей части случаев нельзя было услышать. Отсюда, вероятнее всего, определенное число сказок о барине и помещичьей власти не дошли до нас в записи.

Из 60 рассматриваемых произведений сказочного цикла о барине, по классификации Ю.М. Соколова, 8 (13,3 %) — о барской жестокости, 11 (18,3 %) — о помещичьей жадности, 12 (20 %) — о барской спеси, 3 (5 %) посвящены барскому безделью и 23 (48,4 %) — барской глупости [2, с. 12].

Значительное число сказок в рамках данного цикла посвящено барской глупости, где высмеивались бесхозяйственность помещиков, отсутствие знаний бытовой жизни. Это показывало превосходство крестьянской житейской хватки и ума. Пусть хотя бы в сказках крестьянин помыкает помещиком, отражая таким своеобразным образом свое стремление доказать, что он не «двуногая скотина» и не «крещенная собственность», а личность с серьезными социальными ожиданиями. По смыслу данная категория сказок очень близка к сказкам, где демонстрируется барская глупость [1, с. 476].

Крестьянские смекалка и хитрость, восхваляемые в сказках, не всегда являлись оружием против барской жадности. Нередко крестьянская житейская хитрость была направлена на неприкрытое объегоривание помещика с целью получения определенных благ. В этом случае в ход зачастую шла откровенная ложь. Два противо­положных мира в русской деревне продолжали сосуществовать рядом друг с другом, не понимая и не принимая ценности другой стороны. И. Кошелев по этому поводу отмечал: «Итак, недостаток правды в нашем быту вообще не подлежит никакому сомнению но отчего это происходит?

Оттого ли, что мы по природе неправдивы, или от того, что мы таковыми стали вследствие обстоятельств, при которых отцы наши и мы жили и при которых мы и ныне обретаемся?..

Первым, самым действенным из этих обстоятельств есть, конечно, крепостная зависимость, тяготевшая, в продолжении многих веков, на русском народе, проникая во все проявления и отправления его жизни, и еще далеко не вполне у нас отмененная. Владение одних людей другими было злом не частным, касавшимся одного или двух состояний и только в известных каких либо отношениях портившим их нравственность. Нет, это было злом, искажавшим нравственность всех состояний… При существовании в обществе лжи, допускавшей принадлежность одного лица другому, узаконившей право последнего распоряжаться судьбою первого и его семейства и безнаказанно наносить им всякие обиды; …и при господстве произвола над законом, — могла ли в чем-либо быть правда?» [3, с. 340].

Помещики видели в крепостных исключительно физическую силу, необходимую для выполнения определенного круга обязан­ностей. Поэтому крестьяне не воспринимали сиюминутное проявление барской милости как что-то постоянное и имеющее реальное нравственное начало. Следовательно, существовала разница между помещиком и крестьянином в понимании добра и зла. Сословно-корпоративные ценности, чувство сословной принадлежности не могли исчезнуть у поместных дворян в одночасье.

Подводя итог, следует отметить, что фольклор, в частности сказки, являются ценным источником, в первую очередь, в рамках изучения повседневных контактов помещиков с крестьянами.

Основная же часть народных сказок четко отражает существо­вание в русской деревне двух социопсихологических миров — помещика и крестьянина. При этом крестьянин видит в помещике исключительно эксплуататора, бездельника. В отдельных сказках отчетливо просматривается социальное расслоение общества. Все это дает возможность более детально исследовать природу крестьянских представлений о помещике. Издавна сказки были близки и понятны простому народу. Фантастика переплеталась в них с реаль­ностью. Живя в нужде, люди мечтали о коврах-самолетах, о дворцах, о скатерти-самобранке. И всегда в русских сказках торжествовала справедливость, а добро побеждало зло. Не случайно А.С. Пушкин писал: «Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!». Сказки являются историческими источниками, указывающими на опреде­ленные общественные отношения или исторические события.

Список литературы:

1. Костюхин Е.А. Лекции по русскому фольклору. — М., 2004.
2. Русская сатирическая сказка в записях середины XIX — начала XX века /сост. Молдавский. — М. — Л., 1955.
3. Тарасов Б.Ю. Россия крепостная. Серия: тайны Российской империи. — М., 2011.