ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ «ОПРОС». ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

Добренко Максим Анатольевич

адъюнкт Нижегородской академии МВД России

Е-mail: popov.pv@list.ru

В Древнерусском государстве самые ранние формы судопроизводства не имели установленных способов осуществления и не знали таких самостоятельных действий как опрос или допрос. Фактически же без расспросов розыск был невозможен, и даже в то время опрос, безусловно, был. В истории борьбы с уголовной преступ­ностью в России это был период накопления эмпирических знаний.

Розыскной процесс в это время на Руси носит частный характер. Тогда не существовало специальных органов дознания, и потерпевший с большим числом людей, составлявших общину, занимались раскрытием преступлений и розыском преступников, самостоятельно объединяясь для этого по каждому конкретному случаю [3 c. 16].

Действия, направленные на установление обстоятельств совершения преступлений, носили случайный характер, были хаотичны и в Древнерусском государстве не были оформлены в специальные мероприятия для сбора информации. Опросы пока не выделяются как самостоятельные поисковые меры в правоохранительной деятельности. Вместе с тем, поиски преступника после обнаружения преступления начинались и сопровождались расспросами.

Для раскрытия преступления и успешного поиска виновного действовали законодательно закреплённые механизмы материальной заинтересованности. Население экономически стимулировалось, и даже вынуждено было заниматься розыском преступника. В конечном итоге, это вело к выработке и развитию розыскных мер и методов борьбы с преступлениями [7, с. 11—13].

Порядок судопроизводства по «Русской Правде» предполагал поиск и подробный опрос свидетелей и очевидцев. Большое значение придавалось оценке полученных сведений, предусматривалась проверка «поклёпа» — лжесвидетельских показаний, применение к опрашиваемым «ордалий» («Божьего суда») [7, с. 14].

В XV—XVIIвеках агентурной работы в её современном понимании не было, и именно опрос стал основной, официально признанной формой использования органами государства содействия населения в борьбе с преступностью [11].

В Московском государстве в XVIвеке уголовный процесс подразделялся на «розыск» и «суд», т. е. процесс следственный и обвинительный. Важным этапом в борьбе с преступностью стало принятие Судебника 1550 года. Именно в нём указывается на необходимость получения сведений о лицах, занимающихся в данной местности кражами и разбоем, производством «обыска окольных людей» и «повального обыска».

«Обыск окольных людей» или «малый обыск» представлял собой опрос особым судебным представителем власти ближайших соседей, в количестве не менее двадцати, о том, что они знают об определённом лице, проживающем рядом с ними, подозреваемом в совершении преступления. Сам подозреваемый при этом присутствовать не мог, но ему предоставлялось право обжаловать заявление такого «малого обыска», и тогда вопрос передавался «большому обыску» [3, с. 18].

«Повальный (большой) обыск» состоял в опросе большей части населения данной местности — «с выти по человеку», без определения, однако, числа лиц, подлежащих опросу. При этом обязательно опрашивались представители всех социальных групп. Одной из важнейших целей «повального обыска» было суждение людей о подозреваемом человеке. Полученные сведения записывались губными дьяками в «списки», к которым опрошенные лица «прикладывали» руки [6, с. 86].

Учитывая изложенное, можно сформулировать вывод о том, что различные виды опроса были законодательно закреплены в Русском централизованном государстве уже в середине XVIвека.

Следственная комиссия, созданная по указу царя Алексея Михайловича в 1675 г., для получения ответов на свои вопросы использовала опросы под пыткою — «расспросы накрепко» [7, c. 18].

Когда именно пытки, как метод побуждения лица, опрашиваемого в сыскном или следственном порядке, к ответам на поставленные вопросы, были введены в процесс раскрытия преступлений розыска преступников на Руси точно не известно. В первый раз законодательство упоминает о них в Судебнике Ивана Ш 1497 г. [11].

В XVIIIвеке термин «розыск» имел два основных значения. В одном случае так назывался весь следственный процесс, а во втором случае под «розыском» подразумевалась часть расследования дела, проводившегося до начала пытки. В этом случае розыск назывался «расспросом», чаще — «роспросом», или, переходя на современный язык, расспрашиванием, расспросом, опросом [1, с. 313].

По каждому извету (устному заявлению) раскрытие преступления строилось следующим образом: проводился розыск подозреваемых путём «повального обыска» - поголовного опроса жителей округи на всей территории розыска, задержания — поимки подозреваемых, и последующего их подробного опроса [1, с. 313, 367].

Главным методом побуждения лица, опрашиваемого в сыскном или следственном порядке, к ответам на поставленные вопросы оставалась пытка, формально отменённая в начале XIX века, но как отмечал известный учёный-криминалист И.Ф. Крылов, фактически в разных своих видах продолжавшая существовать до начала ХХ века [5].

Показания отбирали, как свидетельствуют документы, далеко не простым способом. Кулаки и батоги являлись неизменным условием тогдашнего полицейского опроса. С помощью пыток и истязаний, применявшихся к обвиняемым, а иногда и к свидетелям, получали личное признание, считавшееся «царицей доказательств». Если же оказывалось, что извет являлся ложным, то самого изветчика били кнутом «нещадно» [12].

От получения ответов на вопросы под пыткой отличался «расспрос с пристрастием», к которому прибегали в делах о преступлениях, не влекущих за собой ссылки в каторжные работы, а также в делах о важных преступлениях, при недостаточности улик для производства пытки. При этом обвиняемого приводили в застенок, объясняли ему имеющиеся против него улики и просили показать истину, затем, не объявляя ему решения о производстве пристрастного расспроса, грозили ему действительною пыткою, для чего судья приказывал сделать нужные приготовления.

Е.В. Анисимов указывает, что Екатерина П наиболее надежным средством выяснения истины считала повальный обыск, который по её мнению, мог бы заменить пытку и вообще всякое насилие при следствии [1, с. 368].

Для исследования важно, что по действовавшим в XVIII веке законам, не существовало различий между оперативно-розыскной и следственной деятельностью в их современном понимании. Соответственно и не было никаких отличий между опросом и допросом, вопрошением и распросом под пыткою. Сами указанные термины, в первую очередь опрос и допрос, в исторических и правовых документах того времени употребляются как синонимы.

 В 1802 году было образовано Министерство внутренних дел Российской Империи. Специального органа для расследования уголовных преступлений в его системе не было. «Работа велась гласными методами, то есть открытым опросом очевидцев» [14].

 Однако в то время в Петербурге и Москве существовала Особая секретная полиция, в обязанности которой входил политический сыск. Московский обер-полицмейстер предписывал своим подчиненным из Особой секретной полиции «слушать, выведывать и в образ мыслей вникать», его интересовали «все распространяющиеся в народе слухи, молвы, вольнодумства, нерасположение и ропот» [9]. Речь идёт о негласной форме опроса, в целях выявления государственных преступлений.

В 1871 году постановлением Государственного Совета, утверждённым императором приняты «Высочайшие утверждённые Правила о порядке действий чинов Корпуса Жандармов по исследованию преступлений». Именно в них расспросы были признаны самостоятельным действием в производимых дознаниях о государственных преступлениях [7, c. 47].

Исторические и правовые документы России 19 века позволяют исследовать роль и место опроса в уголовном судопроизводстве для сбора сведений не только о государственных преступниках и преступлениях, но и общеуголовных, а также для обнаружения в сведениях о событии преступления [7, с. 55—56]

 Статья 254 «Устава уголовного судопроизводства Российской Империи», принятого в 1864 году устанавливала следующее положение: «При производстве дознания полиция все нужные ей сведения собирает посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах [13].

Статья 258 Устава запрещала полиции при отсутствии следователя прибегать к «формальным допросам» обвиняемых и свидетелей за исключением случаев, когда кто-либо из них был тяжело больным или мог умереть до прибытия следователя, т. е. здесь имеется чёткое законодательное разделение «словесных расспросов» и  «формальных допросов» [3, c. 44].

Опросы, называемые в Уставе и ведомственных полицейских инструкциях «словесными расспросами», по процессуальной форме определялись как меры дознания, и предназначались для сбора предварительной вспомогательной информации. «Формальные допросы» применялись как следственные действия для использования в качестве судебных доказательств [3, c. 49].

Отмечая значительную роль опроса в деятельности по раскрытию и расследованию преступлений в Российской Империи во второй половине XIX века, следует отметить, что в то время не было судебных экспертиз. Кроме того, в российском судопроизводстве существовал принцип свидетельского иммунитета, т. е. право в определённых случаях отказаться от дачи показаний следствию или суду [17].

В начале ХХ века, в 1907 году было утверждено «Положение об охранных отделениях», в одном из параграфов было точно определено, что «собирание сведений о замышляемом или совершённом преступлении политического характера производится способами, указанными в ст. 251 Устава Уголовного Судопроизводства, т. е. путём розысков (секретная агентура), словесных расспросов и негласного наблюдения» [4].

Анализируя исторические и правовые документы начала ХХ века необходимо отметить, что опрос, как самостоятельное действие, имеющее целью получение оперативно-значимой информации, имел место и при осуществлении такого мероприятия, как наружное наблюдение.

В том же 1907 году была создана и утверждена лично П.А. Столыпиным «Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры», в которой были подробно перечислены «вспомогательные средства и силы розыскного органа». Одним из основных средств розыскной деятельности Инструкция называла «выяснения и расспросы под благовидным предлогом» [7, c. 62]. Анализируя указанный документ ясно, что негласные опросы лиц, занимали одно из ведущих мест в раскрытии и расследовании преступлений в России начала ХХ века [8].

Таким образом, в дореволюционной России начала ХХ века опросы населения, производимые жандармскими и полицейскими чинами как гласно, так и негласно, являлись одним из главных источников осведомления полиции.

После революции 1917 года негласная работа в России вообще никак не регламентировалась. Дознание потеряло свою изначальную сущность. Этот термин стал обозначать расследование органами дознания преступлений в форме предварительного следствия. Уголовно-процессуальное законодательство того времени не предусматривало проверочной деятельности до возбуждения уголовного дела [10].

В 1924 году 5-й Всероссийский съезд деятелей советской юстиции признал необходимость сблизить дознание с предварительным следствием. Учитывая это, на 2-й сессии ВЦИК 11 созыва было изменено содержание ст. 108 УПК РСФСР, а именно был сокращён перечень статей, по которым предварительное следствие было обязательным [3, c. 65].

Значительные изменения в организацию расследования преступлений были внесены постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 20 октября 1929 года. Согласно формулировке ст. 108 УПК РСФСР, изложенной в этом постановлении, следователь получал право с разрешения прокурора передавать органам дознания расследование любых дел. Следователи и прокуроры начали широко пользоваться данным правом [8, с. 103—107].

Таким образом можно сделать вывод о том, что в Советской России в 20-х- 30-х годах ХХ века юридическая и организационная грань между дознанием и предварительным следствием стала стираться. В законодательном регулировании процесса расследования преступлений была предпринята попытка вернуться к действовавшим в Российской Империи вплоть до середины Х1Х века нормам и правилам, по которым не существовало чёткого правового разграничения между мерами дознания и следственными действиями [7, с. 47—60]. Опросы по процессуальной форме вновь стали неотличимы от следственных допросов, предназначенных для получения судебных доказательств.

Исследования практики раскрытия и расследования преступлений тех лет указывают на широкое и весьма эффективное использование опроса в разоблачении преступника. Тщательные опросы свидетелей, решительно и доказательно проведённое собеседование с подозреваемым позволяло добиться чистосердечного признания преступником своей вины [15, с. 82—84].

Вместе с тем, следует отметить, что абсолютизация возможностей института агентуры приводила к ограничению практики личного общения сотрудников в массах. Оперативный работник всё в большей степени отчуждался от предмета своей деятельности, что отчётливо проявилось в послевоенное время и в начале 50-х годов, когда стало ясно, что организация тотального контроля на основе агентурно-осведомительской сети себя исчерпала.

В этот период опрос, становится одним из самых широко проводимых действий в практике работы правоохранительных органов. Именно по результатам опросов зачастую принимались решения, на их основании строились версии, а масштабы производимых опросов напоминали имевшие место на Руси «повальные обыски», т.е. поголовные опросы на всей территории розыска [15, с. 106—108]

Во второй половине 50-х годов была реорганизована вся правоохранительная деятельность. В Основах уголовного судопроизводства СССР, утверждённых Верховным Советом СССР 25 декабря 1958 года между дознанием и предварительным следствием, были закреплены чёткие процессуальные границы. Статья 30, в частности, наделяла следователя правом давать органам дознания поручения о производстве розыскных действий. Так же на орган дознания возлагалась обязанность принятия необходимых оперативно-розыскных мер [2]. Однако законодатель не раскрыл содержание термина «необходимые оперативно-розыскные меры», они регулировались ведомственными нормативными актами.

Становление и развитие с середины 60-х годов государственной политики по борьбе с «идеологической диверсией» вновь потребовало организации тотального контроля социальной обстановки. Однако в отличие от 30-40-х годов развивалась практика оперативных контактов — опросов «представителей сферы криминальной среды», когда лица, подозреваемые в намерениях совершить преступления, вынуждены были лично общаться с оперативными сотрудниками и давать объяснения по поводу криминальных или иных событий.

К 80-м годам опросы лиц, возможно обладающих необходимой оперативно-значимой информацией стали одними из ведущих средств оперативно-розыскной деятельности.

В 90-е годы ХХ века, в период смены курса власти, серьёзных социально-экономических потрясений, общественных противоречий, роста преступности силовые структуры требовали кардинального преобразования их деятельности, в первую очередь новых правовых форм организации работы.

Список литературы:

1. Анисимов Е.В. Роспрос/ Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке. М. Новое литературное обозрение. 1999.
2. Ведомости Верховного Совета СССР, 1959, № 1.
3. Возгрин И.А. Введение в криминалистику: История, основы теории, библиография. СПб. Юридический центр Пресс. 2003.
4. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 262. Д. 23. Л. 1—5.
5. Крылов И.Ф. В мире криминалистики. Л. Издательство Ленинградского университета. 1989.
6. Крылов И.Ф., Бастрыкин А.И. Розыск, дознание, следствие. Учебное пособие. Л. Издательство Ленинградского университета. 1984.
7. Лир М.Ю. Возникновение и развитие опроса в российском уголовном судопроизводстве. СПб. Институт ППКС ФСБ России. 2003.
8. Лурье Ф.М., Перегудова З.И. Царская охранка и провокация // Из глубины времён. Вып. 1. СПб, 1992.
9. Оржеховский И.В. Самодержавие против революционной России (1826-1880). М. 1982.
10. Портнов В.П. Процессуальные формы дознания 1919-1920 гг. / Правоведение, 1969, № 2.
11. Российское законодательство X—XX веков. Т. 2. М.,1985.
12. Российское законодательство X—XX веков. Т. 3. М.1985.
13. Российское законодательство X—XX веков. Т. 8. Судебная реформа. М.: Юридическая литература, 1991.
14. Скилягин А.Т., Любвин Р.М. Уголовный сыск и криминальный мир/ Сыщики Петербурга СПб. 1998.
15. Скилягин А.Т., Любвин Р.М. Сыщики Петербурга. СПб. 1998.
16. Фёдоров А.В. , Шахматов А.В. Возникновение сыска и основные этапы развития российского законодательства об оперативно-розыскной деятельности. Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 1999. № 4.
17. Хлысталов Э.А. Он служил отечеству. (К 100-летию кончины известного русского сыщика И.Д. Путилина)/Записки криминалистов. Выпуск 1. Правовой, общественно-политический и научно-популярный альманах. МЮИ. Издательство «ЮРИКОН». М.1993.