ИСЧИСЛЕНИЕ СРОКА ПРИМЕНЕНИЯ МЕР ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ

АННОТАЦИЯ

В статье исследуется проблема исчисления срока применения мер процессуального принуждения, в рамках уголовного производства. Рассматриваются основные правовые аспекты и механизмы, регулирующие данную процедуру. Анализируется действующее законодательство и практика его применения, а также выявляются проблемы и предлагаются пути их решения.

Ключевые слова: исчисление срока; меры процессуального принуждения; уголовное производство; законодательство; правоприменительная практика; эффективность правоприменения.

В рамках уголовного процесса в России, направленность на социальные и нормативные аспекты влечет за собой необходимость обоснованного и законного применения процедур принуждения, что достигается через внедрение системы защитных мер. Эти меры устраняют неясности, связанные с законностью и обоснованностью принятия принудительных действий. Важнейшей частью этой защитной системы выступает введение четких законодательных требований к срокам, в течение которых должны осуществляться данные принудительные действия. В настоящее время предполагается, что сочетание законодательства, теоретических принципов и реальной практики достигло определенной ясности в отношении ключевых аспектов:

– закон должен четко и разумно ограничивать продолжительность любых ограничений прав и свобод, чтобы исключить угрозу неопределенного или чрезмерно длительного воздействия на личность; никому не следует подвергаться давлению из-за возможности ограничений на неопределенный срок [3];

– когда решается вопрос о том, чтобы взять обвиняемого под стражу или продлить этот период, важно, чтобы суд не только указывал на длительность этого времени, но и назначал точную дату завершения такого мера пресечения [4]. Аналогичные правовые подходы озвучены и в отношении иных мер процессуального принуждения (домашний арест [5], наложение ареста на имущество, залог; подписка о невыезде [6]);

– в соответствии с ныне действующими законами, период, на который суд может постановить заключение подозреваемого под стражу, не должен превышать продолжительность периода предварительного расследования. Это означает, что при расчете общего времени, на которое лицо может быть заключено под стражу, необходимо учитывать как сам срок содержания под стражей, так и временные рамки проведения следственных действий, поскольку длительность заключения под стражу ограничена временем, отведенным на проведение расследования [7].

Когда дело доходит до практического применения конкретных элементов уголовно-процессуального права в России, ранее выделенные аспекты часто становятся менее ясными. Это особенно заметно на примере механизма временного приостановления рассмотрения дела (гл. 28 УПК РФ). Поясним:

– в соответствии с ч. 4 ст. 208 УПК РФ, возможность приостановить процесс по делу на основании п. 1-2 части 1 той же статьи наступает только после окончания срока предварительного следствия (ст. ст. 162, 223 УПК РФ);

– в соответствии с абз. 6-7 ст. 208 УПК РФ, следственные органы обладают правом обращения в суд с просьбой о продолжении времени ареста имущества. Такая процедура осуществляется в рамках, определенных статьей 165 УПК РФ;

– в соответствии с ч. 4 ст. 210 УПК РФ в отношении разыскиваемого обвиняемого может быть избрана мера пресечения; в том числе в виде заключения под стражу (ст. 108 УПК РФ).

В процессе проведения следственных действий часто сталкиваются с препятствиями, казалось бы, не поддающимися решению. Основная трудность связана с тем, что результативность действий, предусмотренных процедурой, зависит от временных рамок, отведенных для предварительного расследования. Сложность еще больше увеличивается из-за отсутствия четко заданных сроков в соответствии с первой частью УПК РФ, особенно это касается пунктов 1 и 2 статьи 208, что напрямую влияет на эффективность принудительных процедурных действий.

В результате, возникают сомнения относительно способности судов одновременно удовлетворять требования следственных органов и определять конечные сроки для предписываемых судебных мер. Несмотря на это, в реальной практике часто возникает потребность в продлении этих мер. Обычно, суды находят пути для положительного разрешения возникающих задач, но легитимность таких решений редко подвергается анализу.

Одним из противоречий является синхронизация судебных решений по продлению применения принудительных мер с фактическим периодом их действия, при этом не устанавливается четкий срок для предварительного расследования. В настоящее время судьи часто избегают погружения в детали таких сложных юридических вопросов [8].

В процессе установления или продления сроков принудительных мер, как описано в разделах Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (пункт 2 части 1 статьи 208 и часть 4 статьи 210), возникает особый аспект. Этот аспект касается того, как в судебных решениях определяются сроки для пресекательных мер, которые зачастую основываются не на юридических, а на внеправовых основаниях. Примерами могут служить формулировки типа «до момента нахождения и задержания подозреваемого" или "до установления его личности". В соответствии с девятой частью статьи 109 УПК РФ, суд обязан начинать отсчет установленного срока с момента фактического взятия подозреваемого под стражу. Однако здесь не уделяется должного внимания такому важному аспекту, как четкая и окончательная дата окончания срока, что является гарантией для обвиняемого.

Упоминание о том, что решение суда, казалось бы, не имеет силы (является не более чем фикцией), и одновременно обладает юридической силой в контексте событий, упомянутых в пунктах 2 и 3 части 1 статьи 208 УПК РФ, вызывает определенное замешательство. Это особенно заметно, когда рассматривается в свете положений пункта 29 статьи 5 УПК РФ, которые описывают, что подразумевается под актами применения мер пресечения. В этом контексте, кажется, немного неприятно отмечать явную несостыковку между применением данных положений и указанными судебными решениями.

В контексте ст. 208 УПК РФ, касающихся условий для временного прекращения расследований, возникает необходимость в объективной трактовке сложностей. Судебные органы сталкиваются с выбором между двумя путями при рассмотрении дел, чье производство было приостановлено. Они должны или признать продолжение срока предварительного расследования в случае его приостановки, тем самым, позволяя продлить срок действия принудительных мер, основываясь на правильном подсчете оставшегося времени, или же прийти к выводу, что приостановленный срок не может рассматриваться как активный, что ведет к отказу от применения продолжительных принудительных мер. Это требует от суда не только внимания к законодательной фикции, но и способности к объективному анализу представленных обстоятельств.

В свете наблюдаемых обстоятельств, опыт показывает, что текущие методы и подходы являются общеизвестными; поэтому, мы решаем прекратить их дальнейшее применение на данный момент и переориентируемся на изучение гарантийных обязательств. В реальной жизни эти обязательства часто принимают форму уже устоявшихся, но не всегда явно закрепленных в законе предположений. В качестве иллюстрации можно привести такие юридические механизмы, как приостановление дела и установление процедурных мер принуждения, действующих до момента экстрадиции или задержания обвиняемого в пределах Российской Федерации.

В соответствии с пунктом 4 части 1 статьи 208 Уголовно-процессуального кодекса РФ, продолжение процесса возможно только после достижения обвиняемым состояния здоровья, которое позволит ему принять участие в следственных мероприятиях. Это подразумевает полное выздоровление или значительное улучшение его состояния здоровья.

Мы предполагаем, что определенные трудности также появятся при оценке оснований для временного прекращения уголовного дела, как указано в Федеральном законе № 270-ФЗ от 24 июня 2023 года, касающемся участников специальной военной операции, а также в связи с изменениями в статье 435 УПК РФ. Возникает неопределенность относительно точки, до которой необходимо останавливать разбирательство и решать вопросы касательно изменения, продления или отмены примененных процессуальных мер. Это особенно актуально, учитывая, что данный критерий уже был определен в российской уголовно-процессуальной теории как важный и независимый, имеющий приоритет перед положениями главы 28 УПК РФ [9]. Вторая ситуация также характеризуется значительными сложностями, прежде всего в вопросах определения четких критериев для продолжения применения меры в виде принудительного психиатрического лечения обвиняемого, предусмотренной статьей 435 УПК РФ, и детализации правил, регламентирующих продление данной меры согласно статье 109 того же кодекса. Сложности усугубляются при необходимости продления лечения сверх полугода или года, когда требуется не только учесть строгое соблюдение законодательно установленных условий, но и осуществить тщательное рассмотрение судом представлений от следственных органов о необходимости такого продления.

Таким образом, исследование вопросов исчисления срока применения мер процессуального принуждения в уголовном производстве позволяет заключить, что данная процедура требует четкого и понятного правового регулирования.

Анализ действующего законодательства и правоприменительной практики показал наличие определенных пробелов и неоднозначностей, которые могут приводить к нарушению прав и законных интересов участников уголовного процесса. Для обеспечения справедливости и правовой определенности необходимо внесение изменений в нормативные акты, регулирующие исчисление сроков применения мер процессуального принуждения. Это включает в себя уточнение процедурных аспектов, усиление контроля за их соблюдением и обеспечение надлежащей защиты прав лиц, в отношении которых применяются данные меры. Совершенствование законодательства и его однозначное толкование снизит риск неправомерных действий и повысит эффективность правоприменительного процесса.

Список литературы:

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020 г.) // Собрание законодательства РФ. – 2020. – № 11. – Ст. 1416.
2. Российская Федерация. Законы. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 29.05.2024) // Собрание законодательства РФ. – 2001. – № 52 (ч. I). – Ст. 4921.
3. По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» по жалобе гражданки И. Г. Черновой : определение Конституционного Суда Российской Федерации от 14  июля 1998 г. № 86-О.
4. О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога и запрета определенных действий (п. 20) : постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2013 г. № 41.
5. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Аноприева А. И. на нарушение его конституционных прав статьей 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации : определение Конституционного Суда Российской Федерации от 27 января 2011 г. № 9-О-О.
6. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Кавалерова Ю. Ю. на нарушение его конституционных прав статьей 102 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» : определение Конституционного Суда РФ от 20 декабря 2018 г. № 3351-О.
7. Обзор судебной практики применения судами Нижегородской области законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога за четвертый квартал 2014 года (утв. Президиумом Нижегородского областного суда 22 апреля 2015 г.).
8. Ковтун, Н.Н. Институт приостановления производства по уголовному делу: о новом «вине» и старых «мехах» / Н.Н. Ковтун // Российская юстиция. 2023. № 4.
9. Скрибайло, В.Т. С. Закон об освобождении от уголовной ответственности участников СВО. Применение в суде / В.Т. Скрибайло // Уголовный процесс. 2023. № 11.