МОТИВ  КОРАБЛЯ  В  ПОВЕСТИ  В.Я.  ШИШКОВА  «СТРАННИКИ»

Изранова  Евгения  Васильевна

магистрант,  кафедра  литературы  АлтГПУ,  РФ,  г.  Барнаул

E-mail: 

Габдуллина  Валентина  Ивановна

научный  руководитель,  д-р  филол.  наук,  профессор  АлтГПУ,  РФ,  г.  Барнаул

Повесть  В.Я.  Шишкова  «Странники»  (1928—1930  гг.),  посвященная  беспризорникам,  отличается  сложной  мотивной  структурой,  интерпретация  символики  которой  вносит  новые,  не  прочитанные  до  сих  пор  литературоведением  смыслы,  заключающиеся  в  содержании  этого  произведения.  В  первую  очередь  это  касается  мотива  корабля,  который  является  сквозным  в  повести  и  обладает  многозначной  семантикой.

С  самого  начала  в  текст  вводится  образ  перевернутой  баржи,  под  которой  живут  беспризорники.  С  точки  зрения  исторического  контекста,  образ  баржи  отсылает  к  плавучим  тюрьмам,  которые  устраивались  на  транспортных  судах  во  время  Гражданской  войны.  Характерно,  в  связи  с  этим  восприятие  своего  нового  убежища  Филькой:  «Когда  проснулся,  под  баржей  кое-где  мутнели  зажженные  свечи  в  самодельных  фонарях,  а  на  воле  горел  костер»  (Курсив  здесь  и  далее  автора  статьи.  —  Е.И.)  [4,  с.  33].

В  пятой  главе  маленькая  девочка-сирота  рассказывает,  как  она  попала  в  этот  импровизированный  приют  под  баржей:  «Я  на  пароходе  приплыла  <…>  А  пароход  ушел.  Меня  не  досчитались,  я  маленькая  потому  что.  Как  ушел  пароход,  я  пошла  в  город,  в  церковь.  А  тут  баржа,  гляжу.  Ну,  меня  и  пустили»  [4,  с.  39].  Эта  фраза  наводит  на  еще  один  смысл  образа  баржи  (корабля),  отсылающий  к  Библии,  в  которой  Церковь  уподобляется  кораблю,  «в  котором  верующий  находил  безопасность  и  обретал  спасение»  [3,  с.  305].  На  сходство  баржи  с  церковью  указывает  такая  деталь  в  ее  описании:  «По  продольной  оси  баржи  была  натянута  в  вышине  проволока,  на  ней  укреплены  зажженные  свечи»  [4,  с.  15],  а  также  то,  что  на  барже  «была  укреплена  высокая  мачта»  [4,  с.  20],  которая  «обычно  имеет  форму  креста»  [3,  с.  305].  Однако  девочка-сирота,  ищущая  защиты,  попадает  вместо  церкви  под  перевернутую  баржу.  Таким  образом,  в  тексте  указывается  на  некую  подмену:  баржа  —  это  перевернутая  Церковь.

Баржа  ассоциируется  также  с  Ноевым  ковчегом,  как  кораблем,  предназначенным  для  спасения  людского  рода.  Но  в  отличие  от  Ноева  ковчега,  перевернутая  баржа  становится  прибежищем  не  для  праведников,  а  для  беспризорников,  нищих,  воров,  бродяг.  Перевернутая  баржа  в  повести  неоднократно  называется  содомом,  дьявольской  баржей,  непотребным  местом:  «Под  баржей  стояли  неимоверный  гвалт  и  перебранка.  Все  говорили  повышенными,  крикливыми  голосами,  все  отборно  ругались,  даже  малыши»  [4,  с.  14].  Тут  царит  разврат,  пьют,  употребляют  наркотики,  играют  в  карты  и  устраивают  плясы  под  гармонь.  Неоднократно  в  тексте  беспризорники  сравниваются  со  зверенышами.  «Эх  вы  нелюди!  Как  скоты  живете,  как  щенята  умираете»,  —  говорит  в  сцене  похорон  дед  Нефед.  «Нет  здесь…божьего  сугреву…  Холодно  здесь  душе  человеческой»  [4,  с.  71].

Под  баржей  —  особый  закрытый  для  посторонних  мир,  это  своего  рода  монастырь  наоборот.  Предводитель  всей  этой  шатии  —  Амелька  Схимник  (схима  —  чин  монашества),  носит  монашескую  скуфейку.  Подобно  тому,  как  в  монастыре  подвизающемуся  монаху  дают  новое  имя,  здесь  у  каждого  есть  кличка,  заменяющая  имя.  Одежду,  в  которой  приходит  новичок,  отбирают  и  выдают  отрепье,  в  котором  ходит  вся  эта  «богоотверженная  шпана».  Внешний  вид  обитателей  баржи  далеко  не  ангельский:  все  грязные,  с  какими-либо  увечьями,  что  в  литературной  традиции  является  признаком  нечистой  силы  («Туловище  у  беспризорника  длинное,  ноги  короткие,  покрытые  шерстью,  косолапые,  ступнями  внутрь»  [4,  с.  36]).  Да  и  прозвища  говорят  сами  за  себя:  Колька  Черт,  Дунька  Таракан.

Все  эти  детали  отсылают  нас  еще  к  одному  смыслу  образа  баржи  —  это  распространенный  в  средние  века  образ  —  Корабль  дураков.  Это  символ  безумного  человечества,  погрязшего  в  пьянстве  и  разврате,  которое  плывет  без  руля  и  не  знает  цели  своего  путешествия  [2,  с.  154].  Популярный  в  средние  века  праздник  дураков  предусматривал  шутовские  поединки  и  пародирование  церковных  обрядов.  Все  это  имеет  место  в  тексте  повести.

Шутовское  переодевание  беспризорников  происходит,  когда  они  идут  «на  дело»:  «Некоторые  подкладывали  под  рубаху  горб,  скрючивали  ногу  и  култыхали  на  костылях,  как  прирожденные  калеки.  Иные  подвязывали  под  колено  деревянную  ногу,  строили  просительную  физиономию,  и,  пригнув  голову  к  плечу,  шли  с  вытянутой  рукой  вперед,  жалостно  скуля:  «Подайте  калеке  несчастному,  отец-вдовец,  мать-сирота»  [4,  с.  26].  На  похоронах  Спирьки  Полторы  ноги  пародируется  церковный  обряд:  гроба  не  было,  гранитный  памятник  похитили  с  соседнего  кладбища,  «Впереди  покойника  шел  «самодеятельный»  оркестр  из  плохонькой  гармошки,  трех  балалаек,  гитары,  свистулек,  рожков  и  барабана…Оркестр  плел  дикую  отсебятину,  кто  во  что  горазд.  Но  это  не  столь  уж  важно:  музыканты  все-таки  играли  воодушевленно,  почти  с  молитвенным  усердием»  [4,  с.  61].

В  XI  главе  происходит  «кровавый  потоп»,  положивший  конец  преступному,  погрязшему  в  грехах  миру  под  баржей.  Накануне  погрома  девушка  по  имени  Майский  цветок  видит  пророческий  сон:  «она  режет  беленьких  барашков,  вот  и  режет,  и  режет,  по  ножу  —  кровь,  по  рукам  —  кровь,  баржа  вдруг  перевернулась  и  всплыла  в  крови»  [4,  с.  169].  Барашек  —  жертвенное  животное.  И  действительно,  девушка  по  прозвищу  Майский  Цветок  и  ее  ребенок  вскоре  станут  жертвами  зависти  и  злобы,  а  все  члены  шатии,  разбегутся,  кто  куда.  Миру  под  баржей  придет  конец.

Во  второй  части  повести  вновь  возникает  образ  Ноева  ковчега  в  описании  тюремной  камеры,  в  которую  попадает  один  из  главных  персонажей  повести:  «Преступная  камера  не  мала  размером:  шагов  сорок  в  длину,  шагов  двадцать  в  ширину…  Здесь  были  львы,  барсуки,  лисицы,  волки,  росомахи…  Амелька  осмотрелся,  и  ему  сразу  же  вспомнилась  легенда  о  ковчеге  Ноя,  набитом  чистой  и  нечистой  тварью»  [4,  с.  245].

Мотив  преображения  бывших  беспризорников  в  людей  нового  мира  также  связан  с  образом  корабля.  В  третьей  части  коммуна  трудящихся,  составленная  из  беспризорных,  прямо  отождествляется  с  кораблем.  Четвертая  глава  третьей  части  называется:  «Корабль  поднимает  паруса».  Автор  комментирует  символику  корабля  в  этой  главе:  «Утлый  корабль  коммуны,  сооруженный  из  выброшенного  на  берег  жизни  бурелома,  постепенно  оснащался,  вздымал  паруса,  конопатил  щели,  просмаливал  борта  и  днище  —  вот-вот  снимется  с  якоря  и  с  попутным  ветром  выйдет  в  поиски  надежного  пристанища»  [4,  с.  425].  Описание  этого  корабля  отсылает  к  образу  выброшенной  на  берег  перевернутой  баржи,  под  которой  в  прошлом  обитали  беспризорники.  Неслучайно  Амелька  видит  в  бреду,  что  «баржа  их  перевернулась  вниз  брюхом  и  плывет»  [1,  с.  541].

Сложности  и  драматические  перипетии  жизни  коммуны  описываются  как  полное  штормов  и  опасностей  плавание  корабля.  Одна  из  глав,  посвященная  жизни  коммуны,  называется  «Жестокий  шквал»:  «Оснащенный  корабль  коммуны,  временно  потеряв  правеж,  попал  в  полосу  жестокого  шквала»  [4,  с.  485]  —  среди  ребят  коммуны  завелись  воры,  от  которых  пришлось  избавиться,  и  тогда  «корабль,  выбросив  навоз  и  гниль,  пошел  в  дальнее  плавание  освобожденный»  [4,  с.  500].

Мотив  плавания  на  корабле  становится  в  повести  символом  жизненного  пути  героев.  Итог  странствий  героев  повести  —  бывших  беспризорников  —  путешествие  в  Крым,  который  является  воплощением  мечты  о  земном  рае,  где  «нагнул  кипарисину,  нарвал  апельсинов,  сколько  надо…  таким  же  манером  винограду…  А  глянул  вниз,  —  там  волны  рыбин  живых  швыряют  прямо  на  берег»  [4,  с.  197].  В  своем  пророческом  сне  Амелька  задает  своим  друзьям,  плывущим  на  восстановленной  барже,  вопрос:  «  —  А  куда  же  вы,  ребята,  плывете?...  —  А  плывем  мы  в  Крым»  [4,  с.  541].

Друзья,  которых  жизнь  разбросала  по  миру,  воссоединяются,  встретившись  в  Крыму  на  берегу  моря:  «Свет,  высь,  простор  неотразимо  манили  подпрыгнуть,  взмахнуть  крыльями,  лететь»  [4,  с.  552].  Итак,  герои  достигают  цели,  проделав  духовный  путь  на  корабле  жизни.  Недаром,  в  конце  повести  появляется  образ  церкви:  «Внизу,  в  полугоре,  на  игрушечной  площадке,  вознесясь  над  кручами  серых  скал,  пестрела  игрушечная  церковь»  [4,  с.  553].

Мотив  корабля  проходит  через  всю  повесть,  выполняя  различные  функции.  В  первую  очередь,  следует  отметить  сюжетную  функцию  этого  мотива,  который  по  мере  развития  трансформируется  и  воплощается  в  различных  образах:  перевернутой  баржи,  Ноева  ковчега,  утлого  корабля,  и,  наконец,  оснащенного  корабля,  что  соответствует  авторской  идее  изображения  жизненного  пути  героев  как  полного  перипетий  и  опасностей  плавания  по  морю  жизни,  восходящей  к  теме  аллегорического  путешествия  на  корабле,  архетипически  связанной  как  с  античной,  так  и  с  христианской  традицией  [2,  с.  306—307].  В.Я.  Шишков,  который,  как  отмечают  его  биографы,  был  воспитан  в  русской  православной  традиции  [1,  с.  21],  в  основном  ориентирован  на  христианские  тексты,  что  проявилось,  в  частности,  в  символической  наполненности  мотива  корабля  в  повести  «Странники».  Вводя  библейские  образы  и  мотивы,  автор  создает  христианский  подтекст,  который  позволяет  интерпретировать  произведение  как  повесть-притчу  о  «смутном  времени»,  пережитом  Россией  после  революции  и  гражданской  войны.

Список  литературы:

1. Еселев  Н.Х.  Шишков.  М.:  Молодая  гвардия,  1973.  —  224  с.
2. Карр-Гом  С.  Словарь  символов  в  искусстве:  Иллюстрированный  ключ  к  живописи  и  скульптуре.  М.:  ООО  Издательство  «Астрель»:  ООО  «Издательство  АСТ»,  2003.  —  335  с.
3. Холл  Дж.  Словарь  сюжетов  и  символов  в  искусстве.  М.:  Крон-Пресс,  1996.  —  656  с.
4. Шишков  В.Я.  Странники:  Повесть.  М.:  Современник,  1979.  —  431  с.