ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ВЕЩИ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ФЕНОМЕНА

Миролюбова Лидия Романовна

канд. филос. наук, доцент Балаковского филиала

Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации,

 Саратовская обл., г. Балаково

E-mail: ostapec@bk.ru

Конец ХХ — начало ХХI веков знаменовали, в частности, новый этап в изучении вещной среды и ее элементов в отечественной гуманитарной науке.

Современная Россия столкнулась с реалиями общества «массового потребления». Государство в лице «рыночных» политиков и идеологов 90–х годов, отказавшись от коммунистических ценностей, предложило взамен губительную для России идею «рыночной» ориентации во всех сферах жизни общества. Коммерциализация культуры, фетишизм потребления, в том числе и вещный, пропаганда западного образа жизни — все это знаки духовного кризиса российского социума.

Со всей очевидностью обнаружился губительный разрыв между материальным и духовным. Философия духовности не игнорирует материальное начало в жизни человека и общества, но возвращает ему его истинное место и значение. Движение общества и личности к целостным формам бытия возможно в той степени, в которой удастся преодолеть вульгарно-материалистическое кредо: «Матери­альное первично, духовное вторично». Логика субординации в системе «материальное-духовное» лишена смысла в координатах бытия. Полагаю, что основной закон бытия человека и общества можно сформулировать следующим образом: «Материальное — это основа бытия, а духовное — цель». Только с таких концептуальных позиций можно раскрыть подлинную сущность вещи в различных социально-исторических контекстах. При этом обнаруживается, что проблема вещи как социокультурного феномена перерастает свое собственное содержание и поднимается до уровня экзистенциальной проблемы человека, постигающего мир и свое место в мире.

Отношения между человеком и вещью были всегда обусловлены конкретно-историческими базовыми ценностями как общества, так и человека. Общеизвестны такие типы этих отношений, как гедо­нистические, аскетические, рациональные, нерациональные, иррацио­нальные. Одним из первых, кто стоял у истоков понимания сущности взаимосвязи человека и вещи, был древнегреческий философ Протагор. Его идея «человек есть мера всех вещей…» многозначна, но несомненно, что она имеет и социокультурное значение.

История развития и современное состояние концепции вещи как социокультурного явления позволяют согласиться с мнением М. Эпштейна, высказанным еще в 80-е годы прошлого века, о необходимости развития реалогии — науки о вещах. Прошло более четверти века, но эта идея, к сожалению, не нашла поддержки в научных кругах. Одна из причин видится в трудностях методоло­гического характера, обусловленных гносеологической необязатель­ностью некоторых исследователей по отношению к категориальному аппарату проблемы, а также разобщенностью научных подходов к изучению вещи как социокультурного феномена.

Методологический смысл постановки вопроса о содержании понятия «вещь» видится в понимании вещи не как субстанциональной данности, а как полифункционального социокультурного явления, детерминированного не только витальными, утилитарными потребнос­тями, но и многоплановостью общественных отношений, системой духовных ценностей [9, с. 24].

В специальной научной литературе выделяются два уровня исследования проблемы взаимосвязи человека и вещи: эмпирический и теоретический. Эмпирическая констатация бытия вещи на уровне явления правомерна для начального этапа исследования, но явно недостаточна. Осознавая это, представители различных наук стремятся к постижению сущностных отношений между человеком и его вещным окружением. Широта и многогранность проблемы способствовали становлению различных теоретических подходов к ее изучению: исторического, социологического, экономического, искусствоведчес­кого, эстетического, семиотического и философско-культуроло­гического. Каждый из них имеет свой аспект анализа проблемы.

Сразу же оговоримся, что речь идет именно о подходах, а не о методах изучения. Подход определяется предметным интересом той или иной науки и может опираться на самые различные методы (частные и общие) решения поставленных задач.

Обратимся к сущностной характеристике основных теорети­ческих  подходов к изучению вещи.

Исторический подход. В свете этого классического подхода вещь изучается как материальный артефакт, позволяющий понять специфику быта, образа и качества жизни различных цивилизаций, культур прошлого.

Анализ исторического бытия вещей в различных социокуль­турных контекстах возможен только благодаря обращению к историческим источникам, которые традиционно подразделяют на вещественные, письменные, изобразительные.

Методологический аспект изучения вещественных источников характерен для работ зарубежных и отечественных историков [3]. При этом вещный мир предстает не только как технологические достижения цивилизаций, но прежде всего как свидетельство прошлых эпох, отражающее материальные и духовные потребности человека и общества, социокультурные функции вещей.

Вещный мир первобытного общества и древних цивилизаций стал предметом интереса таких исследователей, как К. Леви-Стросс, Ф. Энгельс, Э. Тайлор, Г. Вейс, Л. Морган, Г. Чайлд, Ю. Липс, Г. Кюн. Вещная среда в контексте отечественной истории нашла отражение в классических работах С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, М. Раби­новича, А. Косцовой, А. Терещенко, В. Седова, Т. Стриженовой, Я. Ривоша и др.

Особый интерес представляет уникальная академическая разработка О.М. Медушевской «Вещь в культуре: источниковедческий метод историко-антропологического исследования», в которой, во-первых, глубоко и всесторонне представлена методология исследованиявещественных источников в свете достижений зарубежного и отечественного источниковедения, во-вторых, проанализирована на примере отечественной истории XI—XVIII веков специфика таких источников изучения вещи (вещной среды), как законодательные акты, летописи древнерусской литературы, таможенные книги, публицис­тика, записки иностранцев, мемуары, картографические документы и др.

Исторический подход к анализу вещной среды предполагает выявление не только закономерностей, но и синергетизма ее развития, диалектики традиций и новаторства, взаимосвязи мировоззренческой парадигмы с установками человека и общества в отношении вещной среды. Знакомство, к примеру, с концепцией Ж.-К. Гардена позволяет говорить о проблемности классификационной археологии, обуслов­ленной обоснованием неоднозначного выбора средств представления артефактов в терминах описательного языка (естественного, документального, информационного) [6, с. 14].

Социологический подход. Вещь есть продукт общества и вне его существовать не может. Социальная обусловленность вещи предполагает ее изучение с социологической точки зрения. Рассматривая вещь как социокультурный феномен, исследователь обязан выявить ее место и роль в системе взаимосвязи личности и общества, раскрыть причины социальной трансформации вещи и ценностных установок человека в различных социально-истори­ческих системах.

В структуре западной социологии особое место занимает «критическая теория» Франкфуртской школы (В. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Хабермас), направленная, в частности, против общества «массового потребления», породившего «одномерного человека», консьюмеризм как мировоззренческое кредо постиндустриального общества.

Что же касается судьбы социологии в СССР, то она была трагична в силу известных причин. Достаточно напомнить о высылки из страны в 1922 году известных социологов П. Сорокина, Ж. Гурвича, Н. Тимашева.

Однако в работах советских исследователей 20-х—30-х годов уже ставились вопросы о социальном синтезе, единстве человека и вещной среды на основе новой социальной организации общества (Б. Арватов, А. Воронский, И. Маца, И. Хвойник, Д. Аркин) [10]. Единодушно признавалась принципиально иная основа взаимосвязи человека и вещи в социалистическом обществе, которая «уничтожает господство вещей над человеком, освобождает его из-под власти их, заменяет эту власть непосредственными, свободными и равными отношениями между людьми. Религия капиталистического общества — фетишистское отношение к вещам... Такому фетишизму вещей социалистическое строительство полагает конец» [5, с. 163].

Идеи «антивещизма» в работах упоминаемых авторов отнюдь не были тождественны пролеткультовским идеям метафизического отрицания вещи в системе культуры. Это была объективная критика принципов буржуазного бытоустройства (потребительской психо­логии, вещного фетишизма, стихийности и эстетского стилизаторства) и антигуманных отношений человека и вещи в условиях капиталисти­ческого общества.

Бесспорно интересным представляется положение о диалектике социального в вещи. Так, Д. Аркин подчеркивал, что бытовая вещь не ограничивается техническим, т. е. утилитарным, обслуживанием человека, «она обслуживает его и в идеологическом смысле» [2, с. 109].

Одним из первых, кто четко сформулировал цель социологи­ческого изучения материальной культуры в целом и вещи, в частности, был А.Б. Салтыков, выдающийся исследователь декоративного искусства. Эта цель, по его мнению, заключалась в необходимости «понять зако­ны жизни... вещевых комплексов, связь их с обществом, уста­новить зависимость между обществом и вещами» [7, с. 30].

Однако в силу известных причин многие социологические вопросы не могли быть поставлены, тем более, решены. Это относилось, прежде всего, к теоретико-методологическим аспектам социологии вещи.

В шестидесятые — семидесятые годы ХХ века после длительного перерыва актуализировались потребности в социологическом изучении вещной среды [8].

В условиях современной России особое значение приобретает социологический подход к анализу феномена потребления и его роли в трансформации социальных отношений [1]. К сожалению, социальные практики частнособственнических отношений таковы, что, порождая, с одной стороны, личную независимость, а с другой, вещную зависимость, они тем самым способствуют формированию одномерного человека-Homoconsumens. Последствия такого противо­речия для человека и общества крайне опасны, т. к. извращается духов­ная составляющая общества и разрушается многомерность человека.

Экономический подход. Источником социального бытия вещи в системе социума является диалектика производства и потребления, объективно предполагающая ее экономический анализ. Первыми, кто раскрыл специфику взаимосвязи человека и предметной среды (вещи) в различных социально–экономических системах, были К. Маркс и Ф. Энгельс.

В первобытном обществе между человеком и вещью существовала относительная гармония, т. к. человек всегда выступал как цель производства. Ф. Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» указывал на то, что коллек­тивный характер производства влек за собой господство производи­телей над производственным процессом и продуктом производства. В этих условиях вещи не выходили из–под контроля человека, не наделялись силами, вовсе им не присущими. Но постепенно в этот процесс проникает разделение труда, следствием которого явилось производство прибавочного продукта, породившего, в свою очередь, обмен и одновременно с ним — частную собственность: «Лишь только производители перестали сами непосредственно потреблять свой продукт, а начали отчуждать его путем обмена, они утратили свою власть над ним... Возникла возможность использовать продукт против производителя, для его эксплуатации и угнетения» [4, с. 113]. Вещь становится товаром, так как ее производство обусловлено, прежде всего, продажей.

Каждая вещь–товар обладает потребительской стоимостью, удовлетворяющей различные потребности людей и превращающейся тем самым в общественную потребительскую стоимость. Очень многие исследователи подвергли справедливой критике товарный фетишизм, однако основания этой критики были разные. Так, в теории К. Маркса и его последователей отмечалось, что товарный фетишизм обусловлен капиталистическим отчуждением труда и эксплуатацией человека. И далее предлагалась утопическая идея устранения антагонистических отношений между человеком и его вещным окружением в условиях коммунистического общества, в котором общественное производство будет служить средством гармоничного и всестороннего развития личности, наиболее полного удовлетворения ее материальных и духовных потребностей.

Однако, социализм, уничтожив частную собственность и антаго­низм классов как основу товарного и вещного фетишизма, не смог до конца устранить в силу известных причин дисгармонию человека и вещной среды.

Английский экономист Дж. М. Кейнс обратил внимание, в частности, на роль национального дохода, потребления, сбережения и инвестиций в формировании экономической активности. Основная причина экономической депрессии, по его мнению, заключалась в сокращении совокупного спроса. Объем потребительского спроса, обусловлен «склонностью к потреблению» и «основным психоло­гическим законом», гласящим, что при росте дохода страны увеличивается в нем доля личного потребления [11, с. 42]. Исходя из идей кейнсианства, можно понять причину «вещного» взрыва на Западе в 60-е годы XX века и в постсоветской России.

Т. Веблен, один из основоположников институционального направления в экономической теории, отмечал две стороны потреб­ления: показную или демонстративную и скрытую. «Потребление показное» присуще «праздному классу» и позволяет ему демонстри­ровать с помощью вещей-товаров и услуг свою значимость. Потребители среднего класса пытаются подражать в этом направ­лении. Так, психологическая зависимость в демонстрации вещного престижа стимулирует закон спроса. В то же время «в результате того предпочтения, которое отдается демонстративному потреблению, семейная жизнь многих классов сравнительно убога в контрасте с той блистательной частью их жизни, которая проходит на виду» [12, с. 64].

Таким образом, экономический анализ вещи в системе производства и потребления позволяет выявить тенденции не только удовлетворения, но и формирования потребностей в вещах, имеющих гуманистический смысл лишь тогда, когда они служат воспитанию социально активной, духовно богатой личности.

Искусствоведческий подход. Художественный опыт человека опредмечивался и в вещах, которые благодаря этому становились произведениями прикладного и промышленного искусства. Существо­вание вещей как декоративно-прикладных ценностей создало возмож­ности для искусствоведческого анализа артефактов прикладного искусства (одежды, тканей, мебели, посуды, утвари, бытовых инструментов, орудий, приборов и пр.). Искусствоведческий подход традиционно выступает в трех формах: исторической, эмпирической и теоретической.

Исторический взгляд на произведения прикладного и про­мышленного искусства позволяет зафиксировать эволюцию вещных форм, смену стилей и направлений, развитие способов художест­венной обработки материалов, особенности творчества конкретного мастера, художника [13].

Эмпирическое искусствоведение описывает отдельные вещи со стороны внешних связей, явлений, доступных живому созерцанию. Теоретический же уровень изучения вещи выявляет специфические закономерности ее развития [14]. Вне интересов искусствоведения остаются общие закономерности развития искусства, то, что объеди­няет произведения прикладного и промышленного искусства с другими видами искусства.

Эстетический подход. Наукой, способной преодолеть односто­ронность искусствоведческого подхода к вещи, выступает эстетика, интерес которой направлен на общие законы художественной деятельности человека, на инвариантное, устойчивое, встречаемое в различных видах искусства, в том числе и в прикладном.

При эстетическом подходе главными становятся проблема морфологии прикладного искусства, его бытия вдвух формах — моно­функциональной и бифункциональной (терминология М. Кагана); соотношения утилитарных и духовных потребностей, пользы и красо­ты; специфики вещи как эстетического объекта; наконец, особен­ностей эстетического воспитания личности в вещной среде и др. [15].

Семиотический подход. С возникновением в XX веке науки, изучающей законы образования и функционирования знаковых систем, стал возможен семиотический подход к изучению культуры, в том числе и вещи как элемента последней.

Семиотика, в отличие от частных наук, обращающихся к знаку с позиций предметного интереса, исследует общую природу знаков, общие законы их использования, создает типологическую модель знаков и знаковых ситуаций.

Одним из общепринятых определений знака является такое, в котором под знаком подразумевается предмет, замещающий, представляющий другой предмет, процесс, идеи (Ч. Пирс, Ч. Моррис, Э. Бенвенист, А. Ветров и др.). К характерной особенности знака относится то, что он обладает предметным и смысловым значением.

В работах зарубежных и отечественных авторов содержится интересный материал об эволюции вещей как семиотических ценностей, о коммуникативной структуре вещи [16].

Анализ значений вещи в системе общества и культуры позволяет сделать вывод о целостности и замкнутости семиотической модели вещной среды в древних и «примитивных» цивилизациях. Что же касается современной вещной среды, то она претерпела существенные изменения: неизмеримо «разрослась» количественно и стала неоднородной качественно. И это привело к тому, что наиболее типичной коммуникативной ситуацией в мире вещей стали состояние знакового хаоса, разновекторность отдельных коммуникативных аспектов вещи. Причем это состояние характерно как для западного, так и современного российского социума. Познание закономерностей внутреннего строения вещной среды в семиоти­ческом аспекте будет способствовать как преодолению «раскола» внутри нее, так и обоснованию стилевой целостности этой среды.

В конечном итоге, на знаковую аксиологию вещи влияет не только значимость того, что она замещает в общей социокуль­турной системе кода, но и многозначность отношения содержания и выражения, или, говоря словами поэта В. Жуковского, «присутствие создателя в созданье». Следует уточнить, что ценность знаковой функции вещи обусловлена не только мерой опредмечивания в ней сущностных сил человека, но и мерой распредмечивания их в системе социокультурных коммуникаций.

Итак, вещь изучается представителями самых различных наук: истории, социологии, экономической теории; искусствознания, эстетики, семиотики. Не вызывает сомнения ценность достижений каждой из них в изучении вещи. Однако создание целостной теории вещи видится в преодолении ограниченности отдельных подходов, в комплексном решении проблемы на основе ее философско-культурологического осмысления.

Философско-культурологический подход.

Философско-культурологическое изучение вещи означает выявление источника, механизма и направленности развертывания сущностных сил человека. Культура же выступает в качестве меры развития этих сил. Отсюда правомерен интерес к вещи как к «опред­меченной деятельной сущности человека». В процессе освоения вещи, вещной среды человек «распредмечивает» сущностные силы других людей, делает их своим достоянием и тем самым получает возмож­ность дальнейшего собственного развития. Процесс освоения социокультурных вещных форм не тождественен в различных социальных системах. Общество, лишенное подлинной духовности, не имеет основы для реальной гармонии человека и вещи. Совре­менное общество массового потребления становится антигуманным по отношению к родовой сущности человека, его экзистенциальному предназначению. К сожалению, знаменитая антропологическая идея Протагора «Человек — мера всех вещей» подвергается сомнению максимой Homoconsumens«Вещь есть мера человека». Только новая парадигма духовности способна преодолеть эту дихотомию.

Философско-культурологический подход позволяет определить место и роль вещи в общем строении культуры, обнаружить зависимость вещей от ценностей, норм, идеалов того общества, к которому они принадлежат. Кроме того, осмысление онтологии вещи в свете историко–культурологического опыта немыслимо вне изучения культурных традиций и взаимовлияний, культурных модификаций в масштабах вещной подсистемы общечеловеческой культуры и в границах конкретных субкультур (социума, социальной группы, отдельного человека).

Таким образом, проблема вещи как социокультурного явления перерастает свое собственное содержание и поднимается до уровня проблемы человека как деятельно-творческой личности. Интегри­рующей функцией вещи становится человекотворческая функция. Наиболее ярко эта функция проявляется на уровне знаково-коммуникативных связей вещи с человеком.

Построение целостной теории вещи как социокультурного феномена должно способствовать не только выявлению сущности и типологии взаимосвязи человека и вещи, но и практическому преобразованию этой взаимосвязи с позиций гуманистического идеала личности, общества и культуры, с позиций общечеловеческих ценностей.

Однако современная цивилизация обострила, в частности, вопрос о соотношении быта, повседневности и бытия человека в свете противоречия между материальными и духовными ценностями.

Экзистенциальные проблемы человека будут бесперспективны в условиях дальнейшего формирования личности тотального потребителя и потребительского образа жизни.

Институту потребления необходимо вернуть его естественные функциии здесь существенную роль должны сыграть государство, религия, семья, СМИ и иные общественные структуры, принци­пиально иная система воспитания во всех сферах жизнедеятельности личности и общества.

Список литературы:

1. Аветисян М. Социоидеологическая система вещей и потребления. Модель отношений / Ломоносовские чтения. Т. 1. — М., 2002; Василенко О.В. Потребительское поведение в современной России: проблема выбора в условиях риска: автореф. дисс. ... канд. социолог. наук. — Волгоград, 2008; Рощина Я.М. Социология потребления. — М., 2007; Тихазе В., Курилов А. Человек в мире вещей. — М.: ДЕПО, 2010.
2. Аркин Д. Искусство бытовой вещи. — М., 1932.
3. Бернгейм Э. Учебник исторического метода: в русском переводе основные положения учебника были опубликованы: Бернгейм Э. Введение в историческую науку. — Спб.: Вестник знания, 1908.; Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Вып. I—II. СПб., 1910—1913; Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: учеб. пособие / Данилевский И.Н., В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2008. и др.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 21.
5. См.: Новицкий П. Строительство социализма и стиль совре­менной архитектуры. — Печать и революция. — 1928. — № 1. С. 64; Аркин Д. Мечты о новом стиле. (Искусство вещи на Западе) // Печать и революция. — 1929. — № 4.
6. См.; Гарден Ж.-К. Теоретическая археология. — М.: Прогресс, 1983.
7. Салтыков А.Б. Опыт социологического изучения посуды // Декоративное искусство СССР. — 1973. — № 3.
8. См.: Кантор К.М. Красота и польза (Социологические вопросы материально-художественной культуры). — М., 1967; Тихо­нов В. Жилая среда: реальность и проблемы // Декоративное искусство СССР. — 1974. — № 5; Кропивницкий Л. Художественное осмысление жилого интерьера // Декоративное искусство СССР. — 1975. — № 1; Левинсон А. Живые квартиры // Декоративное искусство СССР. — 1975. — № 5.
9. См. подробнее: Миролюбова Л.Р. Вещь как социокультурный феномен: монография. — Саратов: Издательский центр «Наука», 2011.
10. См. подробнее: Миролюбова Л.Р. Вещная среда как феномен культуры: монография. — Саратов: Издательство Саратовского университета, 1986.
11. См.: Кейнс Д.М. Общая теория занятости, процента и денег. — М.: Эксмо, 2007.
12. См.: Веблен Т. Теория праздного класса. — М.: Издательство Прогресс, 1984.
13. См.: Всеобщая история искусств. В 6-ти т. — М., 1959—1966; Гизе М.Э. Очерки истории художественного конструирования в России XVIII — начала XX века. — Л., 1978; Русская художественная культура конца XIX — начала XX века. В 4–х т. — М., 1968 — 1980; Анри де Моран. История декоративно–прикладного искусства. — М., 1982; Фокина Л.В. История декоративно–прикладного искусства. — М.: Феникс, 2009.
14. См.: работы: М.В. Алпатова, Д. Аркина, П.Г. Богатырева Н.В. Воронова, К.М. Кагана, О.С. Поповой, Н.Н. Соболева, А.Б. Салтыкова, С.М. Темерина, А. Чекалова и др.
15. См.: Аркин Д. Искусство и производство. — № 1. — 1921; Молчанова А.С. На вкус, на цвет... Теоретический очерк об эстетическом вкусе. — М., 1966; Кучерюк Д. Эстетичне сприняття предметного середовища. — Киiв, 1973; Каган М.С. Морфология искусства. — Л., 1972; Миролюбова Л.Р. Социально–эстетическая природа бытовой предметной среды. — В кн.: Этика и эстетика. — Киев, 1977, вып. 20; она же: Вещная среда и эстетическое воспитание личности. — В кн.: Эстетическое воспитание студентов. Теория, опыт, прогнозы. — Свердловск, 1983; Ковешникова Н.А. Дизайн. История и теория. — М.: Омега–Л, 2009.
16. См.: Норцов А. Значение военного мундира как символа и некоторые тамбовские военные акты. — Тамбов, 1911; Фрейденбер О. Семантика первой вещи // Декоративное искусство СССР. — 1976. — № 12; она же: Поэтика сюжета и жанра. М., 1997; Лотман Ю.М. К проблеме типологии культуры. — Труды по знаковым системам. — Тарту, 1967, вып. 3; он же: История и типология русской культуры: Семиотика и типология русской культуры: Семиотика и типология культуры. Искусство — СПб, 2002; Кнабе Г. Язык бытовых вещей // Декоративное искусство СССР. — 1985. — № 1.; Лободанов А.П. Прикладные искусства: Лекции по семиотике. Вып. III. — М.: Изд-во МГУ, 2007; Миролюбова Л.Р. Социокультурная обусловленность вещи в искусстве // Международный информационно–аналитический журнал «Креативная экономика и социальные инновации». — 2012. — № 1 (2) [Электронный ресурс]. — Режим доступа. — URL: http: // www. си — вшпп.рф / cesi/ .