СУВЕРЕНИЗМ В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ

Суверенитет считается одним из онтических признаков существования любого государства как властвующего субъекта. Его ценность неоднократно декларировалась в творчестве исследователей разных эпох — от Жана Бодэна до Карла Шмидта. Неизменной оставалась интерпретация суверенитета как признака состоятельности, полноценности государства в качестве актора политических процессов. Однако тенденции развития современного мира,  среди которых — ослабление роли государства в глобальных политических процессах часто вызывали дискуссию об относительности ценности суверенитета. Кроме того, неспособность некоторых стран, получивших в западной политологии название “failed states” самостоятельно решать свои внутриполитические проблемы актуализировала дискуссию о целесообразности наличия у них широкого суверенитета и необходимости его внешних ограничений.

Однако вместе с данной тенденцией ход набрала и другая, связанная со стремлением государств к большей самостоятельности во внешней и внутренней политике. Тенденция эта стала последствием излишнего вмешательства государств (США, Китай) либо международных организаций (ООН, ВОЗ) во внутреннюю политику разных стран, а порой и их неспособность решать глобальные проблемы. Именно поэтому как в глобальном мировом, так и в национальном локальном политических дискурсах актуализировалась проблема сохранения существующего или возвращения части утраченного суверенитетов. Отражение рассматриваемая проблема нашла в феномене суверенизма, краткому анализу которого и будет посвящена эта статья.

Суверенизм возник как опыт рефлексии на концептуально-теоретическом и политико-практическом уровнях, связанной с изменением восприятия роли суверенитета в существовании современного государства. Обозначенная тенденция становится итогом размывания государственного суверенитета в результате процессов информационной, экономической и социальной глобализации. Вместе с тем возрастает масштаб проблемы обеспечения реального, а не только декларируемого суверенитета государств в современном мире [1, с. 15]. А.К. Камкин и М.И.  Сигачев определяют суверенизм как мировоззрение, в центре которого находится необходимость борьбы за интегральный суверенитет (политический, культурный, социально-экономический, национальный, наконец, цивилизационный) [2, c. 920]. Суверенизм также можно определить как исторически и культурно обусловленную политическую практику, направленную на сохранение либо возврат утраченного суверенитета. Значимость теории А.К. Камкина и М.И. Сигачева состоит в том, что исследователи указывают на концептуальное заблуждение, связанное с определением суверенизма как одного из возможных проявлений национализма. Связано это с тем, что суверенизм прочно вошел в современный политический лексикон как попытка описания ситуации, в которой претерпевающее кризис национально-территориальное государство постепенно утрачивает роль доминирующего субъекта системы международных отношений. Апелляция европейских суверенитистов к институтам национального государства, традиционализму и к культурным панидентичностям отражает тот объективный факт, что большие политические пространства альтернативного национальному типа начинают занимать все более значимое место в рамках мировой политики.

Анализируя суверенизм как политическое явление, важно учитывать его синергию с культурными и историческими предпосылками становления и развития того или иного государства. В немалой степени суверенизм характерен для стран, прошедших через этап постимперской трансформации.  Как считает И. Путинцев, среди бывших стран советского блока суверенизм наиболее выражен в Румынии [3]. Автор объясняет это её историей, связанными с болезненными процессами постимперской трансформации и интеграции в политическое пространство Советского Союза. Румынский суверенизм во многом основан на преодолении травматического наследия исторического прошлого, а также связан с осознанием недостаточного участия страны в европейском политическом процессе, в сравнении хотя бы с Венгрией. Румынский  суверенизм по сути основан на противоречии между  осознанием национальной исключительности, основанной на историческом прошлом и болезненном восприятии настоящего, обусловленного слабым экономическим и политическим положением современной Румынии.

Еще одно концептуальное заблуждение, касающееся суверенизма, заключается в его отождествлении с простым популизмом, а точнее – с антиглобалистским ретроградством. Этот проблемный аспект в своем исследовании выделяет Д. Сушков, объясняя это тем, что суверенизм на данном этапе не сформировался в качестве отдельной идеологии. Само понятие «суверенизм», несмотря на интуитивное улавливание смысла, ещё не проявилось как комплексный феномен, с характерным и чётким набором качеств [4]. Иными словами, суверенизм пока не стал оформившейся идеологией. По мысли автора, главной движущей силой суверенизма является императив противодействия трендам европейской интеграции. С автором можно согласиться, поскольку одной из главных предпосылок к суверенизму в Европе стала неспособность Евросоюза создать равные условия для противостояния глобальной пандемии COVID-19. Еще одним событием, послужившим предпосылкой к суверенизму, стала ситуация с потоком беженцев из Сирии после начала там гражданской войны. Предложенная тогда премьер-министром Италии М. Ренци программа распределения беженцев в соответствии с экономическими возможностями европейских стран не встретила поддержки у руководства ЕС. Последствием этого стала серьезная нагрузка по приему мигрантов, которая обременила собой не самые экономически и логистически подготовленные к этому страны. Возникший в обеих ситуациях кризис показал неэффективность евроинтеграции в чрезвычайной ситуации, а ограничение суверенитета европейских стран при отсутствии гарантированно эффективных механизмов управления, что вновь подняло вопрос о целесообразности существования Евросоюза в текущей конфигурации.

Итальянский публицист П. Бекки среди прочего отмечает, что центробежной тенденцией современного политического процесса является стремительное сокращение прав государств, их суверенитета как в финансовой и валютной сферах, политике, так и в области моральной и этической функции государств [5]. Уточняя позицию автора, следует отметить, что он подразумевает суверенитет в сфере культуры, наличие которого позволяет государству создавать и транслировать в политический дискурс собственные нормативные и ценностные доминанты, а не механически воспроизводить чужие. Это вызывает необходимость в рамках исследования выделить два концептуальных уровня суверенизма. Первый из них – «предполитический», в рамках которого суверенизм является набором инструментов и практик, применяемых в политике для достижения определенных целей. Второй — «надполитический», позволяющий говорить о суверенизме как о системе ценностных и мировоззренческих ориентиров, способной стать альтернативой глобализму как преобладающему принципу организации международных отношений.

Завершая статью, важно отметить, что феномен суверенизма нуждается во всестороннем исследовании, поскольку сравнительно быстро стал частью не только европейской, но и глобальной политической повестки. Значимым представляется его полагание в качестве не только политической практики, но и социокультурного феномена, являющегося пространством создания норм, ценностей и смыслов политического поведения. Изменение действующей парадигмы политического развития способствует дальнейшему распространению суверенизма, способному проявляться в практиках как демократических, так и авторитарных государств. Для четкого понимания причин возникновения суверенизма и прогнозирования его последствий необходима его  демаркация от таких понятий как популизм, ретроградство и подобные им явления, а также и выведение его в отдельную концептуальную плоскость. Это возможно при условии использования не только методов политологии  и социологии, но также истории, культурологии и философии, что позволяет заявить суверенизм как феномен, требующий междисциплинарного исследования.

Список литературы:

1. Гринин Л.Е. Глобализация и национальный суверенитет // История и современность. — 2005. — № 1. — С. 6−31.
2. Камкин А.К., Сигачев М.И. Концепты суверенитета и суверенизма в контексте развития этих явлений: на примере российского и европейского кейсов // Постсоветские исследования. — 2023. — № 8. — Т. 6. — С. 919−929.
3. Сушков Д. Прообраз другой Европы? // Россия в глобальной политике. —2025. — № 6 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://globalaffairs.ru/issues/2025/6/(дата обращения: 06.10.2025).
4. Путинцев И. Суверенизм — румынская версия // Россия в глобальной политике. — 2025. — № 6 https://globalaffairs.ru/issues/2025/6/
5. Becchi P. Introduzione // L’Ircocervo. [Электронный ресурс]. — Режим доступа:  https://lircocervo.it/?p=2741 (дата обращения: 06.10.2025).