Телефон: 8-800-350-22-65
WhatsApp: 8-800-350-22-65
Telegram: sibac
Прием заявок круглосуточно
График работы офиса: с 9.00 до 18.00 Нск (5.00 - 14.00 Мск)

Статья опубликована в рамках: X Международной научно-практической конференции «История, политология, социология, философия: теоретические и практические аспекты» (Россия, г. Новосибирск, 07 мая 2018 г.)

Наука: Философия

Секция: Социальная философия

Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции

Библиографическое описание:
Карпенко В.Е. ВИДЫ МОНАРХИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ В ИНФОРМАЦИОННОМ ОБЩЕСТВЕ // История, политология, социология, философия: теоретические и практические аспекты: сб. ст. по матер. X междунар. науч.-практ. конф. № 5(7). – Новосибирск: СибАК, 2018. – С. 44-52.
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

ВИДЫ МОНАРХИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ В ИНФОРМАЦИОННОМ ОБЩЕСТВЕ

Карпенко Виталий Евгеньевич

канд. филос. наук, доц., Национальный технический университет «Харьковский политехнический институт»,

Украина, г. Харьков

TYPES OF MONARCHICAL TRADITIONS IN THE INFORMATION SOCIETY

 

Vitaliy Karpenko

сandidate of Philosophical Sciences, associate professor, National Technical University “Kharkov Polytechnic Institute”,

Ukraine, Kharkov

 

АННОТАЦИЯ

В статье рассматривается проблематика степени существенности монархического фактора в современном мире и особенностей его проявления в реальной политике, в каких видах монархическая традиция конкретизируется в информационном обществе. В результате анализа автор определяет исключающую традицию в мировой геополитике как доминирующую на нынешнем этапе истории, заложенную в этом качестве одним из монархических государств и перенятую многими республиками. Исключающая традиция заключается в парадоксальном на первый взгляд взаимодействии определенных мировых центров силы и периферии. Здесь государства и сообщества, попадающие в политическую орбиту гегемона, продолжают третироваться как внешние, «чуждые». Их цивилизационный уровень рассматривается как (фактически неизбывно) отстающий от гегемона. Как предмет дальнейших исследований определяется альтернативная монархическая традиция, включающая.

ABSTRACT

The article deals with the problem of the degree of substantiality of the monarchical factor in the modern world and the features of its manifestation in real politics, in what kinds the monarchical tradition is concretized in the information society. As a result of the analysis, the author defines the exclusive tradition in the world geopolitics as dominant at the present stage of history, laid in this capacity by one of the monarchical states and adopted by many republics. The exclusive tradition consists in the paradoxical at first glance interaction of certain world centers of power and the periphery. Here, states and communities falling into the political hegemon's orbit continue to be viewed as external, "alien". Their civilizational level is considered as (in fact, inescapably) lagging behind the hegemon. As an object of further research, an alternative monarchical tradition is defined, the including one.

 

Ключевые слова: монархия; информационное общество; геополитика; конституционная монархия; неклассическая монархия.

Keywords: monarchy; information society; geopolitics; constitutional monarchy; nonclassical monarchy.

 

В первом приближении, вопрос о роли монархии в наш информационный, критикующий, провозглашаемый демократическим и либеральным век выдает в поднимающем его ретрограда и «замшелого» консерватора. Однако, даже краткий предварительный обзор проблемы приводит к «удивительным» результатам. XXI век оказывается временем 45 официально монархических государств.

Закономерно возникает вопрос, насколько существенен монархи­ческий фактор в современном мире и каковы особенности его проявления в реальной политике? В каких видах монархическая традиция конкрети­зируется в информационном обществе?

В наши дни, как правило, речь идет о конституционных монархиях: Королевство Бельгия, Королевство Дания, Королевство Испания, Королевство Нидерландов, Королевство Норвегия, Королевство Швеция, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Княжество Лихтенштейн, Великое герцогство Люксембург, Княжество Монако, Австралийский союз, Канада. Далее в алфавитном порядке: Антигуа и Барбуда, Барбадос, Бахрейн, Белиз, Бруней, Гренада, Иорданское Хашимитское Королевство, Королевство Бутан, Коро­левство Камбоджа, Королевство Лесото, Королевство Марокко, Королевство Непал, Королевство Саудовская Аравия, Королевство Свазиленд, Королевство Таиланд, Королевство Тонга, Кувейт, Малайзия, Независимое государство Самоа, Новая Зеландия, Папуа-Новая Гвинея, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Китс и Невис, Сент-Люсия, Содружество Багамских островов, Соломоновы Острова, Тувалу, Ямайка, Япония (глава государства: император).

Абсолютные монархии, в которых власть монарха формально ничем не сдерживается, представлены очень ограничено. Это Ватикан (абсолютная теократическая монархия), Катар, Оман, с определенной натяжкой Объединенные Арабские Эмираты.

Но было ли то, что можно критически назвать в широком смысле абсолютными монархиями прошлых эпох, действительно абсолютным произволом монархов? Во-первых, жестокость прошлого обуславли­валась тем, что социальное знание еще не вышло на современный уровень технологий «мягкой силы» и др. информационного общества. (А если бы даже и представить подобный анахронизм, то уровень материального развития общества еще не создавал условий для применения современных приемов.) Во-вторых, наличие военной (вооруженной) наследственной аристократии у трона, представленной, как правило, прочными сетями родственных связей, массовые устой­чивые по историческим меркам религиозные убеждения, несистемная охрана монархов обычно вынуждали властителей более внимательно относиться к негласным общественным договоренностям между монархом и подданными. В частности, если в одних условиях монарх мог отправлять подданных на смерть и это не вызывало отторжения в том числе и у самих обреченных, то в других условиях, если, к примеру, монарх шел против традиции, подобные действия сопровождались «акциями протеста» в виде бунтов, заговоров и т. п., совладать с которыми могла только выдающаяся по историческим меркам личность (например, Петр I).

То есть существование абсолютной монархии сводится к кратким по историческим меркам вспышкам в общем развитии человечества. Абсолютная монархия это, скорее, не часть объективной реальности, а мем массовой культуры: «Я князь! Чего хочу, то и ворочу... [в смысле...] действую в интересах державы» [4]. По крайней мере в практических целях, определяя форму правления в государстве как монархию, абсолютизмом как существенным признаком можно пренебречь.

По ходу роста атомизации общества (ослабления сетей родственных связей) и ряда других процессов эпохи Модерна и Постмодерна конституционализм заменяет старую систему противовесов власти монарха. В то же время, как констатируется в научном сообществе, само традиционное титулование (форма) становится не обязательным. Так, С. В. Дубовский, пускай и с критических позиций, но прямо говорит о том, что советское руководство унаследовало «...принцип пожизненной власти от царского времени… можно говорить о неизмен­ности отношений между властью и народом в царские и советские времена» [3, с. 180].

Продолжительность правления как фундаментальный признак монархии, таким образом, широко варьируется. В классических монархиях пожизненная власть открыто декларировалась, правление прерывалось лишь в случае форс-мажорных обстоятельств. В том, что мы назовем неклассическими монархиями, такая декларация отсутствует, наличие монархо-подобного продолжительного правления можно утверждать лишь постфактум. Что же дает монархическое долго­временное правление? Если власть передается по наследству, то наследник, как правило, заведомо избавлен от необходимости «ублажения» начальства и прочих особенностей карьерного роста, не связанных с непосредственными производственными надобностями. Если власть не передается по наследству, то правитель всё равно с годами получает возможность соотнести себя (во всех смыслах) с масштабом истории, постепенно «похоронив» в прошлом негативное воздействие на личность давно минувшего пути к верховной власти.

Другой фундаментальный признак монархии, наследственная преемственность власти, как мы видим на образце классических монархий, необязательна. Так, один из многочисленных примеров возможной выборности монарха – Земский собор 1613 года, избравший Михаила Федоровича Романова. Сама наследственная преемственность тоже широко варьируется. Вспомним Петра I и его Указ о наследии Престола, по которому монарх сам осуществлял выбор наследника из имеющихся родственников, не будучи ограниченным принципом старшинства и подобными [см. напр.: 2, с. 16].

Таким образом, в целом в информационном обществе можно говорить о значительной представленности неклассического монар­хизма. Весомая часть «цивилизованного» мира, Европейского Союза (а не только развивающиеся страны) пользуется данным политическим инструментом, в то же время критикуя конкурентов за «недемокра­тичность». Так, А. Д. Меркель является федеральным канцлером Германии с 2005 г.

При этом в современной политической практике просматривается два основных вида геополитических монархических традиций. Обратимся к традиции доминирующей на нынешнем этапе истории, заложенной в этом качестве одним из монархических государств и перенятой (или унаследованной) многими республиками. Но сперва привлечем широкий геополитический контекст.

В частности, возможен ли новый, построенный на основе научного анализа взгляд на следующие интересующие многих вопросы. Почему коллективный Запад, с одной стороны, не прекращает поддерживать и направлять власти Украины, Грузии, курдов, ряда африканских и латиноамериканских стран и др., а с другой стороны, почему не берет на себя ответственность (и никогда не возьмет) за происходящее на их территории? Не провозглашает Украину и др. своими сателлитами со всеми вытекающими отсюда обязанностями гегемона по отношению к сателлиту? Почему у коллективного Запада официально во всех стратегических поражениях и неудачах оказываются виноваты исклю­чительно местные власти, никогда – советы их старших союзников и кураторов? Почему они, говоря с использованием мема массовой культуры, не в ответе за всех, кого приручили [см.: 6]? Можно ли было эту ситуацию неизбывности исключения из сферы ответственности Запада, исключения несмотря ни на какие усилия, предсказать заранее, при проявлении первых признаков грядущей смены власти? Предсказать с максимально большой степенью вероятности, доступной социальному прогнозированию. (Собственно, автор только что уже сформулировал предсказание, которое можно либо попытаться подкрепить аргументами, либо развенчать: коллективный Запад никогда не возьмет на себя ответственность.)

Одни, в ответ на указанные вопросы, говорят об объективных трудностях. Другие, с противоположной стороны, о субъективной злокозненности современных западных элит. Тем не менее, причина лежит значительно глубже и заключается в исключающей традиции в мировой геополитике как инструменте, который совершенствовался столетиями, и которым по инерции, как наследием предков, пользуются всё новые западные политики, независимо от личных моральных качеств.

Основной «проводник» исключающей традиции в наше время – это тандем, исторически первый член которого, Великобритания, на настоящий момент возглавляет (Британское) Содружество наций. Последнее включает якобы получившие независимость, едва ли не все по историческим меркам недавние колонии, протектораты и доминионы Великобритании. Второй член тандема, Соединенные Штаты, не является монархическим государством, однако, как мы покажем далее, точно следует в фарватере британских традиций. Здесь просматривается аналогия даже на уровне географии. Элиты Великобритании привыкли использовать «фактор пролива», отделяющего государство от основных конкурентов. Элиты США аналогичным образом используют «фактор океана». В обоих случаях на уровне ментальности управленцев само объективное положение вещей десятилетиями и столетиями взра­щивало чувство «отдельности», со временем перешедшее в ощущение «избранности». Последнее отражено и в меме массовой культуры: «У вас еще нет демократии? Тогда мы летим к вам».

Ни Великобритания, ни США не знали поражений на территории метрополии в отличие от Германии, Франции, Италии и др. Соответственно, не нарушалась преемственность их влияния в мире. Которая нарушается, среди прочих факторов, получением победителем доступа к архивам спецслужб проигравшего либо, в более «мягком» случае, уничтожением этих архивов. Поэтому не будет преувеличением сказать, что на современном этапе тандем «Великобритания – США» олицетворяет собой коллективный Запад как геополитическую реальность.

Рассмотрим такую глобальную проблему человечества как наркомания в качестве примера исключающей традиции. Современная иллюстрация: в палате представителей конгресса США состоялись слушания с участием представителей американского Министерства обороны: они отчитывались перед парламентариями о ходе борьбы с наркотиками в Афганистане, которая велась на тот момент уже более 15 лет [5]. Проблема состоит в том, что после того как США свергли власть «Талибана» в 2001 году, производство опиума возросло в три раза. Афганистан занял 90 % мирового рынка героина. Наряду с этим на борьбу с наркотиками американцами потрачены многие годы и миллиарды долларов. Тем не менее, эффект противоположный. Напоминает черномырдинский мем массовой культуры, «хотели как лучше, а получилось как всегда», родившийся в период привития в России либерализма и демократии западного образца. Но что считалось «как лучше»? Вскрыть подоплеку ситуации помогают исторические параллели.

Середина XIX века – это время «опиумных войн» против Китая. При этом, как мы увидим далее, эти войны несмотря на название ни в коем случае не являются «борьбой Запада с наркотиками». На тот момент Китаю удалось выстроить потенциально перспективную торговую политику по отношению к Западу. Продавая намного больше, чем закупая, Китай сосредотачивал в своих руках всё большие объемы драгоценных металлов. Если бы данный процесс увенчался созданием на эти средства соизмеримо боеспособной (в сравнении с Великобританией и ее колониальными войсками) армии, при том что реальный ход боевых действий постоянно оставлял за китайцами колоссальное численное преимущество...

Торговый дисбаланс английские торговые круги и стремились исправить посредством продажи в Китай опиума. «Когда цинский наместник в Гуанчжоу Линь Цзэсюй в 1839 году предпринял энергичные меры по прекращению контрабанды и заставил английских купцов сдать крупные партии опиума, дать подписки об отказе ввозить его в Гуандун, а император Даогуан в конце этого года объявил о закрытии Поднебесной для иностранных торговцев, то британский кабинет счел это достаточным поводом для развертывания военной операции» [7]. Политика Англии была поддержана США. Одним из лозунгов, оправдывающих вооруженное вмешательство, служило распространение ценностей открытой торговли. Несмотря на неоднократные попытки переломить ход боевых действий в свою пользу, Китай потерпел поражение. Главным итогом «опиумных войн» (давшим им свое название) стал бурный рост торговли опиумом, а также привнесение его производства и на территорию Китая. В Китае бытует рассмотрение «опиумных войн» как крупнейшего национального унижения.

Не обвиняя никого конкретно из американского руководства, отметим, что прямая (в сравнении с современной) риторика тех лет сменилась в информационном обществе политкорректным и толе­рантным дискурсом. Поэтому невозможно ожидать публикации в СМИ интервью западных политиков и бизнесменов в поддержку производства героина в Афганистане. Тем не менее, усматриваем непосредственную объективную взаимосвязь между установлением западного долговре­менного патроната над Афганистаном и ростом наркотизации афганского общества. «Ибо всякое дерево познается по плоду своему» (Лк 6:44) [1, с. 78].

Ведь если усматривать в происходящем благонамеренность, то прямое управление, минующее прокладку из коррумпированного высшего чиновничества, дало бы возможность вырастить честные местные кадры и передать им впоследствии власть. Или не передавать, сделав, к примеру, из Украины еще один штат США или графство Великобритании, чего бы так хотели апологеты Запада. Но на изло­женные сценарии нет даже намека. Не считать же за таковой «десант» иностранцев в украинском правительстве, в основном незападного происхождения, ограниченный по полномочиям и не принесший заметного позитива (о негативе пока не будем).

«Почему Запад не берет на себя ответственность?», могут задаться вопросом наиболее склонные к глубокому теоретическому анализу сторонники демократии западного образца. Им следует предложить осмыслить, почему бы, одержав военную победу и следуя самым благим намерениям, не сделать ранее Китай, а сегодня Афганистан органичной частью западного мира? Ведь сельско­хозяйственные районы есть и на Западе, более того, там они ценятся как необходимая часть государства, информационного общества и интенсивно дотируются. Почему бы не привнести западные нормы на новые территории? Никакие миллиарды долларов, потраченные на пропаганду, не дадут такого увеличения влияния коллективного Запада в мире как образование новых равноправных штатов США или графств Великобритании. Эффект можно сравнить с участием чеченцев в боевых действиях отныне на русской стороне.

Афганистан к тому же это еще и природный газ, драгоценные камни, железо, золото, медь, нефть и многое другое. Вряд ли афганские крестьяне отрицательно отнеслись бы к повышению уровня жизни (если одновременно с уважением отнестись к их религиозным традициям). С момента вторжения США находились в «тепличных» условиях, в отличие от Советского Союза им в Афганистане не противостоял коллективный Запад. Вместо этого за 15 лет расходуется 113 млрд долларов на афганскую армию, чиновников и т. п. (на эти деньги можно было купить до 1 млн. комбайнов), еще огромные суммы на оккупационную армию и др. И всё с отрицательным результатом.

Ситуация прояснится, если рассмотреть происходящее как проявление исключающей традиции в мировой геополитике. Исклю­чающая традиция заключается в парадоксальном на первый взгляд взаимодействии определенных мировых центров силы и периферии. Здесь государства и сообщества, попадающие в политическую орбиту гегемона, продолжают третироваться как внешние, «чуждые». Их цивилизационный уровень рассматривается как (фактически неизбывно) отстающий от гегемона. Они никогда не становятся «своими».

Формально идеологию коллективного Запада образует идея о привнесении демократии «непросвещенным» странам. Однако если всех «просветить», то особая роль Запада окажется сведена на нет. Поэтому такой задачи всерьез и не ставится. (Старая формальная идеология «бремени белого человека» [8] признана менее действенной и забыта, но суть происходящего от этого не изменилась.) Возможно, со временем формальная идеология сменится еще раз. Лишь цель останется прежней: оправдывать планетарные политические привилегии коллектив­ного Запада.

При этом «варварские» государства имеют всё больше формальных признаков самостоятельности, что используется для направления недовольства населения на местные власти с периодической сменой последних как декларативно ответственных за текущую экономическую ситуацию и т. п. В то же время реальной самостоятельности местные власти не имеют. Стратегические ресурсы государств используются гегемоном по своему усмотрению.

То есть, делаем вывод, что если на Афганистан (или в аналогичных случаях) затрачена определенная сумма, то либо она же многократно вернулась иным способом, либо эти затраты окупились сторицей в другом отношении. Обременительные мероприятия по приведению страны не только формально, но и содержательно к западному образцу в рамках исключающей монархической традиции оказываются просто ненужными.

Существует и альтернативная монархическая традиция, включающая. Но 1917 и 1991 гг. отметили ее последовательное оттеснение на периферию мировой геополитики. Тем не менее, в последующих публикациях мы обратимся к ее анализу, новым перспективам включающей традиции в контексте развивающегося информационного общества.

 

Список литературы:

  1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета канонические / Пер. с евр. и греч. – К.: Украинское Библейское общество, 1996. – 935 + 303 + xxxvi с.
  2. Боханов А.Н. Павел I. – М.: Вече, 2010. – 448 с.
  3. Дубовский С.В. Глобальная пирамида как результат исторического развития, характеристик социума и состояния среды // Общественные науки и современность. – 2002. – № 4. – С. 173–182.
  4. Илья Муромец и Соловей Разбойник. Полнометражный анимационный фильм / Реж. Владимир Торопчин. – СПб: «Мельница», «СТВ», 2007.
  5. Конгресс США: Война с наркотиками в Афганистане потерпела фиаско [Электронный ресурс] // RT на русском. – 2016. – Режим доступа: https://russian.rt.com/article/154057 (Дата обращения 01.05.18).
  6. Сент-Экзюпери А., де. Маленький принц / Антуан де Сент-Экзюпери; пер. с фр. Н. Галь. – М.: Эксмо, 2016. – 104 с.
  7. Сизова А. Опиумные войны. О колониальной политике Великобритании, новом типе военных конфликтов и национальной травме Китая / Александра Сизова [Электронный ресурс] // ПостНаука. – 2017. – Режим доступа: https://postnauka.ru/longreads/72756 (Дата обращения 01.05.18).
  8. Kipling J.R. The White Man's Burden / Joseph Rudyard Kipling [Электронный ресурс] // Бремя белого человека. – Германия: Флибуста, 2016. – Режим доступа: http://flibusta.is/b/444104 (Дата обращения 02.05.18).
Проголосовать за статью
Дипломы участников
У данной статьи нет
дипломов

Оставить комментарий

Форма обратной связи о взаимодействии с сайтом
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.