РОЛЬ  СИМВОЛОВ  В  КОЛЛЕКТИВНОМ  ПОВЕДЕНИИ

Старовойтова  Ольга  Игоревна

аспирант,  Волгоградский  государственный  университет,  РФ,  г.  Волгоград

E-mail: 

ROLE  OF  SYMBOLS  IN  COLLECTIVE  BEHAVIOUR

Starovoytova  Olga

graduate  student,  Volgograd  state  university,  Russia,  Volgograd

АННОТАЦИЯ

В  данной  статье  ставится  задача  определить  функции  символа  в  коллективном  поведении.  В  результате  анализа  понятия  коллективного  поведения  и  изучения  его  отличительных  характеристик,  автор  выделяет  пять  функций  символа,  играющих  определяющую  роль  в  коллективных  взаимодействиях.  Автор  показывает,  что  коллективное  поведение  достигается  субъектами  путём  принятия  общих  значений,  а  символы  носят  симстемный  характер  —  они  создают  сети  смыслов.

ABSTRACT

This  article  seeks  to  identify  functions  of  a  symbol  in  collective  behavior.  As  a  result  of  analysis  of  the  concept  of  collective  behavior  and  the  study  of  its  distinguishing  characteristics,  the  author  allocates  five  functions  of  a  symbol  playing  the  defining  role  in  collective  interactions.  The  author  shows  that  the  collective  behavior  is  reached  by  subjects  by  acceptance  of  general  meanings,  and  symbols  have  systematic  character  —  they  create  networks  of  meanings.

Ключевые  слова:  коллективное  поведение;  взаимодействие;  коллективное  действие;  символ;  символизм;  манипуляция.

Keywords:  collective  behavior;  interaction;  collective  action;  symbol;  symbolism;  manipulation.

Исследования  коллективного  поведения  как  социального  феномена  восходят  к  концу  XIX  —  началу  XX  века  с  выходом  в  свет  книги  французского  антрополога,  историка  и  социального  психолога  Гюстава  Лебона  «Психология  народов  и  масс».  Следует  отметить,  что  изучение  коллективного  поведение  –  дело  трудоёмкое.  Применение  эмпирических  методов  изучения  таких  видов  коллективного  поведения  как  толпа  или  социальные  движения,  действительно  затруднительно,  но,  тем  не  менее,  определённый  прогресс  был  достигнут  психологами  и  социологами.  Но  вернёмся  к  Г.  Лебону.  Не  будем  углубляться  в  суть  его  концепции  (хотя,  несомненно,  она  вызывает  научный  интерес  и  заслуживает  внимания),  а  отметим  лишь  то,  что  «стоит  какой-нибудь  случайности  свести  индивидов  вместе,  чтобы  все  их  действия  и  поступки  немедленно  приобрели  характер  действий  и  поступков  толпы.  ….каковы  бы  ни  были  индивиды,  составляющие  ее,  каков  бы  ни  был  их  образ  жизни,  занятия,  их  характер  или  ум,  одного  их  превращения  в  толпу  достаточно  для  того,  чтобы  у  них  образовался  род  коллективной  души,  заставляющей  их  чувствовать,  думать  и  действовать  совершенно  иначе,  чем  думал  бы,  действовал  и  чувствовал  каждый  из  них  в  отдельности»  [4,  с.  136].  Лебон  отмечал,  что  индивид,  попадая  в  толпу,  становится  похожим  на  варвара,  опускаясь  на  несколько  ступений  цивилизации,  а  это  значит,  что  его  сознанием  проще  манипулировать,  чем  и  занимаются  фанатики  —  лидеры  толпы.

Ещё  один  немаловажный  аспект  поведения  массы  и  способами  её  манипулирования  был  отмечен  сторонниками  психоанализа.  Открытие  двух  пластов  психики  —  сознания  и  бессознательного  —  стало  огромным  шагом  в  понимании  человеческого  поведения  [11].  К.Г.  Юнг  ввёл  в  психоанализ  такое  понятие,  как  коллективное  бессознательное  —  паттерны  поведения,  и  архетип  —  символ  культурной  памяти,  памяти  предков.  Многие  техники  манипуллирования  массовым  сознанием  построенны  на  том,  чтобы  возбудить  архаические  компоненты  психики.  Современный  русский  психолог  С.А.  Зелинский  отмечает,  что  «эффект  наличия  в  бессознательном  психики  различных  архетипов  столь  силен,  что  независимо  от  воли  своего  сознания  тот  или  иной  индивид  бессознательно  подчиняется  некой  бессознательной  воле  предков,  практически  бесповоротно  готовясь  выполнить  любую  волю  вождя»  [2,  c.  75].

Социолог  Нейл  Смелзер  определяет  коллективное  поведение  как  «относительно  стихийное  и  неорганизованное  поведение  группы  людей,  реагирующих  на  неопределенную  или  угрожающую  ситуацию»  [7.  с.  578].  С  его  точки  зрения,  коллективное  поведение  —  это  экстремальный  вид  поведения.

В  рамках  нашей  статьи  нет  необходимости  анализировать  многочисленные  определения  коллективного  поведения,  но  для  нашего  исследования  представляет  интерес  обратиться  к  концепции  символического  интеракционизма  и  к  трудам  американского  социолога  Герберта  Блумера. 

По  мнению  Г.  Блумера  взаимодействие  людей  представляет  собой  «символическую  интеракцию»,  в  которой  индивиды  не  просто  реагируют  на  действия  друг  друга,  но  реагируют  на  значения,  которые  они  придают  этим  действиям.  Вторым  пунктом  концепции  Блумера  является  то,  что  значения  эти  не  фиксированны  и  не  детерминированны:  они  создаются,  развиваются  и  изменяются  в  процессе  интеракции.  И  третий  постулат,  на  котором  базируется  концепция  символического  интеракционизма,  заключается  в  том,  что  участники  интеракции  принимают  на  себя  роль  другого  и,  таким  образом,  интерпретируют  значения  и  нрамерения  других.  В  этом  контексте  становится  понятным,  почему  Блумер  уделяет  столько  внимания  проблеме  коллективного  поведения.  Он  определяет  коллективное  поведение  как  групповую  активность,  которая  проявляется  в  том,  «что  индивиды  действуют  вместе  определенным  образом,  что  между  ними  существует  некое  разделение  труда  и  что  налицо  определенное  взаимное  приспособление  различных  линий  индивидуального  поведения»  [1,  c.  168].  Основой  коллективного  поведения  являются  определённые  экспектации  и  понимание. 

Г.  Блумер  в  коллективном  поведении  выделяет:  элементарное  коллективное  поведение  и  организованное  коллективное  поведение.  Рассмотрим  элементарные  формы  коллективного  поведения.  В  их  основе  лежит  круговая  реакция  —  взаимное  возбуждение.  Если  социальное  беспокойство  приобретает  характер  круговой  реакции,  то  возникает  элементарное  коллективное  поведение.  Социальное  беспокойство  обладает  рядом  специфических  черт:  беспорядочный  характер  поведения,  возбуждённые  чувства  и  повышенная  внушаемость. 

Социолог  выделяет  три  механизма  элементарного  коллективного  поведения:

·     толчея.  Во  время  толчеи  люди  становятся  более  восприимчивыми  друг  другу,  они  заняты  друг  другом  больше,  чем  объектом  или  событием. 

·     коллективное  возбуждение,  которое  характеризуется  тем,  что  может  привлекать  и  сторонних  наблюдателей.  Ещё  одной  характеристикой  коллективного  возбуждения  является  повышенная  эмоциональность  индивидов.  Они  становятся  более  безответственными  и  «могут  начать  придерживаться  таких  линий  поведения,  о  которых  прежде  они,  вероятно,  и  не  помышляли  и,  еще  менее  вероятно,  что  осмелились  бы  придерживаться»  [1,  c.  175].

·     социальная  инфекция,  которая  «относится  к  сравнительно  быстрому,  бессознательному  и  нерациональному  распространению  каких-либо  настроений,  порывов  или  форм  поведения»  [1,  c.  175].

Блумер  делает  акцент  на  том,  что  указанные  формы  коллективного  поведения  могут  порождать  новые  формы  элементарного  поведения,  такие  как  действующая  толпа,  экспрессивная  толпа,  масса  и  общественность.  Мы  не  будем  углубляться  в  детальный  анализ  этих  форм  поведения,  а  нозовём  отличительные  черты  каждой  из  них.  Попадая  в  действующую  толпу,  индивид  перестаёт  мыслить  критически  и  прямо  и  быстро  откликается  на  действия  других  индивидов.  Эта  толпа  не  имеет  ни  признанного  лидерства,  ни  «мы-сознания»,  ни  норм  и  ценностей,  ни  ролей.  Действующая  толпа  имеет  общую  цель,  некий  образ,  подкреплённый  коллективной  эмоцией,  и  в  таком  случае,  она,  как  правило,  готова  к  агрессивным  действиям.  Характерной  чертой  экспрессивной  толпы  является  не  наличие  внешней  цели,  а  возможность  снять  напряжение.  Действия  экспрессивной  толпы  проявляются  в  виде  коллективных  танцев,  во  время  которых  участники  получают  эмоциональную  и  физическую  разрядку.  Массой  является  группа  индивидов,  который  разделены  в  простанстве,  могут  происходить  из  различных  слоёв  общества  и  анонимны,  но  возбуждены  значением  события  национально  масштаба.  Её  члены  действуют  обособленно,  но  являются  сознательными  индивидами:  «Индивиды  отделены  друг  от  друга  и  неизвестны  друг  другу.  Этот  факт  означает,  что  индивид  в  массе,  вместо  того  чтобы  лишаться  своего  самосознания,  наоборот,  способен  довольно  сильно  обострить  его.  Вместо  того  чтобы  действовать,  откликаясь  на  внушения  и  взволнованное  возбуждение  со  стороны  тех,  с  кем  он  состоит  в  контакте,  он  действует,  откликаясь  на  тот  объект,  который  привлек  его  внимание»  [1,  c.  185].  Особую  роль  в  массовом  поведении  играет  массовая  реклама  —  она  обращается  к  анонимному  индивиду  и  концентрирует  его  внимание  на  новых  значимых  символах.  Общественность  отличают  рациональные  действия  и  критическое  мышление.  Индивиды  взаимодействуют  друг  с  другом,  вступают  в  дискуссии  и  имеют  общую  цель  —  выработку  коллективного  решения  и  коллективного  мнения. 

Наряду  со  спонтанными  формами  коллективного  поведения,  Блумер  выделяет  и  организованные  формы,  такие  как  общие  и  специфические  социальные  движения,  экспрессивные  движения,  возрожденческие  и  националистические  движения.  Общие  социальные  движения  характеризуются  размытостью  цели,  отсутствием  лидера  и  постоянных  членов,  они  слабо  организованны.  Организация  специфических  социальных  движений,  как  считает  Блумер,  похожа  на  организацию  общества:  в  них  выделяется  лидер,  существует  распределение  ролей,  наличествует  тактика  и  стратегия,  имеется  набор  значимых  символов  и  ценностей,  своя  философия  и  определённая  цель.  Именно  для  этих  движений  символика  и  ритуалы  имеют  большое  значение.  Экспрессивные  движения  направленны  на  то,  чтобы  обратить  внимание  людей  на  священные  символы.  Национальные  движения  имеют  своей  целью  воссоздание  прежних  значимых  символов. 

Таким  образом,  исходя  из  вышеизложенного,  мы  можем  сделать  несколько  выводов:

1.  Коллективное  поведение  —  это  взаимодействие  людей,  одинакого  реагирующих  на  ситуацию.  Когда  мы  говорим  «одинакого  реагирующих»,  мы  имеем  ввиду,  что  реакция  индивида  передаётся  через  социальное  беспокойство  другому,  а  отражаясь  от  него  —  третьему  и  т.  д.  Собственно,  это  и  имел  в  виду  Блумер,  говоря  о  круговой  реакции.  Вобщем-то,  говоря  об  одинаковой  реакции  группы  индивидов  на  объект,  мы  не  ушли  от  бихевиоризма  Д.  Уотсона,  который  выражается  в  формуле  «Стимул-реакция»,  как  и  не  ушли  от  социального  бихевиоризма  Мида  —  Блумеровского  происхождения,  где  реакция  на  стимул  опосредованна  символическими  интерпретациями  действующих  индивидов.  Конечно,  такая  позиция  имеет  свои  недостатки  (например,  игнорирование  бессознательного  компонента  психики  или  мотивационной  структуры  личности),  но  мы  не  можем  не  замечать  тех  возможностей,  которые  открылись  перед  нами,  когда  мы  объясняем  поведение  людей  с  этой  точки  зрения.

2.  Коллективное  поведение  характеризуется  тем,  что  вступая  в  него,  индивиды  изменяются  сами  и  способствуют  изменению  других  участников.  Ещё  Лебон  отмечал,  что  толпа  —  это  не  сумма  сознаний  индивидов,  в  неё  вступивших,  а  качественно  новое  образование.  Участники  коллективного  поведения  становятся  эмоционально-неустойчивыми  и  менее  сознательными,  более  безответственными  и  легко  поддаюшимися  внушению.

3.  Коллективное  поведение  —  это  взаимодействие,  а  любое  взаимодействие  —  это  коммуникация.  Языковые  выражения  и,  в  широком  смысле,  символизм  служат  практической  функци  —  координации  действий.  Работы  Юргена  Хабермаса,  в  частности,  подразумевают  синтез  символического  интеракционизма  с  традицией  социальных  исследований  практики  [9].  Положения,  связанные  с  коммуникацией  и  организацией  группы,  уточняют,  что  коммуникативное  действие  является  коллективным  процессом.  В  основном,  жизнь  группы  организованна  вокруг  коммуникации.  В  конечном  счёте,  коммуникация  состоит  не  только  в  передаче  идей  между  умами,  но  она  определяет  общие  коллективные  значения.  Более  того,  группы  существуют  только  на  основе  общей  символизации  своих  участников.

Теперь  обратимся  непосредственно  к  вопросу  о  роли  символизации  в  коллективном  поведении.  В  традиции  социологической  мысли  достижения  школы  Эмиля  Дюркгейма  являются,  очевидно,  существенными  для  того,  чтобы  рассматривать  символику  с  точки  зрения  коллективных  действий.  Исследователи  школы  Дюркгейма  сосредоточились  не  только  на  функциях,  но  и  в  большей  степени  на  определении  символических  форм,  таких  как  символическое  коллективное  представление,  символическое  воздействие  и  символическое  воспоминание  (коллективная  память).  Коллективные  представления  были  разделены  на  религиозные  и  светские,  включающие  и  исключающие  (наши-другие),  горизонтальные  и  вертиальные  (разделение  труда  и  социальная  иерархия)  и  другие.  Коллективное  символическое  воздействие  может  быть  положительным  и  отрицательным.  Символическое  воспоминание  может  быть  разделенно  на  историческое  и  мифическое  (времени,  места,  процессов,  объектов,  субъектов)  [5].  В  политологии,  социологии,  социальной  философии  положение  Эмиля  Дюркгейма  о  том,  что  социальные  факты  действительно  символичны,  всё  ещё  детально  разрабатывается,  хотя  сегодня  мы  знаем  больше  об  этом,  например,  о  взаимозависимостях  между  властными  отношениями  и  символическими  действиями  в  обществе.

Альфред  Шюц  в  книге  «Символ,  Реальность  и  Общество»  кратко  обобщил  важные  вопросы,  подымаемые  в  изучении  символизации,  а  именно:  различные  определения  знака  и  символа;  различные  пути  понимания  процесса  символизации;  различные  взгляды  на  отношение  между  означающим  и  означаемым,  а  также  множественные  понятия  интерсубъективности  знаков  и  символов  [10].  Он  констатирует,  что  при  попытке  выделить  смысл,  общий  для  различных  теорий  отношений  значения  и  символа,  он  сводится  к  элементарным  утверждениям,  что  объект,  факт  или  событие,  называемое  знаком  или  символом,  указывают  на  нечто  иное,  чем  он  сам.  Шюц  склонен  считать,  что  символы  имеют  условный  характер,  что  связь  между  символом  и  его  значением  является  произвольной.  Шюц  указывает,  что  личный  опыт  общества,  группы  или  сообщества  обозначается  символами. 

Роджер  Кобб  и  Чарльз  Элдер,  доктора  философии  и  профессора  американских  университетов,  в  своей  статье  «Использование  символов  в  политике»  показывают,  что  у  символа  есть  аффективный  и  когнитивный  компонент  и  именно  «аффективное  восприятие  символов  даёт  основу  для  организации  коллективного  действия»  [3,  c.  136].  Также  они  показывают,  как  с  помощью  символов  организованная  элита  манипулирует  неорганизованными  массами  населения.

В  истории  отечественной  социально-философской  мысли  также  имеет  место  интерес  к  роли  символа  в  обществе.  В  1913  году  вышла  в  свет  статья  Питирима  Сорокина  «Символ  в  общественной  жизни»,  в  которой  автор  даёт  классификацию  социальных  символов  и  говорит,  что  «так  как  общественная  жизнь  людей  есть  жизнь  психическая,  где  мыслительные  процессы  совершаются  непрерывно,  как  в  одном  человеке,  так  и  во  многих  людях,  и  так  как  обмен  чувствами,  мыслями  и  переживаниями  совершается  в  человеческом  мире  беспрестанно  —  то  отсюда  следует,  что  общественная  или  социальная  жизнь  людей  есть  сплошная  символика»  [6,  c.  12].  Вспомним  наше  положение  о  том,  что  коллективное  поведение  —  это  взаимодействие.  Символы  формируются  на  основе  взаимодействия:  они  являются  его  условием.  Также  символы  являются  смысловым  полем,  в  котором  возможно  взаимодействие  субъектов.  Для  того,  чтобы  взаимодействие  (коллективное  поведение,  групповое  действие)  стало  возможным,  необходимым  условием  является  круг  значений,  общий  для  участников  взаимодействия.  И  ещё  одним  важным  свойством  символов  является  то,  что  они  становятся  продуктами,  результатами  взаимодействия.  Обратимся  к  примеру.  Кризисные  события  на  Украине,  произошедшие  в  2013—2014  гг.  и  длящиеся  до  сих  пор,  детально  обсуждаются  социологами  и  политологами.  Нас  интересует  такое  явление,  которое  получило  название  «Ленинопад».  Первый  снос  памятника  Ленину  в  Киеве  инициировал  массовые  беспорядки  и  снос  памятников  в  других  городах.  Памятник  Ленину  —  символ  связи  Украины  с  прошлым  СССР.  Разрушение  этого  значимого  символа  послужило  фактором  формирования  форм  спонтанного  коллективного  поведения.  Социальные  изменения,  происходящие  в  Украине,  привели  к  изменениям  в  мире  символических  значений.  Вместо  Ленина  возник  новый  символ  —  так  называемая  «Елка»  на  киевском  Майдане,  на  которую  были  прикреплены  флаги  Украины  и  плакаты  с  лозунгами.  Новый  символ  выражает  стремление  Украины  к  самоидентичности  и  является  общезначимым.  Он  послужил  основой  для  формирования  организованных  форм  коллективного  поведения  —  социальных  и  националистских  движений.  Как  справедливо  отмечает  Л.А.  Степнова,  что  «важным  качеством  символа  является  его  способность  обеспечивать  мотивацию  совместных  действий»  [8,  c.  94].

Исследованиями  роли  символов  в  социальной  жизни  занимаются  такие  деятели  российской  социологической  науки  как  В.Ф.  Бурлачук,  А.В.  Плахова,  Л.А.  Степнова,  О.А.  Кармадонов,  Н.В.  Кулагина,  Г.Г  Почепцов  и  многие  другие.  Они  сосредотачивают  своё  внимание  на  общественном  характере  символизма  и  указывают  на  то,  что  символ  является  базисным  элементом  для  строительства  социокультурного  кода.  В  нашу  задачу  не  входит  подобное  рассмотрение  этих  концепци  —  мы  просто  отметили  наличие  интереса,  который  проявляется  в  современной  российской  науке  по  отношению  к  роли  символа  в  социальной  жизни.

Теперь  мы  можем  выделить  функции,  которые  выполняют  символы  в  коллективном  поведении,  а  именно:

1.  Функция  формирования  коллективного  поведения.  Набор  общих  значений  делает  отдельных  индивидов  субъектами  взаимодействия.

2.  Функция  идентификации  и  самоидентификации.  Участники  коллективного  поведения  с  помощью  символов  идентифицируют  себя  с  какой-то  группой  и  отделяют  свою  группу  от  другой.

3.  Функция  формирования  «мы-сознания».  Коллективное  сознание  —  специфическое  образование,  возникающее  в  процессе  создания  или  разрушения  общезначимых  символов.

4.  Функция  координации  действий.  С  помощью  символов  выделяется  лидер  группы;  вокруг  символов  организованна  групповая  иерархия.  Символы  задают  алгоритмы  поведения.

5.  Функция  манипуляции  сознанием.  Становясь  участниками  коллективного  поведения,  субъекты  становятся  более  восприимчивыми  к  внешним  воздействиям,  а  символы  —  это  инструменты  и  орудия  действия.

Конечно,  этими  функциями  не  ограничивается  роль  символов  в  коллективном  поведении.  В  данной  статье  мы  лишь  наметили  пунктирную  линию,  очерчивающую  круг  вопросов,  связанных  с  этой  темой;  мы  как  бы  говорим:  «Да,  роль  символов  в  коллективном  поведении  действительно  велика».  На  наш  взгляд,  разработка  данной  тематики  в  эпоху  масс-медиа,  паблик  релейшенз  и  манипулирования  массовым  сознанием  является  действительно  перспективной  не  только  для  социальной  философии,  но  и  смежных  с  ней  гуманитарных  дисциплин.

Список  литературы:

1. Блумер  Г.  Коллективное  поведение.  //  Американская  социологическая  мысль:  тексты.  М.:  МГУ,  1994,  —  С.  168—215.
2. Зелинский  С.А.  Информационно-психологическое  воздействие  на  массовое  сознание.  Средства  массовой  коммуникации,  информации  и  пропаганды  —  как  проводник  манипулятивных  методик  воздействия  на  подсознание  и  моделирования  поступков  индивида  и  масс.  СПб.:  Издательско-Торговый  Дом  «СКИФИЯ»,  2008.  —  407  с.
3. Кобб  Роджер  У.,  Элдер  Чарльз.  Использование  символов  в  политике  //  Политическая  лингвистика.  —  2009.  —  Вып  3  (29).  —  С.  131—145.
4. Лебон  Г.  Психология  народов  и  масс.  М.:  Терра-Кн.  клуб,  2008.  —  271  с.
5. Мистика.  Религия.  Наука.  Классики  мирового  религиоведения.  Антология.  /  Пер.  с  англ.,  нем.,  фр.  Сост.  и  общ.  ред.  А.Н.  Красникова.  М.:  Канон+,  1998.  —  C.  175—231.
6. Сорокин  П.А.  Символы  в  общественной  жизни  //  Миниатюрная  библиотека  «Наука  и  жизнь».  —  1913.  —  №  32.  —  52  c.
7. Смелзер  Н.  Социология:  пер.  с  англ.  М.:  Феникс,  1998.  —  688  с.
8. Степнова  Л.А.  Социальная  символика  России  //  Социс.  —  1998.  —  №  7.  —  С.  90—99.
9. Хабермас  Ю.  Моральное  сознание  и  коммуникативное  действие  /  Пер.  с  нем.  под  ред.  Д.В.  Скляднева,  послесл.  Б.В.  Маркова.  СПб.:  Наука,  2000.  —  380  с.
10. Шюц  А.  Избранное:  Мир,  светящийся  смыслом  /  Пер.  с  нем.  И  англ.  М.:  «Российская  политическая  энциклопедия»  (РОССПЭН),  2004.  —  С.  456—530.
11. Юнг  К.Г.  Человек  и  его  символы.  М:  Серебряные  нити,  1997.  —  368  с.