СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ФАКТОРЫ ВОСПРОИЗВОДСТВА ЭКСТРЕМИСТСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ: КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ РИСКОГЕННЫХ ФАКТОРОВ

SOCIO-CULTURAL AND INSTITUTIONAL FACTORS OF REPRODUCTION OF EXTREMIST TENDENCIES: CONCEPTUALIZATION OF RISK FACTORS

Vladimir Ishunin

Applicant, Head of the Department of Social Sciences and Humanities, Platov South Russian State Polytechnic University (NPI),

 Russia, Novocherkassk

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена анализу социокультурных и институциональных предпосылок, способствующих воспроизводству экстремистских тенденций в современном обществе. На основе современных западных исследований рассматриваются ключевые рискогенные факторы экстремизма, включая влияние цифровой радикализации, проблемы миграционной политики и институциональной нестабильности. Предлагается концептуальная классификация факторов риска, объясняющая, каким образом социальная маргинализация, культурные конфликты, слабость государственных институтов и новые коммуникационные среды создают питательную среду для радикализации. Особое внимание уделено обратно пропорциональной взаимосвязи между культурной интеграцией, доверием к институтам и распространением экстремистской идеологии.

ABSTRACT

The article is devoted to the analysis of socio-cultural and institutional prerequisites contributing to the reproduction of extremist tendencies in modern society. Based on modern Western research, the key risk factors of extremism are considered, including the impact of digital radicalization, migration policy issues, and institutional instability. A conceptual classification of risk factors is proposed, explaining how social marginalization, cultural conflicts, weak state institutions and new communication environments create a breeding ground for radicalization. Special attention is paid to the inversely proportional relationship between cultural integration, trust in institutions and the spread of extremist ideology.

Ключевые слова: экстремизм; радикализация; социокультурные факторы; институциональные факторы; цифровая радикализация; миграционная политика; риск-факторы.

Keywords: extremism; radicalization; socio-cultural factors; institutional factors; digital radicalization; migration policy; risk factors.

В последние десятилетия проблема распространения экстремистских идеологий и насильственного радикализма вышла на первый план во многих обществах. Экстремизм не возникает в вакууме – его воспроизводство обусловлено совокупностью социальных, культурных и институциональных факторов. Современные исследования подчеркивают необходимость комплексного подхода к пониманию причин экстремизма, опирающегося на анализ рискогенных факторов – условий, повышающих вероятность радикализации тех или иных групп населения. Данная статья предлагает концептуализацию таких факторов, разделяя их на социокультурные и институциональные. В центре внимания – как культурная и социальная динамика (например, процессы цифровой коммуникации или миграции) сочетается с воздействием государственных институтов, порождая благоприятную почву для экстремистских тенденций.

Одним из ключевых факторов, описанных в литературе, является ощущение исключенности из общества определенных групп, ведущее к фрустрации и поиску альтернативных идентичностей. Эмпирические обзоры показывают, что хроническое социальное исключение способствует радикализации убеждений. Теория относительной депривации (Т. Гурр) также утверждает, что разрыв между ожиданиями и реальностью (безработица, отсутствие возможностей для молодежи) порождает гнев и насилие как средство самоутверждения. Культуры, в которых значительная часть молодых людей испытывает чувство бесперспективности и несправедливости, становятся питательной средой для экстремистских движений.

В многокультурных обществах нередко возникают кризисы идентичности, особенно у мигрантов второго поколения и иных групп, балансирующих между разными культурами. Если доминирующий дискурс изображает меньшинства как «чужаков» или угрозу, это усиливает их изоляцию. О. Руа отмечает, что процесс детерриториализации и разрыва между культурой предков и обществом проживания может приводить к поиску новой, радикальной идентичности в рамках глобализированной уммы (общины) [3]. Экстремистские идеологии (будь то джихадистские или крайние националистические) часто предлагают «простые» ответы на кризис самоидентификации, противопоставляя адептов остальному миру по религиозному или этническому признаку. Одновременно, как указывают П. Норрис и Р. Инглхарт, ощущение культурной угрозы и ностальгия по утрачиваемым традициям среди большинства могут стимулировать рост праворадикальных движений популистского толка, направленных против мигрантов и меньшинств [8]. В обоих случаях культурные напряжения и отсутствие диалога способствуют воспроизводству экстремизма.

Социокультурная среда определяется и циркуляцией идей. Наличие привлекательной экстремистской идеологии, которая оправдывает насилие и предлагает утопическое видение будущего, является мощным фактором радикализации. В современном мире такие идеологии распространяются с высокой скоростью через новые медиа и транснациональные сети. Историк М. Кастельс отмечал, что сетевое общество облегчает формирование контрсообществ и социальных движений, объединенных общей идентичностью, в том числе радикальной [5]. Социальные связи внутри маргинализированных сообществ могут нормализовать экстремизм, особенно если отсутствует контакт с альтернативными точками зрения.

Цифровая коммуникационная среда в XXI веке стала катализатором экстремистских тенденций. Интернет и социальные сети значительно упростили экстремистским группам распространение своей пропаганды и привлечение последователей по всему миру. Современные исследования фиксируют феномен онлайн-радикализации, при котором индивиды погружаются в замкнутые виртуальные сообщества, разделяющие экстремистские идеи. Санна Гераертс в работе «Digital radicalization of youth» отмечает, что молодые люди, чувствующие себя отчужденными офлайн, находят чувство принадлежности в экстремистских онлайн-сообществах, где их радикальные взгляды поощряются и радикализуются еще больше [6].

Особую роль играют алгоритмы социальных платформ, которые создают эхо-камеры: пользователи видят главным образом контент, подтверждающий их уже имеющиеся убеждения. Это усиливает процесс саморадикализации без непосредственного контакта с физическими экстремистскими ячейками. Как показывают исследования М. Конвей и др., интернет ускоряет переход от пассивного потребления экстремистской риторики к активным действиям, предоставляя «виртуальные тренировочные лагеря» и пошаговые руководства для террористической деятельности [6]. Более того, анонимность и глобальный охват сети позволяют экстремистским идеологам вербовать сторонников из разных стран, минуя государственный контроль. Примеры исламистского терроризма 2010-х годов в Европе продемонстрировали, что ключевую роль в радикализации исполнителей сыграли онлайн-пропагандисты ИГИЛ, активно использующие соцмедиа. Аналогично, ультраправые движения координируют акции и распространяют манифесты через интернет-форумы и мем-культуру, создавая транснациональное чувство братства среди единомышленников. Таким образом, цифровая среда стала самостоятельным рискогенным фактором экстремизма, усиливающим воздействие прочих факторов.

И только на междисциплинарной основе [1]. государственные институты играют двойственную роль в профилактике либо стимулировании экстремизма. С одной стороны, дефицит эффективного управления и справедливости создает вакуум легитимности, который могут заполнить радикальные силы. Согласно концепции С. Хантингтона, когда темпы социальных изменений опережают развитие политических институтов, возникает ситуация нестабильности и насилия. В обществах с коррумпированной властью, произвольным правосудием и нарушениями прав человека у граждан накапливается чувство несправедливости и отсутствия законных способов изменить ситуацию. Это чувство питает как леворадикальные, так и праворадикальные тенденции – от революционных движений до вооруженного экстремизма. Примером могут служить «несостоявшиеся государства» и зоны хронических конфликтов, где экстремистские группировки берут на себя функции государства, опираясь на недовольство населения (Афганистан, некоторые страны Ближнего Востока). Даже в устоявшихся демократиях кризис легитимности институтов (термин Ю. Хабермаса) может приводить к росту экстремизма протеста: когда значительные группы считают правительство нелегитимным, они могут обратиться к радикальным методам сопротивления [7].

С другой стороны, чрезмерно жесткая, репрессивная реакция государства на умеренные проявления протеста или на определенные общины способна радикализовать часть населения. М. Фуко и последователи в рамках теории секьюритизации отмечают, что, если государство начинает видеть во всех гражданах потенциальную угрозу и вводит чрезвычайные меры повсеместно, это подрывает верховенство права и толкает диссидентов в подполье [8]. Примеры включают массовое негласное наблюдение, этнический профайлинг, неоправданно жесткое антитеррористическое законодательство – все это может породить ответную радикализацию, когда затронутые группы теряют доверие к мирным способам выражения несогласия. Таким образом, баланс институтов между эффективностью и правовой устойчивостью является критическим: слабость порождает экстремизм из-за безвластия, а сверхрепрессивность – из чувства угнетения.

Отдельно следует отметить институциональный аспект миграционной политики как фактор экстремизма. Инклюзивные, продуманные меры по интеграции иммигрантов способны снизить риск радикализации, тогда как неудачные политики мультикультурализма или ассимиляции – напротив, увеличить его. Исследования в странах Европы показывают, что концентрация социально-экономических проблем в иммигрантских районах, сочетанная с бюрократической отчужденностью государства, приводит к появлению «второго поколения» мигрантов, не чувствующих себя ни частью общества приемной страны, ни полностью приверженными культуре предков [3]. В условиях, когда институты не обеспечивают равных возможностей и защиты от дискриминации, экстремистские группы умело эксплуатируют обиды этнических и религиозных меньшинств. С другой стороны, приток мигрантов без должной адаптации порождает страх и неудовлетворенность у части коренного населения, что используется праворадикальными экстремистами для мобилизации против «чужих». Таким образом, просчеты государственной политики в сфере миграции и интеграции выступают рискогенным фактором как для джихадистского, так и для ультраправого экстремизма.

На основе изложенного можно концептуально выделить несколько групп факторов, способствующих воспроизводству экстремистских тенденций:

• Социально-экономические и культурные: относительная депривация, бедность и безработица (особенно среди молодежи); ощущение исключенности, отсутствие социального лифта; конфликт ценностей и идентичностей в условиях культурного плюрализма; наличие привлекательной экстремистской идеологии, дающей чувство цели и принадлежности.
• Коммуникационные: широкое распространение экстремистской пропаганды в медиа; существование радикальных сообществ (в том числе онлайн) и эхо-камер, усиливающих поляризацию; использование новых информационных технологий для вербовки и координации.
• Институционально-политические: слабость государственных институтов, коррупция и беззаконие; отсутствие легитимных каналов выражения протеста; репрессивная политика, подрывающая гражданские свободы; неэффективная миграционная и интеграционная политика, ведущая к геттоизации и конфликтам.
• Средовые (ситуативные): наличие зон конфликта или войны (привычка к насилию); исторические обиды, межэтническая или межконфессиональная напряженность; примеры «успеха» экстремистских движений, вдохновляющие подражателей.

Перечисленные факторы редко действуют поодиночке; как подчеркивает доклад ООН, радикализация обычно является результатом наложения нескольких условий, которые взаимно усиливают друг друга. Концептуальное понимание их совокупности позволяет выстроить проактивные меры противодействия экстремизму, нацеленные на снижение социальных рисков.

Воспроизводство экстремистских тенденций – сложный социальный процесс, коренящийся в пересечении социокультурных и институциональных проблем. Диагностика рискогенных факторов показывает, что экстремизм питается чувствами несправедливости, унижения и идентификационного вакуума, возникшими на фоне социальных неравенств и культурных разломов. Если государственные институты не справляются с обеспечением справедливого порядка и включения всех групп в общественную жизнь, экстремистские идеологии будут заполнять эту нишу, предлагая радикальные «решения». Напротив, укрепление социального единства, инклюзивная политика и поддержание доверия к институтам снижают пространство для экстремизма. Особую роль сегодня играет контроль над цифровым пространством – противодействие онлайн-пропаганде ненависти и формирование контрнарративов. Академический и практический интерес к данной теме (от работ У. Бека о «обществе риска» до современных исследований онлайн-радикализации) свидетельствует, что понимание и нейтрализация факторов риска экстремизма возможны: в поисках новой уммы только на междисциплинарной основе [1]. Это означает объединение усилий социологов, антропологов, политологов и специалистов по информационной безопасности для разработки комплексных стратегий профилактики радикализма. Выявляя и осмысливая рискогенные факторы – от социальных травм до цифровых технологий – общество получает возможность разорвать порочный круг экстремистского воспроизводства и укрепить устойчивость к идеологиям насилия.

Список литературы:

1. Бек У. Общество риска: на пути к другому модерну. – М.: Прогресс-Традиция, 2000.
2. Гидденс Э. Последствия современности. – М.: Праксис, 2011.
3. Оливье Руа. Глобализированный ислам: в поисках новой уммы // Islamology. - 2017. - № 1. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/globalizirovannyy-islam-v-poiskah-novoy-ummy (дата обращения: 17.05.2025).
4. Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. – М.: Прогресс-Традиция, 2004.
5. Castells M. The Power of Identity. – Malden: Blackwell, 1997.
6. Geeraerts S. Digital radicalization of youth // Social Cosmos. – 2012. – Vol. 3, - № 1. – P. 25–32.
7. Habermas J. Legitimation Crisis. – London: Heinemann, 1976.
8. Norris P., Inglehart R. Cultural Backlash: Trump, Brexit, and Authoritarian Populism. – Cambridge: Cambridge University Press, 2019.
9. Roy O. Globalized Islam: The Search for a New Ummah. – New York: Columbia University Press, 2004.