ЗАПРЕТЫ И НЕГАТИВНЫЕ ДОЛЖЕНСТВОВАНИЯ В МАТЕРИНСКОМ МИФЕ

PROHIBITIONS AND NEGATIVE OBLIGATIONS IN SUBJECTIVE MATERNAL MYTH

Ekaterina Sorokina

Candidate of Pedagogical Sciences, Institute of Creative Psychology, PhD applicant,

 Russia, Nizhny Novgorod

АННОТАЦИЯ

В статье рассматриваются основные негативные долженствования (и связанные с ними запреты), касающиеся матери и материнства, представленные в субъективном материнском мифе женщины-матери актуального времени, а также анализируются причины этих негативных долженствований, связанные с социальными травмами, транслируемыми от поколения к поколению через семейный материнский миф.

ABSTRACT

The article examines the main negative obligations (and related prohibitions) concerning mother and motherhood, presented in the subjective maternal myth of a mother of the current time, and also analyses the reasons for such negative obligations associated with social traumas passed from generation to generation through family maternal myth.

Ключевые слова: материнский миф, материнство, семейный материнский миф, субъективный материнский миф, запреты и негативные долженствования субъективного материнского мифа, конфликт лояльности, эмоциональная сфера, сепарация с ребёнком, эмоциональная зависимость.

Keywords: maternal myth, motherhood, family maternal myth, subjective maternal myth, prohibitions and negative obligations of subjective maternal myth, loyalty conflict, emotional sphere, separation from the child, emotional dependence.

Актуальность темы материнского мифа сопряжена с актуальностью материнства как такового: материнский миф существует, пока существует материнство, и имеет корни в глубокой древности, чем объясняются, например, общие архетипические черты образа матери, проявленные в культуре различных народов.

Актуальное обсуждение по проблеме внутреннего представления женщины о своем материнстве и о внешних социальных факторах, которые влияют на этот процесс, сегодня активно представлены в работах, как посвященных психологии материнства (Г. Филиппова [10], И. Малькова, Л. Жедунова [4], Н. Мицюк [5] и др.), так и в работах, отражающих историческую динамику представлений о материнстве в обществе (Ф. Арес [1], О. Подольская, М. Ремизова [7], Н. Пушкарёва [8], А. Шадрина [12], Ю. Градскова [13], Н. Черняева [11], Е. Жидкова [14], Т. Гурко [2]).

Восприятие материнства на уровне социума (от древности до наших дней) сочетается в жизни женщины-матери с генезисом внутреннего образа желаемого материнства. Такой генезис - процесс, в котором складывается собственная система представлений о том, что есть мать - как воспитатель, женщина, часть семьи и т.д.; что есть “достаточно хорошая мать”, “прекрасная” и “ужасная” мать, и как женщина-мать воспринимает себя саму в материнской роли. Данную структуру (проявленную на социальном и индивидуальном уровне) мы назвали “материнским мифом”.

Размышляя о сути проявления “материнского мифа” в сознании каждой конкретной женщины, его субъективности и восприятии его как части собственной материнской самоидентификации, мы подошли к пониманию того, что он закладывается настолько рано (и преимущественно на бессознательном уровне), что зачастую не осознается женщиной как внешняя совокупность установок, но воспринимается как часть “само собой разумеющегося”, аксиоматичного. В этом плане материнский миф может быть достаточно ригидным, трудно поддающимся сознательному пересмотру.

Как показывает наш опыт работы с матерями, женщина нередко принимает достаточно легко новую идею о себе, о материнстве, но достаточно трудно интегрирует её на уровень эмоций, телесных реакций и ощущений. Так, сознательно она может понимать, что должна заботиться не только о детях, но и о себе, что её состояние определяет качество выполнения ею материнских функций заботы, но каждый раз, оставляя ребенка с кем-то и уделяя время себе она может испытывать чувство дискомфорта, вины, ей трудно расслабиться и “эмоционально перезагрузиться”.

На стыке “социального” и “индивидуального” уровней материнского мифа существует семейный материнский миф. Говоря о том, что женщина формирует свое представление о собственном материнстве не только на основании принятых социальных норм, ожиданий и директив общества (в совокупности с индивидуальным опытом), но и на основании семейных и родовых материнских мифов, мы имеем в виду передаваемые ей со стороны женщин рода ожидания от материнства, матери и ребенка, представления о материнстве и матери, наполненные, как правило, историями, проекциями, опытом и несостоявшимися ожиданиями мамы, бабушки, прабабушки и других женщин семейной родовой системы. Описывая построение семейного мифа, Е.А. Клименко и С.В. Молчанов отмечают, что его можно рассматривать как некоторую систему утверждений, содержащих следующие черты: долженствование (предписание), сверхобобщение и избирательность восприятия [3, с. 212]. На наш взгляд, теми же чертами обладает и субъективный материнский миф.

Долженствование (предписание) - важная часть материнского мифа. Так, представления о материнской любви и о материнстве вообще, существующие как на социальном уровне, так и в сознании самой женщины-матери, реализовываются в форме долженствования (“мать должна”, “каждая мать должна”, “хорошая мать должна”). Однако в материнском мифе с позитивными долженствованиями соседствуют негативные (“мать не должна”), а также прямые и косвенные запреты. В данной статье мы рассмотрим запреты и негативные долженствования субъективного материнского мифа.

Кроме оси долженствований, которые разворачиваются вокруг темы любви (“любящая мать должна”), большую долю субъективного материнского мифа занимают запреты, - то есть, представления о том, что женщина-мать “не должна” делать. Нарушение этих, часто бессознательных, запретов вызывает у женщины глубокое, часто воспринимаемое как иррациональное, но непреодолимое чувство вины и стыда. Наш опыт консультирования женщин показывает, что основной темой запрета оказывается право на получение удовольствия в широком смысле этого слова (удовольствие от работы, сексуальное удовольствие, удовольствие от хобби, удовольствие от общения с подругами, удовольствие от еды, спорта и так далее).

Фактически, женщина испытывает конфликт лояльности. Становясь матерью, она чувствует сильную внутреннюю динамику “теперь твоя жизнь принадлежит детям”. И любой вектор отклонения от курса этой динамики сопряжен с чувством внутреннего дискомфорта. Как показывает наш опыт, женщина может вполне сознательно осуждать подход “вся жизнь детям”, строить успешную карьеру, обеспечив детей надежным уходом, выбрав для них прекрасную няню, оставляя их с заботливой бабушкой, порой даже их отцом, либо оплатив лучшее образовательное учреждение, однако внутреннее напряжение и чувство вины (в ряде случаев - неосознаваемые) дают о себе знать.

Нам представляется вероятным, что подобная динамика могла сложиться под воздействием колоссальной травмы, пережитой во время Второй мировой войны с её максимальной мобилизацией сил, постоянными, часто не отгореванными утратами, где все усилия как отдельной женщины, так и народа в целом были мобилизованы на выживание, а значит, на будущее, с которым ассоциируются дети - как символ продолжения жизни, как важнейший ресурс.

В послевоенные годы для многих женщин ребенок становился центральным смыслом жизни, эмоциональной отдушиной при потере мужчины и невысоких шансах построить новые отношения в ситуации огромных потерь мужского населения в годы войны. Проявления своего счастья, удовольствия, - особенно в связи с отношениями с мужчиной, - также могли блокироваться общим социальным фреймом (“нехорошо ярко проявлять свое “женское счастье”, когда вокруг столько женщин оплакивают похоронки”). Вполне вероятно, выражение “материнской радости” воспринималось более лояльно, считалось адекватным, уместным.

Нам видится трансгенерационный отголосок тех динамик и в практиках материнствования нынешнего поколения женщин-матерей, но уже на бессознательном уровне (проявленный, в частности, на уровне семейного материнского мифа). Это приводит к тому, что женщина ищет рациональных объяснений своему чувству вины, испытывает напряжение в отношениях с мужем после рождения детей, часто ощущает материнство как “ловушку”, как “потерю себя”, как “конец права на свои интересы”. Данное эмпирическое наблюдение, безусловно, требует дальнейшего научного исследования с позиций трансгенерационных подходов.

Еще одной областью запретов, обусловленных материнским мифом, оказывается переживание и выражение негативных эмоций. Иногда эмоциональность оказывается в целом под запретом, даже в своем позитивном спектре. Мамы порой боятся, что их эмоции могут повредить ребенку, что они являются угрозой их авторитетной родительской позиции; для некоторых проявление эмоций в целом кажется “слабостью”, которую лучше не показывать; другие боятся, что эмоции “затопят и я не смогу с ними справиться”.

Безусловно, большинством мам собственные негативные чувства гневного спектра воспринимаются как провал, вызывают чувство вины, иногда - новый виток раздражения (“я хочу быть хорошей мамой, стараюсь, а он меня доводит”). Ещё более табуированными оказываются эмоции печали, грусти, любых проявлений сниженного настроения. Часто такие эмоции “прикрываются” гневными чувствами, так как (из нашего опыта консультирования матерей) представляются более переносимыми (раздражаться плохо, но все раздражаются, это нехорошо, но случается, а печалиться, грустить - это признание неуспеха, несостоятельности, слабости). Гневные чувства связаны в сознании женщины-матери в большей мере с действиями, они легче рационализируются, им находится объяснимая причина (“он меня довел”, “он меня ударил”, “он не слушался”), в то время как эмоции печали больше соотносятся с собственной идентичностью и порой не находят рационального объяснения (“у меня все живы, здоровы, а я вечно подавлена - что со мной не так?”). Порой эмоции печали связывают с усталостью и отсутствием времени (“я ничего не успеваю”, “я вымотана”, “все на мне”), однако попытки взять “тайм-аут” и отдохнуть вызывают внутренний парадоксальный дискомфорт, порой чувство угрозы; находятся оправдания типа “без меня все здесь рухнет”. Если же женщина идет глубже в свое переживание, то она часто озвучивает свой глубинный страх, что “я никогда из этого не выберусь”, “это меня затопит”, “я буду вечно плакать”.

Нам представляется вероятным, что подобное отношение к эмоциям грусти (как отмечают многие женщины, они также труднее переносят чувства печали у детей, нежели их гневные эмоции), может иметь причиной неотгорёванные утраты, с которыми столкнулись большинство семей “нашей части света” в первой половине ХХ века (о репрессированных было опасно скорбеть, от семьи часто требовали публичного отречения от репрессированного отца; утраты военного времени тоже зачастую были не в полной мере отгорёваны - не хватало ресурса (блокадный Ленинград), нужно было “ковать победу”, восстанавливать страну, несмотря на личные переживания).

Отчасти эта тенденция “отмены горевания” прослеживается в общественной риторике до сих пор. Частое бытовое утешение, и даже со стороны медперсонала, - скажем, при перинатальной утрате (замершая беременность, выкидыш, смерть ребенка в родах), - “ничего, не переживай, еще родишь”. Как показывают современные исследования в области перинатальной психологии, перинатальная утрата является не только кризисным событием в жизни женщины, но и широко затрагивает аспекты её идентичности, телесности, образа себя и образа будущего, оказывает влияние на базовое доверие к миру [6, с. 79].

При этом мы должны понимать, что в тяжелейших условиях военного времени, ссылок, отсутствия качественного медицинского сопровождения женского здоровья, законодательства, запрещающего аборты,  количество перинатальных утрат, как и в целом утрат, пережитых в материнстве,  было не просто велико, но огромно и, как правило, не прожито, не отгорёвано, а значит, продолжает передаваться в родовой системе нынешней женщины-матери (“семейный материнский миф”), вызывая сложные, противоречивые чувства, которые, опять же, как правило, остаются под влиянием запрета уже субъективного материнского мифа.

Ещё одна сфера запретов менее представлена в помогающей практике, но достаточно проявлена в ряде конкретных случаев - это запрет на сепарацию с ребёнком. При этом иногда это касается физической возможности оставить ребёнка с кем-то (няней, папой, в детском саду и даже отпустить его в школу). Мать часто переживает сильнейший дискомфорт, даже позволив себе уединиться в ванной комнате, не говоря о том, чтобы пойти в гости без ребёнка или выйти на работу. Сегодня условия для поддержания подобной тесной связи с ребёнком существуют не только для матерей, чей ребёнок имеет проблемы со здоровьем, но и для нормативных случаев, когда мама отказывается от трудовой деятельности, посвящая себя полностью детям.

В иных случаях “оставить” ребенка трудно не столько физически, сколько психологически, эмоционально. Мать может отдать ребенка в детский сад, но продолжать говорить о ребенке местоимением “мы”, продолжая включать его в диадическое единство с собой, идентифицируя его с собой и себя с ним. Мать может тотально эмоционально заражаться чувствами ребенка, быть от него эмоционально зависимой [9]. Даже находясь на работе, либо посвящая время своим делам, она может продолжать думать о ребёнке, переживать за него.

Как показывает наша практика работы с женщинами-матерями в проекте «Интуитивное материнство», в подавляющем большинстве случаев у женщин с подобным запретом на сепарацию с ребенком сохраняется собственная незавершенная связь со своей матерью, не завершено отделение от неё, не в полной мере сформирована самоидентификация. Таким матерям свойственен высокий уровень тревожности, признаки нехватки эмоциональной регуляции, черты гиперопекающего родительства.

Таким образом, мы можем выделить такие негативные долженствования в материнском мифе, проявленные на разных его уровнях:

1. Не должна оставлять своего ребенка (причем под “оставлять” женщина и ее окружение могут иметь в виду выделение матерью времени на собственный, отдельный от ребенка, досуг, предоставление ребенку собственного пространства, возможности самостоятельно исследовать мир). Это ассоциировано, по нашему мнению, с нарушениями сепарационного процесса, гиперопекающим стилем материнской заботы, не оставляющей ребенку возможности для выделения и практикования собственного я, самостоятельного взаимодействия с миром, вне контекста отношений с матерью, любой деятельности, не регулируемой матерью. Нарушения сепарационного процесса лежат, как мы отмечаем в статье “Эмоциональная зависимость в материнстве и её влияние на сепарационный процесс с ребенком” [9, с. 124], в поле эмоциональной зависимости.
2. Не должна ярко проявлять при ребенке личные переживания, чувства, эмоции (особенно чувства гнева и печали, причем печаль - более табуированное чувство, чем гнев). Также мать не должна допускать печальные чувства у самого ребенка (“счастливый ребенок не должен грустить”, “у хорошей матери дети всегда радостные”).
3. Не должна испытывать и показывать негативные эмоции, связанные с перинатальной утратой (“не думай об этом, у тебя маленький ребёнок”, “не переживай, молодая, ещё родишь” и т.д.). Это мешает женщине отгоревать и пережить перинатальную утрату в полной мере, что, в конечном счёте, делает её ещё одним вытесненным компонентом “родового бессознательного”, семейного мифа, который будет влиять на последующих матерей в этой семье.
4. Не должна переживать удовольствие, не связанное с материнством. Это предполагает запрет на переживание удовольствия от других сфер жизни: работы, спорта, отношений с супругом, друзьями, путешествий, еды и т.д.
5. Не должна “мешать социуму своим ребенком”, быть заметной в социальных пространствах. Это предполагает запрет на публичное грудное вскармливание, любые проявления ребёнка, которые могут помешать находящимся рядом взрослым (громкий смех, плач, разговоры, движения, крики, перемещения с коляской, которая может помешать другим пешеходам, и т.д.).

Эти негативные долженствования могут быть дополнены.

Итак, в данной статье мы рассмотрели основные негативные долженствования (и связанные с ними запреты), касающиеся матери и материнства, представленные в субъективном материнском мифе женщины-матери актуального времени. Также мы проанализировали истоки этих негативных долженствований, связанные с социальными травмами “нашей части света”, транслируемыми от поколения к поколению через семейный материнский миф. Стоит отметить также, что негативные долженствования и запреты, касающиеся материнства могут быть проявлены в большей или меньшей степени в индивидуальном мифе конкретной женщины-матери, в семейном мифе той или иной семьи, и могут разниться от общества к обществу (так, негативные долженствования в современной Европе будут отличаться от таковых в нашей части света).

Список литературы:

1. Арес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке / Пер. c фр. Я. Старцева, В. Бабинцев. – Екатеринбург: Издательство Уральского Университета, 1999. - 416 с.
2. Гурко Т.А. Родительство: социологические аспекты. – М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2003. – 164 с.
3. Клименко Е. А., Молчанов С.В. Связь семейных мифов и иррациональных установок личности // От Истоков К Современности / Cборник материалов юбилейной конференции: в 5 томах. - 2015. - C. 212-214
4. Малькова И.И., Жедунова Л.Г. Трансляция опыта как фактор формирования материнского отношения // Ярославский педагогический вестник. – 2011. – №3. – Том II (Психолого-педагогические науки). - C. 223-227
5. Мицюк Н.А. Проблема материнства в современных зарубежных исторических исследованиях // Вестник ТеГУ. Серия «История». – 2015. – №2. – C. 124-134
6. Пергаменщик Л.А. Петражицкая Е.А. Перинатальная потеря как кризисное событие в жизни женщины // Журнал Белорусского государственного университета. Философия. Психология. – 2020. – №1. – C. 77-84
7. Подольская О.Б., Ремизова М.Н. Проблемы Материнства в современном социуме // Наука в центральной России. – 2013. - №5S. - С.47-53
8. Пушкарева Н.Л. Мать и материнство на Руси Х-ХVII вв. // Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала Нового времени. - М.: РАН, 1996. - С. 211-341
9. Сорокина Е.Н. Эмоциональная зависимость в материнстве и её влияние на сепарационный процесс с ребёнком // European Journal of Humanities and Social Sciences. - 2020. - №6. - C. 123-128
10. Филиппова Г.Г. Психология материнства: учебное пособие для среднего профессионального образования / Г.Г. Филиппова. - 2-е изд., испр. и доп. – М.: Издательство Юрайт, 2020. - 212 с.
11. Черняева Н. Производство матерей в Советской России: учебники по уходу за детьми в эпоху индустриализации // Гендерные исследования. – 2004. – №12. – С.120-138
12. Шадрина А.  Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в ХХI веке. - М.: Новое литературное обозрение, 2017.  - 392 с.
13. Gradskova Y. Soviet People with Female Bodies: Performing Beauty& Maternity in Soviet Russia in the Mid 1930-1960s // Sodertorn University College, Centre for Baltic and East European Studies. Doctoral thesis, monograph, 2007
14. Zhidkova E. Family, Divorce, and Comrade’s Courts: Soviet Family and Public Organizations During the Thaw // And they lived happily ever after. Norms and every day practiсes of family and partnerhood in Russia and Central Europe / Budapest; New York: Central European University Press, 2012.