СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ МОСКОВСКИХ ОСАД 1382 И 1408 Г. НА ОСНОВЕ ЛЕТОПИСНЫХ ДАННЫХ

Москва не раз подвергалась тяжелым осадам. В конце XIV – начале XV вв. ей пришлось сразу дважды столкнуться с ордынскими полчищами под своими стенами – в 1382 и 1408 гг. В первый раз врагам удалось взять и разграбить город, во втором – нет. Целью работы является изучение и сравнение на основе летописных данных этих двух осад, поиск причин неудачи обороны в первый раз, и успеха во второй.

В источниках наблюдаются разночтения по поводу того, когда именно Едигей подошел к Москве. В Никоновской летописи указано, что это произошло 20 декабря [16, с. 205], во многих новгородских летописях – 23 ноября [17, c. 172; 18, c. 103; 19, c. 110; 22, c. 257], в Софийской II – 26 ноября Едигей пришел, а 1 декабря «распусти по всей земли вои» [26, c. 136], в Летописи Авраамки – 23 декабря [13, c. 157](это, очевидно, описка, нигде больше такое число не встречается – А.С.), а в Московских летописях, в том числе ближайшей к описываемому времени – Троицкой – 1 декабря [4, c. 83; 9, c. 142; 11, c. 451; 15, c. 238; 21, c. 468; 28, c. 174], последняя дата кажется нам наиболее верной. Тохтамыш же пришел к Москве в конце августа [4, c. 43; 9, c. 127; 16, c. 72; 27, c. 441].

Очень интересно сравнить саму оборону Москвы в 1382 и 1408 гг. Сразу после отъезда Донского в столице начались беспорядки и волнения: «бысть замятня велика, бяху людие смущени, аки овци не имущи пастыря … овии хотяху сести в граде и затворитися, а друзии бежати помышляху» - причем горожане едва выпустили из Москвы княгиню Евдокию и митрополита Киприана [4, c. 43; 15, c. 207; 19, c. 85]. Сразу возникает недоумение, как герой Куликовской битвы мог допустить такое в виду приближающегося врага. Москвичи грабили дома бежавших бояр, и лишь с приездом князя Остея, внука Ольгерда, удалось навести порядок «и той укрепив народы, и мятежи граднии устави».

Вопрос об этом Остее, на наш взгляд, является едва ли не самым важным для понимания действий Дмитрия Донского. Н.М. Карамзин считал – его послал, «как вероятно», Дмитрий [10, c. 82]. И.Б. Греков думал: «Назначение князя Литовской Руси … должно было иметь определенный политический смысл», и подчеркивало московско-литовское сотрудничество [6, c. 161-162]. А.Ю. Якубовский полагал, роль Остея в обороне «сильно преувеличена летописью, не без воздействия кругов, близких к митрополиту Киприану», питавшему симпатии к Литве [5, c. 327]. А.А. Горский выдвигал мнение, что Дмитрий, останавливаясь по пути в Кострому в Переяславле, и послал оттуда князя Остея, так как в этом городе княжил Дмитрий Ольгердович, а Остей в летописях назван Ольгердовым внуком [7, c. 104]. Однако нигде в летописях не указано, что Дмитрий послал Остея, а просто упоминается о его приходе, и это, безусловно, очень странно, ведь если бы он явился по приказу московского князя, источники наверняка хоть словом бы это упомянули. Нам кажется, следует более пристальное внимание обратить на мнение тех, кто полагал, что Литовского князя пригласил не Дмитрий, а сами москвичи. Г.В. Вернандский думал, Остея пригласили специально, «не доверяя местным боярам», многие из которых как раз и бежали от приближавшейся опасности [3, c. 271], В.И. Буганов также писал: «оборону столицы возглавил приглашенный москвичами князь Остей» [1, c. 248], М.Н. Покровский считал, что москвичи сами смогли организовать оборону города [20, c. 130]. Заявление А.А. Горского, что ставшие на вече горожане определены в Новгородской IV и Софийской I летописях как «мятежники» и «крамольники». а Остей, придя в Москву, усмирил мятеж [7, c. 104], не может считаться веским доказательством, учитывая тенденциозность летописей и их зависимость от княжеской власти, и «мятеж» в данном случае может означать просто беспорядок в городе, а не само вече. Не исключено приглашение Остея не самим вечем, а наиболее знатными и благоразумными горожанами, решившими остаться в Москве. Ведь все предположения, что Остей был послан Донским, не снимают факта – ни в одном источнике об этом не сказано, как не сказано подробно и о самом защитнике столицы. Возникают в таком случае и вопрос, почему Остей приехал не сразу после отступления Дмитрия в Кострому, дав разгореться мятежу в городе, ведь в войске, собранном Донским, вполне мог быть и этот литовский князь. В Устюжской летописи и Архангелогородском летописце мы встречаем уникальное сообщение: «В то же время бысть на Москве некоторый князь литовскии; прииде к великому князю, хотя служити ему, имянем Остеи» [29, c. 36; 77]. Вероятно, Остей приехал в Москву, сам не ведая, что она готовится к осаде, и решил укрепить город, чтобы угодить Дмитрию Ивановичу, которому хотел служить. Это, во всяком случае, выглядит логичнее, чем пытаться искать в летописях следы его посылки героем Куликова поля.

На этом фоне разительно отличается спокойная обстановка в Москве в 1408 г. Прежде всего, четко сказано о князьях, оставшихся сидеть в осаде – Владимире Серпуховском, братьях Василия I Андрее и Петре, князе Иване Юрьевиче [4, c. 83; 9, c. 142; 26, c. 136]. Н.Е. Веденеева полагала, в данном случае князья действовали полностью в соответствии с докончанием 1390 г. [2, c. 206-207], это, как кажется, верное замечание, в договоре этом как раз и учтен опыт и ошибки нашествия 1382 г. Справедливости ради стоит отметить – источники указывают на смятение горожан и в 1408 г.: «И смятеся град, и устрашишася людие и начаша бегати … а разбойници и тати и хищники руки своя наполниша богатством граблением [16, c. 208], или «и смутися град ужасным видением, и людие начаша зело бежати … и начаша злаа бывати в человецех, и хищници грабяще явишася» [23, c. 182-183; 25, c. 157]. Но дальше этого дело не пошло и волнения, очевидно, удалось предотвратить в зародыше.

Хочется отметить – несмотря на установление Остеем порядка, в Москве все равно не наблюдалось твердой дисциплины – некоторые «недобрии человеци» пограбили погреба с господским медом, и, упившись, гордо говорили: «не устрашаемся нахождениа поганых Татар, селик тверд град имуще … не трепят бот и под градом длъго стояти, сугубы тверд град имущи, изнутри града бойцы, а внеуду града князей наших съвокупляемых нахожениа блюдутся», и со стен тоже ругались на подошедший авангард ордынцев [4, c. 44; 15, c. 207; 16, c. 73-74; 19, c. 85-86; 28, c. 151]. У них, вполне возможно, было право так хвастаться, так как князья вне города не сидели сложа руки и собирали рать.

На следующий день с основным войском пришел сам Тохтамыш, и началась трехдневная осада Москвы. Горожане героически защищались, лили на осаждающих кипяток, кидали камни, стреляли из тюфяков (это первое упоминание использования огнестрельного оружия на Руси), один из защитников, суконник Адам, убил одного из знатных ордынцев, но и потери были большие: «мнози стоящеи на градских забралах от стрел падаху язвени, одолевахуть бо стрела Татарские паче, нежели градские» [4, c. 44-45; 15, c. 208; 16, c. 74-75; 19, c. 86; 28, c. 151-152]. Некоторые летописи добавляют: «с стен сбиша гражан, еще бо граду тогда ниску сущу» [9, c. 128; 14, c. 203]. Итак, хотя москвичам и удавалось успешно обороняться, но с трудом и они тоже несли немалые потери, к тому же простые ремесленники и бежавшие в Кремль селяне не привыкли к долгим боям и осадам, и именному поэтому, как нам кажется, но не просто по прихоти пьяной толпы, как утверждал Л.Н. Гумилев [8, c. 539], когда Тохтамыш через Василия и Семена Дмитриевичей предложил сдачу на почетных условиях, требуя лишь легких даров, то осажденные почти без колебаний согласились, и отправили посольство к хану, причем Остей тоже вышел из Москвы, и его убили первым и тайно [4, c. 45; 9, c. 128-129; 16, c. 75; 19, c. 87; 27, c. 442] – и это тоже еще один повод в пользу того, что литовского князя не Дмитрий посылал на оборону, иначе бы он так просто и быстро татарам, пусть даже и с клятвами братьев жены Донского, не поверил. Н.М. Карамзин очень хорошо писал по этому поводу: «Излишняя недоверчивость может быть пагубна в сем случае, и что безразсудно подвергать столицу дальнейшим бедствиям осады, когда есть способ прекратить их» [10, c. 85], но так, безусловно, могли думать только люди, плохо знавшие ордынцев и их хитрости и не встречавшиеся еще раньше в бою с ними. После этого уже все пришли в такое смятение, что не защищали стены, и татары ворвались в Москву – это случилось 26 августа. Источники очень ярко и с большой болью рисуют бедствия города и его жителей: великокняжеская казна была разграблена, как и многие боярские и купеческие дома, люди убиты или взяты в плен, церкви, в которых нанесли много книг для их спасения, сгорели, причем в тверской летописи есть уникальное свидетельство: «гражане сами град зажгоша» [27, c. 442].

В 1408 г. Едигей даже не попытался штурмовать город: «не смеяху бо близ града стати, пристроя ради граднаго и стреляния со града» [16, c. 208; 23, c. 183; 25, c. 158]. очевидно, за четверть века Москву удалось еще больше укрепить, там появилось больше пушек, и, видя, что собственными силами взять столицу Василия I не удастся, Едигей посылает в Тверь к князю Ивану Михайловичу «веля же ему быти часа того на Москве с пушками и с тюфяки» [4, c. 83; 9, c. 143; 16, c. 209; 26, c. 136; 28, c. 174]. Показательно здесь поведение тверского правителя – он с малой дружиной пришел к Клину, а оттуда вернулся обратно в свою столицу, хотя еще год назад Василий Московский поддерживал его соперника – Юрия Всеволодовича. Видимо, Иван Тверской правильно решил – татары уйдут, а грозный сосед останется, и сможет отомстить за предательство, «пуще татар» разорив землю, как это сделал Дмитрий с Олегом Рязанским после отхода Тохтамыша за помощь хану.

Немного удивляет отсутствие каких бы то ни было действий со стороны осажденных, например, вылазок, ведь Едигей вряд ли оставил у Москвы много своих воинов, которые были бы недовольны, если им не удалось бы за все это время ничего пограбить, а лишь стоять у каменных стен – вероятно, профессиональных воинов в столице все же было немного, а идти в атаку с неподготовленными ремесленниками и селянами опытный полководец Владимир Храбрый не хотел. С.М. Соловьев писал, одной из причин отказа Едигея от штурма Москвы являлось его желание сберечь людей [24, c. 29]. Действительно, после постоянных усобиц, страшного Тамерланова разорения, ордынское войско не могла не истощиться.

Таким образом, можно согласиться с утверждением Н.И. Костомарова: «Василий Дмитриевич … лучше своего отца распорядился защитою Москвы» [12, c. 140]. Действительно, Дмитрий, понадеявшись на крепость стен, совершил грубый просчет, и не оставил в столице действительно надежного командира, готового сражаться до самой смерти, но не сдаться. Князь Остей, установивший порядок среди осажденных, точно не был послан московским князем, а, или пришел в город самостоятельно, не зная о приближающейся угрозе, или был приглашен сохранившими спокойствие знатными москвичами. Это, на наш взгляд, и стало одной из главный причин взятия Москвы ордынцами. Василий I учел эту оплошность отца и оставил в столице, при своем отступлении в Кострому, надежных командиров, к тому же, за 25 лет с момента прошлой осады Москва, вероятно, еще больше укрепилась, на вооружении появилось много артиллерийских орудий, а ордынское войско весьма истощилось за этот же промежуток времени. В целом же две эти осады ясно свидетельствуют о возросшей силе и могуществе Московского княжества, уже не желающего безропотно поддаваться вражеским нашествиям степняков.

Список литературы:

1. Буганов В. И. От Куликовской битвы до освобождения от ордынского ига (1380–1480 гг.) // Куликовская битва. – М.: Наука, 1980. – С. 246-265.
2. Веденеева Н. Е. Василий I  Дмитриевич (1389-1425). Опыт политической биографии: дис. … канд. ист. наук. – Саратов, 2005. – 245 с.
3. Вернандский Г. В. Монголы и Русь. – Тверь: ЛЕАН; М.: АГРАФ, 1997. – 480 с.
4. Воскресенская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1859. – Т. 8.
5. Греков Б. Д. Якубовский А. Ю. Золотая Орды и ее падение. – М.; Л.: Изд-во Акад. Наук СССР, 1950. – 505 с.
6. Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – М.: Наука, 1975. – 519 с.
7. Горский А. А. Москва и Орда. – М.: Наука, 2000. – 214 с.
8. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ, 2007. – 656 с.
9. Ермолинская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1910. – Т. 23.
10. Карамзин Н. М. История Государства Российского. – СПб.: Типография Н. Греча, 1819. – Т. 5. – 698 с.
11. Книга Степенная царского родословия Ч. 1. // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1908. – Т. 21.
12. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2014. – 1024 с.
13. Летопись Авраамки // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1889. – Т. 16.
14. Львовская летопись. Ч. 1 // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1910. – Т. 20.
15. Московский летописный свод конца XV века // ПСРЛ: в 43 т. – М.; Л., 1949. – Т. 25.
16. Никоновская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1897. – Т. 11.
17. Новгородская Карамзинская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 2002. – Т. 42.
18. Новгородские летописи // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1841. – Т. 3.
19. Новгородские и Псковские летописи // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1848. – Т. 4.
20. Покровский М. Н. Русская история в 3 т. – СПб.: Полигон, 2002. – Т. 1. – 346 с.
21. Приселков, М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. – М.; Л.: Изд-во Акад. Наук СССР, 1950. – 514 с.
22. Псковские и Софийские летописи // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1851. – Т. 5.
23. Рогожский летописец // ПСРЛ: в 43 т. – Пг., 1922. – Т. 15. – Вып. 1.
24. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. – СПб.: Амфора, 2015. – Т. 4. – 415 с.
25. Симеоновская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1913. – Т. 18.
26. Софийские летописи // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1853. – Т. 6.
27. Тверская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – СПб., 1863. – Т. 15.
28. Типографская летопись // ПСРЛ: в 43 т. – Пг., 1921. – Т. 24.
29. Устюжские и Вологодские летописи XVI­­–XVIII вв. // ПСРЛ: в 43 т. – Л., 1982. – Т. 37.