ЭТИКА ДОПРОСА И НЕДОПУСТИМОСТЬ НЕДОЗВОЛЕННЫХ МЕТОДОВ: РОССИЙСКИЙ КОНТЕКСТ И ГЛУБОКИЙ АНАЛИЗ

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена этическому анализу и практическим механизмам предотвращения недозволенных методов допроса: психологического давления, обмана, угроз, манипуляций с процессуальными правами, недопуска защитника, искажений протоколов и прочих процедурных нарушений. В фокусе — российская правовая рамка и судебная практика, эпистемические риски таких методов, организационные причины их возникновения и конкретные меры, превращающие запрет в реализуемую практику. Излагаются критерии недопустимости доказательств, стандарты видеофиксации и участия защитника, а также подробный план внедрения профилактических институтов и метрик контроля качества.

Ключевые слова: допрос, недозволенные методы, доступ к защите, недопустимые доказательства.

Введение: Цель настоящей статьи — тщательно исследовать этические основания и практические инструменты, препятствующие применению недозволенных методов допроса, при этом сознательно исключая обсуждение института пытки как отдельной темы (этому посвящены иные публикации). Под «недозволенными методами» в данном тексте понимаются поведенческие и процессуальные практики, не соответствующие правовым гарантиям и принципам профессиональной этики: систематическое психологическое давление, целенаправленный обман допрашиваемого, угрозы или шантаж, манипуляции с протоколами, отказ или искусственная задержка в предоставлении защитника, умышленное сокрытие или искажение доказательств. Анализ строится на сочетании этической рефлексии и изучения действующих норм УПК и судебной практики в Российской Федерации.

Процессуальные и коммуникативные нарушения часто остаются в тени публичного внимания, хотя именно они наносят серьёзный вред справедливости судопроизводства и доверию к институтам. В число таких практик входят (без претензии на исчерпывающий перечень): препятствование доступу к защитнику либо формальные «отказы» от защитника, оформляемые под давлением; преднамеренное создание ложного впечатления о наличии у следователя неопровержимых доказательств (введение в заблуждение); обещание «лёгкой» ответственности в обмен на признание (мотивирующие поощрения / сделки, сделанные с нарушением процессуальных правил); умышленные искажения протоколов допроса и документального сопровождения; использование «секретной» информации или давлений на близких в качестве рычага (угрозы, шантаж).

Эти практики отличаются от физического насилия по своей форме, но по своим последствиям обладают теми же разрушительными эффектами: снижение достоверности доказательств, подрыв легитимности органов и нарушение базовых гарантий права на защиту. Фокус на них обусловлен двумя причинами: они чаще встречаются в бытовой практике разбирательств и против них формально и практически доступны средства профилактики и контроля, основанные на процессуальной реформе и институциональном надзоре.

Этическое обоснование запрета опирается на несколько взаимодополняющих регистров:

• Деонтологический (право-ориентированный) аргумент. Закон и профессиональные нормы предписывают уважение достоинства и автономии личности; использование процессуального принуждения ради «скорого результата» превращает человека в средство правоприменения, что несовместимо с декларируемыми принципами. Конституционная и процессуальная регламентация права на защиту закрепляет эту гарантию как базовую.
• Эпистемический аргумент. Методы, которые искажают свободу высказывания (давление, обман, манипуляция ожиданиями) систематически уменьшают информационную ценность показаний: человек склонен подстраиваться под ожидаемое от него содержание, что повышает вероятность ложных либо недостоверных заявлений. Отсюда — рациональный интерес системы правосудия избегать таких практик.
• Политико-институциональный аргумент. Практики нарушения прав приводят к деградации доверия между обществом и институтами, сокращают добровольное сотрудничество граждан и увеличивают вероятность эскалаций (включая жалобы в международные инстанции, ухудшение имиджа и внутреннюю делегитимацию).
• Профессионально-этический аргумент. Для следователя, дознавателя и судьи профессиональная добросовестность означает соблюдение правил извлечения и проверки информации; нарушение этих правил подрывает профессиональную самоидентификацию и систему внутренних гарантий.

Эти аргументы показывают: запрет недозволенных методов не только морально оправдан, но и инструментально выгоден для эффективного и справедливого уголовного процесса.

Российская правовая система формализует право на защиту и ограничивает допустимость доказательств. Конституция РФ содержит положения, обеспечивающие неприкосновенность личности и защиту от самообвинения; УПК РФ закрепляет право подозреваемого и обвиняемого на защиту (включая право на адвоката) и описывает основания задержания.

Ключевой инструмент против использования недозволенных методов — институт недопустимых доказательств (ст. 75 УПК РФ): доказательства, полученные с нарушением требований УПК, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения. В частности, в перечень недопустимых доказательств включены показания, полученные в отсутствие защитника и не подтверждённые в суде. Это создаёт правовой стимул для соблюдения гарантий.

Практические разъяснения даёт Пленум Верховного Суда РФ: суд при рассмотрении ходатайства об исключении доказательств должен выявить конкретные нарушения и признать доказательства недопустимыми при наличии существенных процессуальных нарушений; это дополнительно усиливает судебную роль контроля.

Несмотря на формальные гарантии, в практике фиксируются системные трудности:

• Препятствование допуску к защитнику. Опросы и мониторинговые отчёты российского юридического сообщества указывают на устойчивую проблему недопуска адвокатов к задержанным и на давление на защитников в ряде регионов, что создаёт риск получения показаний в отсутствии эффективной защиты.
• Неповсеместная практика надёжной видеозаписи следственных действий. Хотя УПК и отдельные нормы обязывают видеозапись при ряде действий, фактическое распространение и стандарты хранения/доступа к записям остаются фрагментарными, что уменьшает доказательную ценность фиксации и оставляет пространство для манипуляций с протоколами.
• Культура «быстрого результата». Оценка эффективности работы правоохранителей часто измеряется скоростью раскрываемости и количеством дел, что создаёт стимулы к использованию упрощённых и надёжно не проверяемых методов получения признаний.

Эти факторы подчеркивают, что формальная норма ≠ реализация, и требуют институциональных корректировок.

Превентивная стратегия должна сочетать юридические, технические и организационные меры:

• Повсеместная и стандартизированная видеозапись всех допросов и ключевых следственных действий, с жёсткими правилами идентификации времени, участников и условий; материалы хранятся в независимом архиве с ограниченным доступом и журналом обращений. (Законодательно — обязать при перечне действий; практически — обеспечить инфраструктуру и протоколы.)
• Гарантированный немедленный доступ к адвокату с фиксацией времени обращения и времени фактического общения; при препятствиях — автоматическое информирование прокуратуры и предельно оперативная проверка жалобы. Позиция УПК и комментарии профессионального сообщества подчёркивают необходимость защиты права на адвоката.
• Жёсткие правила по документированию протоколов (фиксировать замечания защитника, заявления об отказе под протокол, вопросы, задававшиеся допрашиваемому, и т. п.) и обязательная цифровая подпись/аудит изменений в протоколах.
• Независимый надзор: расширение полномочий прокуратуры и внешних инспектирующих органов (в том числе омбудсмена), внедрение случайных аудитов качества допросов и публичных ежегодных отчётов с анонимизированной статистикой (доля допросов, записанных на видео; число обращений о препятствии допуску защитника; результаты проверок).
• Изменение мотивационных стимулов: при оценке работы следователей учитывать не только «скорость раскрытия», но и показатели качества (удержание доказательственной базы в суде, доля дел с исключёнными доказательствами, качество документирования), включая санкции за формальное закрытие нарушений.
• Механизмы защиты информаторов внутри органов, снижающие риск корпоративной солидарности при сокрытии нарушений.

Судебная практика — последний рубеж защиты правового процесса. Суд обязан тщательно проверять процессуальные основания собирания доказательств и при наличии существенных нарушений исключать недопустимые доказательства в соответствии со ст. 75 УПК и разъяснениями Пленума ВС РФ. При этом важно, чтобы суды не ограничивались формальным подходом: проверка должна затрагивать вопросы фактического доступа к защите, наличия видеозаписей и подлинности протоколов.

Практическая рекомендация: судьи должны требовать журналы доступа к видеозаписям и аудиторские отчёты о целостности данных в спорных случаях; при системных нарушениях — направлять материалы в прокуратуру и публиковать анонимизированные выводы для общественного контроля.

Заключение. Этика допроса вне категории физического насилия — это область, где право, эпистемология и организация пересекаются: недозволенные нефизические методы (обман, давление на защиту, манипуляции с документами) разрушают как достоверность информации, так и общественное доверие. Российская правовая система располагает инструментами — от гарантии права на защиту до института недопустимых доказательств — но их реализация требует сочетания технологических (видеофиксация), процессуальных (немедленный доступ к адвокату), организационных (пересмотр критериев оценки работы следователя). Только комплексный, измеримый и контролируемый подход позволит превратить декларации о запрете недозволенных методов в устойчивую практику правосудия.

Список литературы:

1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от ред. от 31.07.2025) // Собрание законодательства РФ. - 24.12.2001. - № 52 (ч. I). - ст. 4921.
2. Князьков, А. С. Правовые и психологические аспекты этики производства допроса / А. С. Князьков // Сборник материалов криминалистических чтений. – 2018. – № 15. – С. 40-41. – EDN YOCJJZ.
3. Захарова В. О. Правовые и нравственные аспекты продолжительности допроса на предварительном следствии / В. О. Захарова // Российский следователь. - 2017. - № 12. - С. 22 - 24.  EDN: YRLTWL