КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЗАРУБЕЖНЫХ МЕТОДОВ ДЕТЕКЦИИ ЛЖИ:
ТЕНДЕНЦИИ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПЕРСПЕКТИВ

Холевчук Артур Георгиевич

канд. юрид. наук,

старший преподаватель кафедры гражданского и международного права,

Государственный морской университет имени адмирала Ф.Ф. Ушакова,

РФ, г. Новороссийск

Е-mail: aholevchuk@mail.ru

CRIMINALISTIC ANALYSIS OF THE SEPARATE THE FOREIGN METHODS
OF DETECTION OF LIE: TENDENCIES AND DEFINITION OF PROSPECTS

Artur Holevchuk

candidate of Juridical Sciences,

senior lecturer of the Department of civil and international law,

“The Maritime state University named after Admiral F.F. Ushakov”,

Russia, Novorossiysk

АННОТАЦИЯ

В представленной статье, основываясь на анализе зарубежной литературы, затрагивающей вопросы рассмотрения отдельных аспектов применения методов детекции лжи, автор обосновывает важность поиска и адаптации новых методов верификации показаний. С учетом проанализированной литературы, им делается вывод о нецелесообразности внедрения этих подходов в отечественную следственную практику.

ABSTRACT

In the presented article, based on the analysis of the foreign literature raising the questions of consideration of separate aspects of application of methods of detection of lie, the author proves importance of search and adaptation of new methods of verification of indications. Taking into account the analyses literature, it draws a conclusion about inexpediency of introduction of these approaches in domestic investigative practice.

Ключевые слова: детекция лжи; проверка информации; мониторинг реальности; психологические методы; выявление.

Keywords: detection of lie; verification of information; monitoring of reality; psychological methods; identification.

Современное уголовно-процессуальное законодательство к субъектам криминалистической деятельности предъявляет высокие профессиональные требования. Известно, что для повышения качества расследования необходимо применение комплекса приемов и способов, основанных на базе достижений криминалистической науки. Эффективность формирования комплексных знаний складывается из различных компонентов, но, прежде всего, отечественные следственные подразделения нуждаются в повышении уровня профессионального мастерства сотрудников в части применения современных тактико-психологических подходов, ориентированных на получение достоверной информации по делу. Заявленный тезис для решения обозначенных проблем не так уж легко достижим, что связано с системными проблемами, возникающими в процессе получения информации по делу. Десятилетия исследований, проведенных в теории лжи, не позволили найти однозначного решения этой проблемы. Точный метод, позволяющий утверждать о достоверности или ложности информации пока не найден. Даже полиграф, с учетом его огромной популярности и несомненной эффективности, подвергается критике, в части интерпретации его результатов.

В такой ситуации резонно поставить вопрос: почему столь долгий период изысканий не принес искомых результатов? На этот вопрос ответить весьма проблематично. Скорее всего, рассматриваемая проблема относится к числу тех, которые требуют, как принято говорить, комплексного подхода и интеграции различных наук. Не касаясь этого вопроса предметно, в силу того, что он должен рассматриваться самостоятельно, можно утверждать, что в практику расследования необходимо внедрить новые знания альтернативных криминалистических механизмов получения достоверной информации, основанные на передовых достижениях криминалистики и других наук. Имеющийся инструментарий в части применения новых технологий допроса, основывающийся на психологии допрашиваемого, стоит признать, требует обновления и реформ, затрагивающих частные вопросы повышения качества профессиональной подготовки субъектов криминалистической деятельности в области детекции лжи.

Дело в том, что даже адаптированные психологические приемы допроса нуждаются в трансформации с учетом меняющейся криминогенной обстановки; немало усилий сделано отечественными криминалистами в этом направлении. На необходимость «психологизации» разделов криминалистической и экспертной наук обращает внимание большинство ученых. Среди различных предложений по повышению эффективности выявления недостоверной (ложной) информации можно выделить труды, содержащие, с нашей точки зрения, рациональные (новые) подходы, на которые должно быть обращено внимание, хотя бы потому (не касаясь вопроса их эффективности), что они содержат новые подходы и механизмы детекции лжи. Отдельные методы определения достоверной (недостоверной) информации, широко анализируемые в зарубежной литературе, требуют тщательной проверки. В связи с этим, в данной статье автором акцентируется внимание на рассмотрении этого вопроса, подвергаются критическому анализу зарубежные методы и предложения по улучшению детекции лжи.

В зарубежной криминалистической и психологической литературе, посвященной практическим аспектам деятельности следственных органов, в части верификации показаний лиц, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства, широко дискутируется метод, призванный способствовать субъектам расследования в выявлении достоверных (недостоверных) показаний. Рассматриваемый метод именуется – мониторинг реальности (Reality monitoring, далее – МР). Его созданию предшествовало возникновение другого психологического подхода – оценки валидности утверждений (Statement Validity Analysis, далее – ОВУ) [18]. Несмотря на описываемую специалистами эффективность, ОВУ не определяет ложь в показаниях допрашиваемых, однако может использоваться в этих целях. Механизм ОВУ характеризуется выяснением обстоятельств произошедшего события, обработкой информации и оценкой полученных данных. Метод имеет существенные недостатки, а именно, он содействует поиску достоверных сведений, но не выявляет ложную информацию. Возможности использования ОВУ зависят от контекста и содержания; изначально он разрабатывался для использования в ситуациях, связанных с получением достоверных показаний от несовершеннолетних, подвергшихся сексуальному насилию, и до недавнего времени не применялся в других случаях.

Суть метода в том, что он способствует получению достоверных сведений от допрашиваемых, основываясь на изучении идеальных следов, запечатленных в памяти допрашиваемого о воспринятых (реально пережитых) событиях. Реальные события имеют отличительные особенности от вымышленных. На этом строится механизм применения МР.

В литературе отмечается, что МР пришел на смену ОВУ, став новым методом, с высокой долей вероятности способствующим определению правдивости (ложности) показаний. Основные исследования по МР появились в 1981 году. Теоретические аспекты механизма функционирования метода разрабатывались М.К. Джонсон и содержатся в ее работах [10; 11; 12; 13; 14]. В основе исследований лежит принцип дифференциации между воспоминаниями реальных событий и полученных через перцепционные процессы (так называемые, сфабрикованные воспоминания) [10]. Пережитые воспоминания имеют детализированную характеристику элементов обстановки: звук, цвет, запах, пространственно-временные детали; сведения пространственного расположения: людей, времени, хронологии событий; эмоциональные факторы: сведения о чувствах и т. д. [17; 19]. Вымышленные события содержат меньше детализированных данных и больше данных о познавательных операциях (мысли, рассуждения и чувственный опыт).

Раскрытие механизма психологических процессов ложных и достоверных воспоминаний позволило ученым адаптировать эти знания в криминалистических целях, создав новый метод выявления ложной информации. Однако, прежде чем внедрить новации в практику расследования, требовалось провести эмпирические исследования с целью поиска критериев, которые должны были лечь в основу психологических тестов.

Критерии, разработанные М.К. Джонсон, позже усовершенствованные З.Л. Спорером, легли в основу создания тестов, позволивших проводить дифференциацию информации (ложная-достоверная). К этим критериям относятся: 1) ясность; 2) перцептивная информация; 3) пространственная информация; 4) временная информация; 5) аффект; 6) возможность реконструкции события на основании рассказа; 7) реализм; 8) когнитивные операции [17]. Первые семь критериев позволили подтвердить достоверность информации, и только восьмой критерий способствовал выявлению ложных сведений. По мнению специалистов, восьмой критерий (когнитивные операции) проявляется в утверждениях, имеющих ложную направленность. В случае возникновения подозрения, что лицо вводит в заблуждение субъекта расследования, эксперт может с помощью психологического тестирования сделать вывод о достоверности (ложности) полученной информации.

В отличие от ОВУ, используемого в практике расследования преступлений отдельных государств с целью проверки показаний несовершеннолетних, МР применяется для верификации показаний совершеннолетних. Некоторые авторы предлагают сочетать методы, поскольку в таком случае увеличивается степень достоверности получаемой информации. Однако, с точки зрения научной обоснованности, МР выглядит предпочтительнее, поскольку имеет необходимую теоретическую основу [6, с. 216–217].

В связи с необходимостью определения эффективности МР и обоснования возможности его использования в экспертной практике при проведении судебно-психологических экспертиз, в контексте предложений Е.Н. Холоповой и ее коллег [4; 5] по поводу рациональности методов ОВУ, необходимо провести сравнительный анализ результатов экспериментов, содержащих различные аспекты функционирования МР и других методов (ОВУ, СВСА и др.) [1, с. 1]. В данной работе акцентируется внимание исключительно на изучении МР, поскольку его механизм и специфическая методология требуют отдельного рассмотрения.

Для определения последовательности изучения этапов МР, важно провести обзор исследований с целью определения подходов к проведению и использованию инструментария, а также информации, формирующей пути реализации общих и частных механизмов применения МР. В 2002 году О. Фрай с коллегами провел эксперимент с целью проверки эффективности МР. В качестве исследуемого события использовалось дорожно-транспортное происшествие, произошедшее в Париже с участием принцессы Дианы. Авторы определили, что видео аварии не существует в свободном доступе. В исследовании участвовало 67 человек (23 – мужчины, 44 – женщины), 20 человек – ранее смотрели видео с аварией, 25 – не смотрели, в связи с чем, их попросили представить, будто они видели аварию; другие 22 участника не опрашивались о фильме (вместо этого им был задан вопрос, слышали ли они новость о произошедшем). Результаты оценивались по шкале диссоциации (Dissociative Experience Scale) [8], шкале «самомониторинга» М. Снайдера (Self-Monitoring) [16]; также участники заполнили вопросник характеристик памяти (Memory Characteristics Questionnaire), предложенный М.К. Джонсон в 1988 году [11]. С помощью опросника анализировались следующие критерии: 1) ясность; 2) сенсорный (чувственный) компонент (вкус, слух, тактильные ощущения); 3) контекстные свойства (привязка к пространству); 4) временные характеристики (воспоминания о конкретной дате, месяце и т. д.); 5) показатель валентности (отношение к позитивным и негативным воспоминаниям); 6) мысли и чувства (эмоциональный компонент памяти); 7) события произошедшие «до» и «после» (события предшествующие или последовавшие за конкретным воспоминанием); 8) частота обращения к воспоминаниям (как часто испытуемый обращается к одному и тому же воспоминанию) [20]. Результаты исследования авторы сгруппировали в три таблицы.

Таблица 1.

Результаты исследования в цифровом выражении

Таблица 2.

Статистическая взаимосвязь между тремя элементами анализа (DES, SM, MCQ), а также возрастом и полом

* выделяется значение при p<.05, ** выделяется значение при p<.01, ***выделяется значение при p<.001

Таблица 3.

Характеристики подгрупп 1 (20 человек) и 2 (25 человек). Возраст, показатели элементов анализа, % женщин в группе

n.s. выделяет значения, результат которых не существенен, * выделяет p<0.5

Проведенное исследование анализировало применяемую методику МР. Сравнительных показателей для исследования на тот момент не было, в связи с чем цель эксперимента – задать начальные значения, на основе которых можно проводить изыскания в дальнейшем и, основываясь на уже известных показателях, моделировать динамику эффективности МР.

В 2004 году другое исследование, способствовало проверке эффективности МР. Методом, противопоставленным МР, выступил критериальный анализ содержания информации (Criteria-Based Content Analysis, СВСА) [21]. В настоящее время критериальный контент-анализ содержания информации широко не используется в уголовной юстиции зарубежных стран, как, впрочем, и МР. Но в отличие от МР, критериальный контент анализ применяется в практике расследования преступлений в Швеции, Германии, Нидерландах, Швейцарии; его применение ограничено исключительно тестированием высказываний несовершеннолетних, подвергшихся сексуальному насилию [22].

Сравнив МР и СВСА, авторы сгруппировали результаты, содержащиеся в таблицах.

Таблица 1.

Общие показатели CBCA и RM (по возрастным группам)

m – среднее значение; sd – среднее (стандартное) отклонение; ³ – общий счет RM отображаются в четырех показателях: визуальный, аудиальный, временной и пространственный показатели

Таблица 2.

Показатели CBCA с учетом возраста и соблюдения правил (1–8)

*p<.05

Таблица 3.

Статистическая взаимосвязь между CBCA/RM, а также показатели социальной беспокойности, социальной гибкости и «самомониторинга»

* p < 05 ** p < 01

Таблица 4.

Раздельный анализ CBCA/RM и когнитивных операций. Только частично подготовленные участники (N = 91)

* p < 05, ** p <01

В 2009 году исследование, проведенное А. Мемон и ее коллегами, ставило цель проверить эффективность МР при анализе показаний свидетелей поэтапного и детализированного преступления. Информацию от участников получали посредством использования когнитивного интервью (CI) 1 на 1 [15].

Результаты экспериментов авторы соединили в таблицы.

Таблица 1.

Общее число деталей для каждого критерия МР (тrue- группа правды, invented – группа лжи) (внутренние, аффективные (чувственные), внешние, контекстные)

Таблица 2.

Общее число деталей для каждого критерия RM (визуальная, слуховая, пространственная, временная, когнитивная)

В результате авторы сделали несколько выводов, касающихся рациональности МР, предопределив дальнейшие пути изучения механизмов его прикладной реализации. Последние эксперименты, затрагивающие вопросы проверки эффективности МР, связаны с его адаптацией в иную прикладную плоскость. В 2014 году ученые Ливерпульского университета Великобритании – Г.Ф. Вэгстэфф и Ж.М. Уиткрофт изучили полезность МР для подсчёта слов в сообщениях (устных и письменных) с целью диагностирования недостоверной информации. Авторы использовали 5 критериев: 1) воспринимаемая информация – визуальные или иные сенсорные виды информации (звуковая и т. д., например, «Он кричал на нас» или «Я видел, как он вошел»); 2) пространственная (относящаяся к определенному месту: «Это было в парке»); 3) воспоминания ощущений (аффективные операции) – («Он был напуган»), (аффективное/когнитивное – эмоциональное и непредсказуемое/логичное и объяснимое); 4) когнитивные операции – («Было холодно, и я надел куртку»); 5) временная информация – («Это было утром») («Когда он вошел, все начали улыбаться») описание хронологии событий или времени одного события [9]. Используемые критерии позволили провести дифференциацию устных и письменных сообщений, основываясь на стандартизации подсчета слов. Результаты эксперимента иллюстрировались несколькими таблицами.

Таблица 1.

Значения МР, описывающие правдоподобность истории до и после процедуры стандартизации объема информации путем подсчета слов

Таблица 2.

Значения МР, описывающие принадлежность к сенсорной системе (ощущениям) до и после процедуры стандартизации объема информации путем подсчета слов

Исследованием проверено влияние количества слов в детальном описании и стандартизации объема информации на эффективность МР. В результате, авторы пришли к выводу относительно влияния указанных факторов на рациональность метода с учетом поставленной задачи.

Проанализировав зарубежную литературу, в которой рассматриваются отдельные аспекты применения МР, мы приходим к следующим выводам, позволяющим нам заключить, что на данном этапе развития науки, внедрение их в отечественную криминалистическую деятельность без предварительной проверки и необходимой адаптации – преждевременно.

1. Механизм МР содержательно имеет позитивный потенциал, однако при всей рациональности, его внедрение в криминалистическую деятельность осложняется рядом обстоятельств. Во-первых, эксперименты по МР проводились в основном с привлечением участников, не вовлечённых в сферу уголовного судопроизводства (в экспериментах участвовали студенты колледжей или другие лица, не связанные с расследованием). Все участники эксперимента в качестве стимулирующего фактора имели материальную заинтересованность, когда по сценарию должны были лгать или говорить правду. В рассмотренных экспериментах отсутствует необходимая эмпирическая база, свидетельствующая, что результаты МР могут быть применимы в реальных допросах. Наличие только этого обстоятельства заставляет нас сделать вывод о невозможности внедрения МР в отечественную следственную практику.
2. Отсутствие в уголовно-процессуальном законодательстве механизмов надлежащей правовой регламентации применения психологических методов, к которым также относится и МР. Поэтому одним из возможных путей использования подобных методов является законодательство, регламентирующее судебно-экспертную деятельность, однако согласно ст. 8 ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ», применяемые методы экспертного познания должны основываться на требованиях научности и достоверности сделанных экспертом выводов, чему, надо признать, не соответствует МР, поскольку с его помощью невозможно получить информацию о ложности или достоверности полученных сведений, основываясь на результатах исследований, приобретенных не в процессе процессуальных действий. Таким образом, в рамках судебной экспертизы применение указанного метода недопустимо.
3. Полученные зарубежными специалистами результаты экспериментов, несмотря на их декларируемую рациональность, нуждаются в тщательной проверке посредством проведения автономных эмпирических опытов. Данный вывод сделан в связи с наблюдаемыми отличительными чертами ментальности российского населения и населения других государств, в которых проводились исследования. Полагаем, что для проверки результативности МР, необходимо провести специальные исследования для определенных групп лиц, вовлеченных в сферу криминалистической деятельности.

Список литературы:

1. Дозорцева Е.Г., Афанасьева А.Г. Оценка достоверности свидетельских показаний несовершеннолетних – [Электронный ресурс] // Современная зарубежная психология. 2015. Т. 4. № 3. С. 47–56. URL: http://psyjournals.ru/jmfp/2015/n3/79077.shtml (Дата обращения: 22.01.2016 г.).
2. Холевчук А.Г. Альтернативные направления детекции лжи или как уйти от монополии полиграфа? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 6. С. 279–287.
3. Холевчук А.Г. Выявление ложных показаний по невербальному поведению допрашиваемого: современные подходы к проблеме // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 3. С. 267–274.
4. Холопова Е.Н., Кравцова Г.К. Экспертные психолого-акмеологические технологии выявления признаков психологической достоверности показаний участников предварительного следствия по видеоматериалам оперативных мероприятий и следственных действий // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 2 (13). С. 264–275.
5. Холопова Е.Н., Кравцова Г.К., Енгалычев В.Ф. Судебная психологическая экспертиза выявления признаков достоверности/недостоверности информации, сообщаемой участниками уголовного судопроизводства. – М.: Юрлитинформ, 2016. С. 328.
6. Фрай О. Детекция лжи и обмана. Спб., 2005. С. 320.
7. Фрай О. Ложь. Три способа выявления. Как читать мысли лжеца, как обмануть детектор лжи. Спб., 2006. С. 284.
8. Bernstein E.M., Putnam F.W. Development, reliability and validity of a dissociation scale // Journal of Nervous and Mental Diseases. 1986. № 74. Р. 727–735.
9. Elntib S., Wagstaff G.F., Wheatcroft J.M. The Role of Account Length in Detecting Deception in Written and Orally Produced Autobiographical Accounts using Reality Monitoring // Journal of Investigative Psychology and Offender Profiling. 2015. Vol. 12. Issue 2. Р. 185–198.
10. Johnson M.K., Raye C.L. Reality monitoring // Psychological Review. 1981. № 88. Р. 67–85.
11. Johnson M.K., Foley M.A., Suengas A.G., Raye C.L. Characteristics of memories for perceived and imagined autobiographical events // Journal of Experimental Psychology: General. 1988. № 117. Р. 371–376.
12. Johnson M.K. Reality monitoring: An experimental phenomenological approach // Journal of Experimental Psychology: General. 1988. № 117. Р. 390–394.
13. Johnson M.K., Kahan T.L., Raye C.L. Dreams and reality monitoring // Journal of Experimental Psychology: General. 1984. № 113. Р. 329–344.
14. Johnson M.K., Suengas A.G. Reality monitoring judgments of other people's memories // Bulletin of the Psychonomic Society. 1989. № 27. Р. 107–110.
15. Memon A., Fraser J., Colwell K., Odinot G., Mastroberardino S. // Legal and Criminological Psychology. 2010. 15 (2). Р. 177–194.
16. Snyder M. The self-monitoring of expressive behavior // Journal of Personality and Social Psychology. 1974. № 30. Р. 526–537.
17. Sporer S.L. Reality monitoring and detection of deception. In P.A. Granhag & L.A. Strömwall (Eds.), Deception detection in forensic contexts (Р. 64–102). Cambridge U.K: Cambridge University Press. 2004 // URL: http://ebooks.cambridge.org/chapter.jsf?bid=CBO9780511490071&cid=CBO9780511490071A014 (Дата обращения: 19.01.2016 г.).
18. Undeutsch U. Beurteilung der Glaubhaftigkeit von Aussagen. In U. Undeutsch (Ed.), Handbuch der Psychologie Vol. 11: Forensische Psychologie. 1967. (Р. 26–181). Göttingen, Germany: Hogrefe.
19. Vrij A. Detecting lies and deceit: The psychology of lying and the implications for professional practice. Chichester, England: Wiley. 2000 // URL: https://www.researchgate.net/publication/264213407_Detecting_lies_and_deceit_ the_psychology_of_lying_and_the_implications_for_professional_practice_ Aldert_Vrij_2000_Wiley_Chichester_xv_254_pp_ ISBN_0-471-85316-X (Дата обращения: 19.01.2016 г.).
20. Vrij A., Ost J., Costall A., Bull R. Crashing memories and reality monitoring: Distinguishing between perceptions, imaginations and “false memories” // Applied Cognitive Psychology. 2002. Vol. 16. Issue 2. Р. 125–134.
21. Vrij A., Akehurst, Soukara L., Stavroula, Bull R. Let me inform you how to tell a convincing story: CBCA and Reality Monitoring Scores as a function of age, coaching and deception // Canadian Journal of Behavioural Science. 2004. 36 (2). Р. 113–126.
22. Vrij A. Detecting lies and deceit: pitfalls and opportunities. Chichester: Wiley. 2008. Р. 504.