ГЕНДЕРНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ АНАЛИЗА

Риккер Юлия Олеговна

аспирантка, ЗабГУ, г. Чита

E-mail: yrikker@mail.ru

Гендерная идентичность, в силу своей междисциплинарности, является объектом исследования разных наук, в том числе и гендерной антропологии. Кросс-дисциплинарность [7] понятия «гендерная иден­тичность» позволяет говорить о схожести проблематики гендерной антропологии и философской антропологии в контексте изучения феномена идентичности. Гендерная антропология, как в равной степени и философская антропология, связаны с проблемами антропоцентризма сквозь призму проблем андроцентризма совре­менной культуры. Гендерная антропология изучает круг взаимо­связанных проблем — проблема андроцентризма в современной культуре и проблема признания человека в социокультурной среде с позиции привнесения категории «гендер» в научный анализ. Концептуализация феномена «гендерная идентичность» с позиции философской антропологии в первую очередь будет заключаться в рефлексии природы человека с позиции гендерного анализа как андроцентризма, так и самой сути социальной сущности человека, определяя и формируя его отношение к себе, другим членам общества, во многом с позиции гендерных стереотипов, формируемых, в том числе, и андроцентристскими универсалиями.

Под универсалиями культуры условимся понимать тот норма­тивный и аксиологический потенциал, присутствующий в культуре на всех этапах ее развития и несущий всеобщий характер. Таким образом, в рамках нашего исследования такой общекультурной универсалией будем считать андроцентризм [4]. Андроцентризм представляет собой такую культурную универсалию, сводящую общечеловеческую субъективность к единой мужской норме как объективной общесоциальной универсалии, тогда как женские нормы воспринимаются обществом как маргинальные. Так, Дж.П. Мердок полагал: «Кросс-культурное исследование зиждется на убеждении, что все человеческие культуры, несмотря на их разнообразие, имеют в основе своей много общего и что эти общие аспекты культуры поддаются научному анализу» [8, с. 80]. Таким общим аспектом является андроцентризм, формирующий не только общесоциальную объективность, но и отношение индивидов к ней.

Одним из важных принципов культуры помимо прочих является и адаптивность культуры. «Культурные изменения и сам процесс изменения, очевидно, столь же адаптивны, как и эволюция в органическом мире… культура адаптируется к социальной среде соседних народов посредством заимствований и реорганизации. И наконец, культура, вне всяких сомнений, имеет тенденцию приспосабливаться к биологическим и психологическим потребностям человеческого организма. По мере изменения условий жизни традиционные формы утрачивают ауру удовлетворения и исчезают; возникают и дают о себе знать новые потребности, а вслед за ними — приспособленные к ним новые культурные механизмы» [8, с. 81]. Существование в условиях любой культуры представлений о сущест­вовании концептов «настоящий мужчина» и «настоящая женщина» подразумевая под ними определенный идеал, стереотипизированный и, безусловно, культурно обусловленный. В силу андроцентричности современного мира уместным будет заострить внимание на понятии «гегемонная маскулинность», введенная в терминологическое поле гендерных исследований Робертом Коннеллом. Данное понятие описывает тип «правящей» маскулинности, той маскулинности, которая находится на иерархической вершине общества; разделяема преобладающей частью общества, чувствующей единство по расовым, социальным, культурным и гендерным признакам [6, с. 597]. Гегемонная маскулинность — это идеальный паттерн, жестко структурированный и социально поощряющий следование ему. По мнению Майкла Киммела гегемонная маскулинность — это тип маскулинности мужчин, обладающих властью, властью как над женщинами, так и над подчиненными мужчинами (то есть тех мужчин, модели маскулинности которых являются маргинализи­рованными — это могут быть социальные, культурные, этнические и сексуальные меньшинства). В таком случае, гегемонная маскулинность не является только доминантной маскулинностью, тогда как доминантная феминность не может быть гегемонной. Репрезентируется гегемонная маскулинность культом физической силы, агрессивностью, склонностью к насилию и подавлением эмоций [2]. По мнению Киммела, культурная обусловленность понятия «маскулинность» напрямую влияет на уровень насилия в обществе. Определение мужественности имеет существенное воздействие на склонность мужчин к насилию. Чем жестче структу­рированы в обществе маскулинные черты, чем сильнее дифференци­рованы понятия мужественность и женственность, тем выше в этом обществе уровень мужского насилия [2].

Доминантная модель маскулинности/феминности определяется, по меньшей мере, следующими основными признаками: она разде­ляется подавляющей частью общества, задает границы социально приемлемого поведения, стремление соответствовать данной модели социально поощряется. Однако же, несмотря на существование подобных гендерных паттернов в любой культуре, на современном этапе развития общества все чаще можно фиксировать несоответствие доминантной модели маскулинности/фемининности в поведении индивидов. Дело в том, что доминантные модели отражают суть биполярной модели гендерной идентичности, тогда как актуальной является мультиполярная модель гендерной идентичности.

Биполярная модель более характерна для обществ с традици­онной системой ценностей и неприменима в условиях размывания культурно обусловленных границ категорий «женское-мужское». Опираясь на тот факт, что мировой культурной универсалией является андроцентризм, общество сталкивается с таким явлением как обесце­нивание истинно «фемининных» черт. Учитывая заметно возросший уровень внесемейной женской инициативы общество столкнулось с тем, что тип «фемининной женщины» оказывается менее универсальным, в связи с тем, что классические характеристики фемининного типа (фемининный вариант предполагает «…«экспрес­сивные» характеристики личности: скромность, исполнительность, конформность, преданность, способность к состраданию, гибкость, эмпатия, склонность к кооперации и компромиссам» [1]) неприме­нимы (либо трудноприменимы) к жизни в условиях современного общества. Логичным было бы предположить, что данный процесс не является универсальным и будет культурно и территори­ально обусловлен.

Структура гендерной идентичности неоднозначна; наиболее уместны и логичны две теории. По мнению И.С. Клециной в структуре гендерной идентичности можно выделить следующие компоненты: когнитивный — осознание принадлежности к определенному полу и описание себя с использованием категорий мужественности-женственности; аффективный — оценка психологических черт и особенностей ролевого поведения на основе их соотнесения с эталонными моделями маскулинности-фемининности; конатив­ный — самопрезентация себя как представителя гендерной группы, способы разрешения кризисов идентичности на основе выборов вариантов поведения в соответствии с личностно значимыми целями и ценностями [3]. В модели, разработанной  Иганом и Перри выделяется пять компонентов гендерной идентичности: знание своей гендерной принадлежности, гендерная типичность (воспринимаемая степень сходства с представителями собственного пола), удовлет­воренность своей гендерной принадлежностью, ощущаемое давление со стороны сверстников, родителей и собственной личности в сторону соответствия гендерным нормам и внутригрупповая предвзятость (представление о превосходстве своего пола над другим).

В рамках двух этих концепций, не смотря на компонентные различия, возможно выделить общие черты и сформулировать общую структуру гендерной идентичности с учетом достоинств и недостатков этих двух теорий. Во-первых, ядром гендерной идентичности является осознание своей принадлежности  к конкретному полу. Эта позиция подразумевает самоидентификацию, причем биологический пол на данном этапе будет равен гендерной идентичности. Во-вторых, формирование позиции «Мы-Они», когда типируемость черт поведения позволяет разграничивать представителей своего гендера с противоположным. Этот элемент структуры гендерной идентичности уже социально и культурно окрашен, в отличие от первого, поскольку именно поведенческий аспект, в отличие от самоидентификационного несет в себе социокультурную окраску. Третьей позицией уместно будет заявить презентацию своей гендерной идентичности, основанную на выражении своей гендерной идентичности социально-приемлемыми способами. Четвертая позиция — позиция формиро­вания удовлетворенности/ неудовлетворенности своей гендерной идентичностью. В случае неудовлетворенности возникают кризисные состояния. Пятая позиция — момент внутригрупповой солидарности, базирующийся на доминантности автостереотипов.

Таким образом, гендерная идентичность является социально, культурно и личностно обусловленным аспектом человеческой самоидентификации, формирующейся с учетом самосознания и самопрезентации себя как носителя определенной гендерной идентичности.

Списоклитературы:

1. Великанова Л.П. Мультиполярный подход в типологии гендерной идентичности. [Электронный ресурс] — Режим доступа: — URL: klgtu.ru›ru/magazine/2008_13/33.doc (дата обращения 12.10.2012).
2. Киммел Майкл. Гендерное общество. [Электронный ресурс] — Режим доступа: — URL:  http://krotov.info/lib_sec/11_k/kim/mel.htm (дата обращения 12.10.2012).
3. Клецина И.С. Гендерный подход и равноправие в межличностных отношениях. [Электронный ресурс] — Режим доступа: — URL: http://anthropology.ru/ru/texts/kletsina/woman_37.html (дата обращения 12.10.2012).
4. Культурология. XX век. Энциклопедия. СПб., 1998. Т. 2. 267 с.
5. Ожигова Л.Н. Гендерный подход в социально-психологических исследованиях. Краснодар, 2001. С. 31—32.
6. Connell R.W. The Big Picture: Masculinities in Recent World History // Theory and Society. Vol. 22, № 5, Special Issue: Masculinities. October. 1993. P. 623.
7. Lessy R.E. The Practical Humanities, in Lepage, P.G., Martin C., Mostafavi M. (eds.) Do The Humanities Have to Be Useful? // Cornell: Cornell University Press, 2006. P. 87—90.
8. Murdock G.P. Culture and Society. Pittsburgh, 1965, p. 231.