РАСКАЗАЧИВАНИЕ КАК СОЦИАЛЬНО — ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Проблемы истории казачества всегда интересовали общественность, особенно в последнее 10-летие, но, чаще всего, эта тема ограничивается дискуссиями, в которых объективной оценки, как таковой, нет. В ряду трагических страниц истории России XX века судьбе казачества принадлежит далеко не последнее место. Этот драматизм историки и публицисты обозначили терминами «расказачивание», «крестная ноша», «геноцид» и др [5, с. 27].

Опытные историки с осторожностью отнеслись к употреблению термина «геноцид» (в переводе с греческого — «уничтожение рода, племени»), а некоторые, например, П.Г. Чернопицкий, стали активно выступать против него [5, с. 119].

Предметом специального исследования тема стала лишь в 60-е годы. Качественно новый уровень имели труды К.А. Хмелевского. Заговорили осторожно, однобоко, с оглядкой. Термин употреблялся, как правило, в кавычках, с нередким добавлением «так называемое». Местные партийные и советские органы на Дону в работе с казачеством сделали упор на усиление репрессивных мер ко всем казакам, выступавшим ранее против советской власти. Такая линия являлась ошибочной, т.к. не учитывала начавшегося перелома в настроении середняцкого казачества...».

Споры о казачестве идут с момента его возникновения до сегодняшнего дня [1, с. 372]. Меняются их уровни и степень остроты, но существуют они с давних пор, временами обостряясь и затухая. Об этом свидетельствует и богатая историография по истории казачества. В 1917–1920 гг. в казачестве налицо были две составляющие, отличавшие его как особый феномен в российской и мировой исторической палитре. Как они были соотнесены между собой, что представляли из себя по отдельности и можно ли по ним рассматривать казачество как нацию и народ, — вот те аспекты, по которым сейчас идут споры и ведутся поиски политических решений.

Историографическая ситуация стала меняться во второй половине 80-х годов, в первую очередь благодаря публикациям Венкова А.В. и А.И. Козлова. Упомянутые авторы не только ввели в научный оборот обширный фактический материал о Вешенском восстании, но и попытались связать политику (а не «увлечение»!) расказачивания с «военным Коммунизмом» и ориентацией большевиков на скорую мировую революцию [1, с. 48].

Первые дискуссии историков о расказачивании, его хронологических рамках, соотношении процесса расказачивания с репрессиями, геноцидом развернулись на конференции в Нальчике в 1990 г. Короткая дискуссия свидетельствовала лишь о первых, весьма робких, попытках историков выйти за рамки привычных стереотипов. Большинство выступавших оправдывало политику террора, не соглашалось с антиказачьим характером политики большевиков после гражданской войны [4, с. 79].

Определенные результаты в познании проблемы есть. Однако этапы расказачивания изучаются неодинаково. Если наиболее трагичный период, связанный с событиями на Дону, привлек пристальное внимание историков, то другие хронологические отрезки времени исследуются хуже [4, с. 262]. Нас интересует само понятие расказачивания, адекватность его реальным событиям на каждом историческом этапе. И, наконец, никто из историков не назвал начальных и конечных границ расказачивания. Если его начало обозначить сравнительно нетрудно, то с конечной датой дело обстоит сложнее. Что осталось от казачества как этнической группы после коллективизации и раскулачивания? Что означала статья в «Правде» о «советском казачестве», опубликованная в 1936 году? Перечень вопросов можно продолжить, но поищем на них ответы.

В истории расказачивания специалисты выделяют несколько этапов: конец XIX — начало XX века; революция и гражданская война; «нэповское» время; наконец, «великий перелом» начала тридцатых. Каждый из этапов нуждается в осмыслении, в первую очередь сквозь призму социального статуса казака. В своих рассуждениях обратимся к материалам Кубанского региона — наиболее «казачьего». Казачество не гибло, но превращение из замкнутого в «открытое» сословие пугало казачьих идеологов. Кроме того, оно вскрывало старые болячки, когда за внешними «вольностями», проповедуемой монолитностью, братством и равенством выходило наружу бесправие рядового казака. Об этом говорил на заседании первой Государственной думы писатель Ф.Д. Крюков: «...казак, и находясь в казармах, и находясь дома, должен, прежде всего, помнить, что он не человек в общепринятом высоком смысле слова, а нижний чин, только нижний чин, так называемая «серая святая скотина». И далее: «Казак не имеет права войти в общественное помещение, где хотя бы случайно был офицер; старик казак не может сесть в присутствии офицера, хотя бы очень юного; казак не имеет права продать свою лошадь, не спросясь начальства, хотя бы эта лошадь пришла в совершенную негодность; но зато казак имеет право быть посаженным на несколько дней в кутузку за не вычищенные сапоги или запыленное седло». Казачество болезненно реагировало на перемены. Но в процесс перемен была вовлечена вся Россия. Казачество не только было сбито с нейтральных позиций, но оказалось в подавляющем большинстве в белом лагере. Психология «триумфального шествия» логически привела большевиков к войне с крестьянством, и особенно с казачеством [1, с. 573].

Следует отметить, что за последние десять-пятнадцать лет появилось огромное количество исследований по истории казачества, а за истекшие пять лет выход литературы принял лавинообразный характер. Литература о казачестве — историко-философская, экономическая, публицистическая, художественная — если не вся, то в большинстве своем несет печать той политики и идеологии, в условиях господства которых она создавалась. И это относится к литературе не только советского периода.

Характер литературы о казачестве предопределен той непрерывной борьбой, в эпицентре которой часть не по своей воле оказывались казаки. Поэтому она отражает ярость и победителей, и побежденных. Однако, досоветской литературе присуща более разнообразная палитра красок. С рокового же 1917 г. казаки раскололись. И гамма цветов свелась к двум — белому и красному.

Сегодня, анализируя казачью историографию, нельзя не обратить внимание на ту литературу, которая в последние несколько лет появилась в печати. Во-первых, бросается в глаза «заданность» изданий, диктуемая не только коммерческими соображениями, но и социальным заказом господствовавших режимов. Смысл его — «оседлать» казачество ради достижения своих целей. Во-вторых, не всегда учитывается, что такая литература, имея научную ценность, в значительной мере утратила свою значимость, так как вырвана из контекста исторического потока. В-третьих, эта литература формирует представления современного читателя о прошлом казачества, но в деформированном виде, когда утрачивается противоречивость, сложность прошлого, и оно выступает упрощенно и примитивно. В-четвертых, носитель столь ущербных знаний стремится переделать окружающий мир по собственному подобию, питает экстремизм, насилие, разбои [3, с. 13].

С вступлением России, казачьих регионов в том числе, в эпоху развития товарно-рыночных отношений в казачестве, как и в других сословных группах, начался процесс дифференциации. «Разгораживание» сословных границ не затрагивало этнических признаков казачества. Процесс шел достаточно органично, однако, он был прерван мировой войной и большевистской революцией.

Отменив сословия, большевики повели с казачеством сначала войну, а затем, отступив в нэпе, политику по превращению казаков в крестьян («советских казаков»). Но крестьяне как самостоятельные товаропроизводители воспринимались как «последний эксплуататорский класс», мелкая буржуазия, рождающая «ежедневно, ежечасно» капитализм. Поэтому на рубеже 20—30-х годов большевики осуществили «великий перелом», «раскрестьянив» крестьянскую Россию. Вместе с миллионами крестьян погибли или стали колхозниками уже расказаченные казаки. Итак, путь казачества от сословности к бессословности, пролегавший через дифференциацию, стратацид, окрестьянивание к «социалистическому классу» — колхозникам, оказался поистине крестным путем [2, с. 87].

Остатки дорогой каждому этнической культуры казаки запрятали поглубже в душу. Построив таким образом социализм, большевики во главе со Сталиным вернули некоторые внешние атрибуты казачьей культуры, главным образом те, которые могли поработать на державность. Аналогичное произойдет и с церковью. Так завершился процесс расказачивания, в котором переплелись различные факторы, превратив его в сложную социально-историческую проблему, требующую внимательного изучения.

Список литературы:

1. Гордеев А. История казачества. — М.: Издательский дом «Вече», 2008. — 640 с.
2. Губарев П., Скрылов А. Энциклопедия казачества. — М.: Издательский дом «Вече», 2007. — 544 с.
3. Козлов А.И. Актуальность проблем истории казачества // Проблемы истории казачества XVI-XX вв. /Отв.ред.д-р ист.наук А.И. Козлов -. Ростов н/Д: Изд- во Рост.ун-та,1995. — 574 с.
4. Савельев Е.П. Древняя история казачества. — М.: Издательский дом «Вече», 2010. — 480 с.
5. Смирнов А.А. Казачьи атаманы. — Спб.: Издательский дом «Нева», Олма — Пресс, 2002. — 544 с.