ЛИНГВОЮРИДИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ЭПИСТЕМИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Чепурная Алёна Ивановна

преподаватель Ставропольского государственного аграрного университета, г. Ставрополь

E-mail:

LINGUOJURIDICAL ASPECT OF EPISTEMIC RESPONSIBILITY

Alena Chepurnaya

Lecturer of Stavropol State Agrarian University, Stavropol

АННОТАЦИЯ

В статье представлен опыт рассмотрения эпистемической ответственности в лингвоюридическом аспекте с анализом таких ключевых категорий, как фактографические и оценочные суждения, играющих решающую роль при определении степени юридической ответственности автора.

ABSTRACT

The article describes experience of analysing epistemic responsibility from the linguojuridical point of view with analysis of such key categories as factographic and assessment-based judgements playing a decisive role in determining the degree of an author’s legal liability.

Ключевые слова:эпистемическая ответственность; фактографические суждения; оценочные суждения.

Keywords:epistemic responsibility;factographic judgements;assessment-based judgements.

Понятие ответственности широко распространено во многих сферах жизни общества как слово обыденного языка и как термин. Применительно к сфере функционирования языка уместно рассматривать ответственность в этическом и юридическом аспектах. Добросовестное обращение с языком предполагает моральную обязанность говорящего нести ответственность за свои слова перед адресатом. Случаи и порядок судебного урегулирования вопросов, связанных с нарушением прав и свобод человека посредством слова, отражены в статье 152 «Защита, чести, достоинства и деловой репутации» Гражданского кодекса Российской Федерации [2], статьях 5.60 «Клевета» и 5.61 «Оскорбление» Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях [5].

Наиболее актуально исследование ответственности за употреблённое слово в сфере публицистики, что связано со спецификой данной области функционирования языка. Во-первых, публицистический текст ориентирован на массового адресата, во-вторых, деятельность средств массовой информации регулируется законодательно и предусматривает ответственность за злоупотребление правом на свободу слова. Таким образом, автор публицистического текста является субъектом эпистемической (от греч. episteme– знание) ответственности, т. е. ответственности за транслируемое знание.

При определении степени юридической ответственности автора за сообщаемое в рамках дел по защите чести, достоинства и деловой репутации (статья 152 ГК РФ) согласно сложившейся юридической и лингвоэкспертной практике значение имеет истинность / ложность, оценочность / неоценочность, коммуникативный статус высказывания.

В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации отмечена необходимость разграничения мнения и утверждения о фактах при определении степени ответственности автора: «В соответствии со статьёй 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьёй 29 Конституции Российской Федерации, гарантирующими каждому право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации, позицией Европейского Суда по правам человека при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения, которые не являются предметом судебной защиты в порядке статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности» [7].

Таким образом, мера ответственности автора за вербализованную информацию определяется дихотомией «фактографические суждения – оценочные суждения (мнения, убеждения)», однако вопрос их разграничения является сложным и не имеет однозначного решения ни в юридической, ни в лингвистической науке. Проблема разграничения этих категорий задана юридической сферой и стала актуальной для лингвистов в связи с развитием лингвистической экспертологии, что привело к перенесению анализируемой проблемы в сферу лингвистики и появлению многочисленных попыток её теоретического осмысления.

Некоторые исследователи (К.И. Бринёв, А.А. Карагодин) рассматривают противопоставление фактов и оценок, сведений и мнений как противопоставление дескриптивных и оценочных высказываний, т.е. наших утверждений о фактах и наших решений по поводу фактов, или в другой терминологии – противопоставление категорий «факта» и «решения» [1], описательного и предписательного [4].

К.И. Бринёв выделяет и анализирует три критерия разграничения дескриптивных и оценочных высказываний:

1. «Модальный критерий. Мнение – это то, что маркируется модальными словами и конструкциями. Сведения – это то, что такими конструкциями не маркируется.
2. Гносеологический критерий. Факты – это то, что проверяется на предмет соответствия действительности, мнение – то, что не проверяется.
3. Онтологический критерий. Факты – это то, что принадлежит действительности, мнение – то, что не принадлежит действительности, но является частью картины мира говорящего» [1, c. 26].

В результате анализа оснований разграничения описательных и оценочных высказываний К.И. Бринёв приходит к выводу о том, что анализируемые категории противопоставляются на семантическом уровне: описательные высказывания отражают то, что происходит в реальном мире, а оценочные высказывания конструируют новый возможный мир [1].

В связи с рассмотрением фактографических и оценочных суждений представляется необходимой конкретизация значений таких оперативных категорий, как «утверждение», «мнение», «убеждение», «оценка», «факт», «суждение».

Анализируя все компоненты значения исследуемых категорий, можно заключить, что утверждение всегда вербализованно, объективно, верифицируемо, подответственно, поскольку говорящий осуществляет выбор одной из нескольких возможностей и, конечно, несёт ответственность за свой выбор. При этом говорящий уверен в правильности своего выбора, что, однако, не исключает его ошибочности относительно объективной действительности. Следует отметить, что всякое употребление языка субъективно, поскольку осуществляется конкретным говорящим субъектом, поэтому под объективностью утверждения понимается его направленность на описание объективной действительности, тогда как мнение отражает внутренний ментальный мир субъекта и формируется в его уме.

Факт, если рассматривать его как истинное суждение [6], отличается от утверждения тем, что может быть только истинным. Если же рассматривать факт как истинное событие, происшествие, то он не входит в парадигму исследуемых категорий «утверждение – мнение – оценка», рассматриваемых как формы высказывания, а представляет собой материал, о котором субъект формирует и высказывает мнения, оценки, утверждения. Следует отметить, что понимание факта как истинного события преобладает в языковом употреблении и закреплено лексикографически.

Мнение представляет собой субъективную категорию, суждение о явлениях и событиях в условиях нехватки достоверных данных. Мнение представляет собой своего рода «достройку» имеющейся в наличии у субъекта информации. Мнение, очевидно, неоднородно по своей структуре, на что указывает и ряд исследователей [3, 8], и может иметь форму предположения, убеждения, оценки и др. При этом М.А. Дмитровская указывает на то, что мнения-предположения могут подвергаться верификации, а мнения-оценки – нет [3]. Таким образом, оценка представляет собой частный случай мнения и имеет в своей основе отношение субъекта к качеству оцениваемого явления по линии, например, «хорошо – плохо», «правильно – неправильно», «добро – зло». Убеждение представляет собой мнение, отражающее уверенность говорящего в его правильности. При этом следует отметить, что мнения и убеждения могут оставаться невысказанными, например, держать своё мнение при себе или носить надличностный характер: общественное мнение, однако, вероятнее всего, мнение как индивидуально-личностная структура является его первичной формой.

Суждение, в свою очередь, является проявлением иной плоскости речемыслительной деятельности, поскольку представляет собой категорию логики, отражающую пропозициональную и субъектно-предикатную структуры. Суждение на уровне логики и мышления лежит в основе любого высказывания, будь то утверждение, мнение или оценка.

Анализируя связь мнений, оценок, убеждений с эпистемической ответственностью, следует заключить, что эти категории являются предметом частичной ответственности (если категорию ответственности возможно квантифицировать), поскольку формируются активным субъектом. Высшую степень ответственности автор несёт в случае передачи информации как знания, выраженного в форме утверждения. Судебная практика, однако, не признаёт промежуточных форм ответственности, относя оценочные суждения к категориям, не являющимся предметом судебной защиты. Хотя очевидно, что нарушение прав гражданина может быть осуществлено как посредством утверждения о факте, так и выражения мнения.

Список литературы:

1. Бринёв К.И. Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Кемерово, 2010. 42 с.
2. Гражданский кодекс Российской Федерации // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс» [Электронный ресурс]. – Режим доступа. – URL: http://www.consultant.ru/popular/gkrf1/
3. Дмитровская М.А. Знание и мнение: образ мира, образ человека // Логический анализ языка. Избранное. 1988—1995 / Ред. кол.: Арутюнова Н.Д., Спиридонова Н.Ф. М.: Индрик, 2003. С. 47—55.
4. Карагодин А.А. К вопросу о разграничении утверждений о факте и оценочных суждений в юрислингвистике // Юрислингвистика-11: Право как дискурс, текст и слово: Межвуз. сб. науч. трудов. / Под ред. проф. Н.Д. Голева и К.И. Бринёва. Кемерово: Изд-во Кемеров. гос. ун-та, 2011. С. 469—480.
5. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс» [Электронный ресурс]. – Режим доступа. – URL: http://www.consultant.ru/popular/koap/
6. Понятия чести, достоинства и деловой репутации: Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристами и лингвистами. Изд. 2-е, перераб. и доп./ Под ред. А.К. Симонова и М.В. Горбаневского. М.: Медея, 2004. 328 с.
7. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24.02.2005 № 3 // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс» [Электронный ресурс]. – Режим доступа. – URL: http://base.consultant.ru/ cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=52017
8. Шатуновский И.Б. О трояком делении в области мнения в русском языке // Фонетика и нефонетика. К 70-летию С.В. Кодзасова. Редакционная коллегия: А.В. Архипов, Л.М. Захаров, А.А. Кибрик, А.Е. Кибрик, И.М. Кобозева, О.Ф. Кривнова, Е.А. Лютикова, О.В. Фёдорова (отв. секретарь). М.: Языки славянских культур, 2008. С. 525—538.