НЕКОТОРЫЕ ЖИЗНЕННЫЕ СТРАТЕГИИ РОССИЯН И НЕМЦЕВ В ПЕРИОДЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

Долгов Юрий Николаевич

канд. социол. наук, доцент БИ (ф) СГУ им. Н.Г. Чернышевского, г. Балашов

E-mail: jlk277@yandex.ru

Смотрова Татьяна Николаевна

канд. психол. наук, доцент БИ (ф) СГУ им. Н.Г. Чернышевского, г. Балашов

E-mail: tat-smotrova@yandex.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Кросс-культурное исследование жизненных стратегий жителей малых и средних городов России и Германии в условиях социально-экономической нестабильности», № 11-06-01175а

Современные стратегические тенденции в условиях быстроменяющегося общества Э. Тоффлер характеризует как принципиально отличающиеся от традиционных: «Новая цивилизация несет с собой новые семейные отношения, иные способы работать, любить и жить, новую экономику, новые конфликты. Кусочки новой цивилизации существуют уже сейчас. Миллионы людей уже настраивают свою жизнь в соответствии с ритмами завтрашнего дня» [3, с. 31].

Одной из характерных особенностей современного постиндустриального общества становится существование людей в условиях высокой степени неопределенности, что обусловливает способность человека самостоятельно проектировать собственную жизнь, будучи одновременно её сценаристом, режиссером и главным действующим лицом. С одной стороны, это, безусловно, положительное явление, а с другой – несет повышенные социальные риски.

Один из современных исследователей жизненных стратегий М.Б. Маринов считает, что «носителем стратегии жизни является только зрелая стратегически мыслящая личность, а не индивидуальность или человек вообще. Следовательно, стратегию жизни личности можно рассматривать как рационализированную, ориентированную в пространстве и во времени, обращенную на перспективу систему взаимоотношений человека и общества, осуществляемую стратегически мыслящей личностью на основе управления ресурсами, исходя из самоценности жизни» [2, с. 19].

С другой стороны, с нашей точки зрения, стратегии жизни могут быть как сознательные, так и бессознательные и тогда, в этом случае, носителем стратегии жизни может быть любой человек или группа людей, а не только «стратегически мыслящая личность».

Так, группы людей, объединяясь, сознательно либо бессознательно определяют для себя наиболее эффективные способы поведения и действия в среднесрочной и долгосрочной перспективе, что можно также считать жизненными стратегиями. Групповые жизненные стратегии в отличие от индивидуальных имеют определенные преимущества, особенно в периоды нестабильности социально-экономических систем.

Т.В. Кармаева исследовала жизненные стратегии женщин Германии в период социально-экономической нестабильности и отметила, что в этот период немецкие женщины становятся ещё более активными, чем в стабильные, спокойные времена. Она пишет, что «социальная активность в Германии, на наш взгляд, стала одним из путей освоения немецкими женщинами новых жизненных стратегий. Она позволяет быть человеку мобильным и иметь контакты для общения и обмена опытом даже за пределами территории проживания» [1, с. 38]. 

Нарастание индивидуализации общества характеризуется двойственностью и противоречивостью. С одной стороны, имеет место рост экономической эффективности и расширение слоя высокооплачиваемых и привилегированных людей; с другой стороны, наблюдается резкое падение уровня жизни для непривилегированного большинства и ухудшение социально-экономического положения наименее защищенных.

В немецкой научной литературе активное исследование жизненного пути личности и стратегий жизни личности начались
в 80-х годах ХХ века. Несмотря на многообразие подходов, индивидуальный жизненный путь немецкими исследователями чаще всего понимается как результат стремления индивида — в определенных заданных ситуативных условиях — реализовать оптимальный по его субъективным меркам вариант жизнеустройства, используя имеющиеся в его распоряжении ресурсы и руководствуясь индивидуальными целями и предпочтениями [4].

Индивид при построении жизненного пути, так или иначе, вынужден исходить из относительно устойчивой и продолжительной значимости социального неравенства и социально-структурной дифференциации общества для возможностей жизнеустройства отдельных индивидов. Следовательно, такие факторы, как социальное происхождение, образование, профессиональная подготовка и начало трудовой жизни в современных обществах являются главными факторами, определяющими жизненный путь личности и выбор ею соответствующей жизненной стратегии [5].

В современной России одной из наиболее распространенных жизненных стратегий стала так называемая спатиальная («пространственная») стратегия жизни, связанная с резким усилением горизонтальной мобильности, с миграционными стратегиями.

Следствием процесса индивидуализации современного общества является то, что человек систематически оказывается в ситуациях неопределенности и выбора, его жизненный путь интенсивно наполняется так называемыми специальными стрессовыми событиями, при этом потеря работы — одно из важнейших, так как для человека, потерявшего работу, оказывается под угрозой спатиальная стратегия жизни. Человек лишается средств к существованию в данном месте.

Теряя занятость, человек теряет не просто средства к существованию, а целый комплекс важных связей с социальной реальностью. Это сопровождается негативными переживаниями и состояниями, которые становятся для безработного тяжелой психологической ношей, которые в итоге могут привести к дистрессу.

Поэтому, не случайно, на сегодняшний день сверхактуальна жизненная стратегия, основанная на горизонтальной мобильности, готовности к переезду на другое местожительства (временно или постоянно) с тем, чтобы иметь работу и достойную оплату труда, позволяющую сохранить прежнее качество жизни.

В начале ХХI века резко изменились направления, интенсивность и формы миграционных процессов в России. Произошел поворот к центростремительному типу перемещения населения, принявший форму массовой трудовой миграции из экономически неблагополучных регионов страны в более благополучные. Наиболее мощный отток населения из регионов направлен в самые развитые в социально-экономическом отношении регионы: Московскую область, Москву и Санкт-Петербург, другие крупные экономические центры, города-мегаполисы. В последние годы он вырос в среднем в 1,5 раза, вовлекая все новые и новые категории населения российской глубинки. 

Миграция зачастую несет на себе неблагоприятные психологические последствия для тех, кто остается: отъезд родственников, знакомых порой «запускает» социально-психологические механизмы заражения и подражания и тогда миграция может стать лавинообразной. Происходящее в итоге «вымывание» из российской провинции наиболее работоспособных кадров и квалифицированных специалистов нередко сопровождается изменением рода их деятельности, характера занятий, выступая фактором социально-профессиональной мобильности. 

Одной из теоретических моделей анализа современных стратегий жизни, связанных с миграционными процессами может служить модель социальной идентификации Г. Тэжфелла и Дж. Тернера. Согласно данной модели свою базальную потребность в самоуважении человек, в основном, реализует через групповое членство.  Позитивные различия в пользу своей группы дают ее членам высокий субъективный статус или престиж и, вследствие этого, позитивную социальную идентичность. Когда группа, к которой человек принадлежит, утрачивает в его глазах позитивную определенность, он будет стремиться восстановить ее различными способами. С позиций данной концепции намерение мигрировать может быть рассмотрено как один из вариантов выхода из кризиса социальной идентичности в поисках такой идентичности, которая насыщала бы потребность личности в самоуважении.

Миграционное поведение, как и любое поведение, определяется двумя основными группами факторов: объективными и субъективными, внешней средой и внутренней системой потребностей человека. Поэтому в основе нашего исследования лежат классические теоретические подходы к изучению мотивов миграции. Согласно одному из них решающее значение для понимания причин миграции имеет объективный фактор: различные общественные структуры, способствующие или препятствующие движению населения, согласно второму — такое же значение отводится субъективному фактору: индивидам, которые принимают решение о миграции и тем самым становятся агентами миграции.

Во взглядах «структуралистов» рассматривающих миграционный процесс, как правило, в контексте неравномерного развития капитализма, преобладает так называемый экономический детерминизм: люди едут туда, где лучше экономические условия жизни. В этих представлениях все подчинено логике движения капитала и почти нет места для человека. В объяснениях миграций с акцентом на «агентах» люди выступают активными участниками миграционного процесса, их индивидуальные желания и предпочтения целиком определяют процесс миграции.

Наконец, в последнее время в теории миграции формируется направление, которое уделяет внимание промежуточным социальным феноменам, служащим своеобразным мостом между «структурами» и «агентами». Таковыми являются семья или домохозяйство, на уровне которых принимается решения о миграции, и так называемые сети (networks), т. е. социальные связи и контакты.

Таким образом, сложившаяся в традиционном обществе стратегия жизни, основанная на привязке человека к конкретному месту, служившая основой стабильности и процветания, в условиях нестабильного общества меняет свой знак на противоположный. Человек, теряющий мобильность, теряет способность адаптации к быстроменяющимся условиям. Недостаток информации и ресурсов, вызванный ограничениями «пространственной» стратегии жизни, позволяет человеку, придерживающемуся такой стратегии надеяться только на выживание в условиях современного общества.

Список литературы:

1. Кармаева Т.В. Социальная активность женщин в Германии как фактор поиска новых жизненных стратегий // Социально-психологическая адаптация личности в изменяющемся обществе: сб. науч. ст / под общ. ред. Т.Н. Смотровой — Саратов: Издательство «Саратовский источник», 2011. С. 38.
2. Маринов М.Б. Стратегия жизни личности в индивидуализирующемся обществе: автореф. дис. … д-ра филос. наук: 09.00.11, Ростов н/Д, 2008. С. 19.
3. Тоффлер Э. Третья волна. М.; Гардарики, 2004. С. 31.
4. Huinink J. Bildung und Familienentwicklung im Lebensverlauf // Zeitschrift für Erziehungswissenschaft. 2000. Jg. 2. S. 209—227.
5. Mayer K.U., Blossfeld H.-P. Die gesellschaftliche Konstruktion sozialer Ungleichheit // Berger P.A., Hradil St. (Hrsg.) Ende der Schichtungssoziologie? Sonderband der Sozialen Welt, 1990. S. 297—318.