ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ НАЗВАНИЯ РОМАНА В.С. МАКАНИНА «АНДЕГРАУНД, ИЛИ ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» (В ДИАЛОГЕ С «ЗАПИСКАМИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО)

Васильева Ольга Николаевна

аспирант Башкирского государственного педагогического университета им.М. Акмуллы, г. Уфа

E-mail: plomien@mail.ru

Само по себе явление интертекстуальности существовало в языке всегда, исследователи отмечают ее присутствие еще в античных текстах: «Обсуждение некоторых форм интертекстуальности можно найти уже в трудах Платона и Аристотеля» [1, с. 15].Термин «интертекстуальность» был введен в 1967 году теоретиком постструктурализма Ю. Кристевой, но изначально зарождение ее теории восходит к трудам Ф. де Соссюра, А.Н. Веселовского, Ю.Н. Тынянова и М.М. Бахтина, литературоведческие работы которого внесли в нее основополагающий вклад. Кристева попыталась объединить и развить научные труды Бахтина и исследования в области анаграммы Соссюра. Термин диалогичность Бахтина она заменила термином интертекстуальность. В 1967 году в работе «Бахтин, слово, диалог и роман» исследовательница охарактеризовала его следующим образом: «Любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Тем самым на место понятия интерсубъективности встает понятие интертекстуальности, и оказывается, что поэти­ческий язык поддается как минимум двойному прочтению» [7, с. 99].

Среди отечественных лингвистов особый вклад в развитие теории интертекстуальности внесла И.В. Арнольд. В рамках стилистики декодирования в своей работе «Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики» она представила обобщенную модель интертекстуальности, которая вбирает в себя концепцию диалогизма Бахтина и идеи современной герменевтики, а также ориентируется на познавательные возможности и становление личности в процессе чтения. В узком смысле интертекстуальность предстает как соотнесенность между собой только вербальных текстов, ограниченная сознательным ее выражением: «Интертекс­туальность — это включение в текст либо целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде маркированных или немаркированных, преобразованных или неизменных цитат, аллюзий и реминисценций» [2, с. 346].

«Андеграунд, или Герой нашего времени» — одно из самых значимых произведений Маканина, наиболее полно отображающее свою эпоху. Помимо сложнейшей поэтики, системы персонажей-двойников и необычной композиции, итоговый роман Маканина отличается россыпью аллюзий и реминисценций [15, с. 233].

Как известно, название и эпиграф произведенияотносятся к сильной позиции текстаи содержат максимально насыщеннуюконцептуальную информацию.Находящиеся в таких позициях цитаты и аллюзии ставят роман в историко-культурный ряд. Их анализ позволяет проследить, как смысл другого произведения преломляется в данном.

Гремучая смесь [8, с. 12]названия романа «Андеграунд…» содержит сразу две интертекстуальные отсылки. Маканин сталкивает идеологически противоречивые литературные традиции: с одной стороны, Лермонтов (герой нашего времени — цитата, название романа), с другой — Достоевский (андеграунд — аллюзия, отсылающая к «Запискам из подполья»). Первую часть названия — Андеграунд — можно рассматривать в двух аспектах: как направление в отечественной андеграундной культуре и через призму творчества Ф.М. Достоевского с его человеком из «подполья». «Записки из подполья» являются идеологическим этюдом [термин Р. Г. Назирова, см.: 14, с. 53—54] к роману Маканина, продолжающему историю «подпольного» человека. Главный герой произведения — агэшник Петрович [10, с. 72] — соотносим с прототипом Подпольного, которого Достоевский называет парадоксалистом. Противоречивость мыслей и поступков маканинского героя исходит уже из названия романа. И Подпольный, и Петрович болезненно самолюбивы, оба не принимают общественные и идеологические принципы — образ жизни,  шаблоны мышления своих современников и выше всего ценят свободную волю. Ради сохранения своего «я» оба героя готовы на все. Петрович, спасая свое «я», решается на убийство. Ср. его доводы:

Надо. Отступать некуда. Два с лишним десятилетия барабанил по клавиатуре машинки. Мое «я» <…> выбросить в угоду тому, что он тоже человек [10, с. 365]?

…вынянченное, выпестованное всей моей жизнью, он загубит мое — большее, чем я [10, с. 366].

Ср. у Достоевского:

…глупейшее <…> может быть выгоднее всех выгод даже и в таком случае, если приносит нам явный вред <…>, потому что во всяком случае сохраняет нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность и нашу индивидуальность [4, с. 115].

Оба героя не способны любить. Размышления Подпольного порождают нигилизм — он не верит ни в людей, ни в самого себя, ни в Бога. Маканинский герой предстает в романе экзистенциальным нигилистом, отказывающимся от всех существующих принципов истеблишмента [10, с. 669]; Петрович не признает никакой отчетности перед Богом, полагая Его существование где-то далеко. Он может наказать за убийство, а может и не наказать; про кого-то может забыть [17, с. 207]. Герой не верит, что за убийство придется ответить перед Богом:

Кто, собственно, спросит с меня — вот в чем вопрос. Бог?.. Нет и нет. Бог не спросит. Я не так воспитан. Я узнал о нем поздно, запоздало, я признаю его величие, его громадность, я даже могу сколько-то бояться Бога в темные мои минуты, но отчетности перед ним как таковой нет. Не верю в отчет [10, с. 227].

Петрович не раскаивается в совершенных убийствах, покаяние для него — это распад [10, с. 387].

В то время как Достоевский доказывает, что выход для личностного спасения — вера в Бога:«причина подполья — уничтожение веры в общие правила. «Нет ничего святого». … Трагизм подполья …в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться! Что может поддержать исправляющихся? Награда, вера? Награды — не от кого, веры — не в кого! Еще шаг отсюда, и вот крайний разврат, преступление (убийство)» [5, с. 329—330], постмодернист Маканин оправдывает изображение обезбоженного героя и общества в целом, поскольку писатель просто отражает действительность своего времени. В отличие от Достоевского, у Маканина исключен воспитательный характер литературы. Как он признается в одном из своих немногочисленных интервью: «Герой литературный не имеет к герою в жизни прямого отношения. <…> литературный герой — это тот инструмент, с помощью которого грядущие поколения будут открывать чердаки, комнаты и подвалы нашего времени» [18]. Отражая современность, автор пишет в «Андеграунде…»:

Достоевский тоже ведь и нас побеждал словами. Но как только Ф.М., с последним словом, торжествовал победу, выяснялось, что он победил кого-то стороннего. Не меня [10, с. 238].

Автор «Андеграунда…» в своем произведении переосмысливает образ «подпольного» человека в рамках постмодернистской философии и создает нового, современного героя андеграунда в ХХ веке. Если у Достоевского это человек, замкнутый в своем внутреннем мире, мучительно переживающий личностную рефлексию и существующий в одиночестве, тоПетрович живет живой жизнью [10, с. 560] со всеми доступными ее проявлениями, плотскими удовольствиями, для него мир полностью гиперреален, литературен. Новый герой андеграунда — социальный человек, сторож в огромной общаге [10, с. 7], жизненнозависимый от нее:

Жизнь вне их — вот где неожиданно увиделась моя проблема. Вне этих тупых, глуповатых, травмированных и бедных людишек, любовь которых я вбирал и потреблял столь же естественно, незаметно, как вбирают и потребляют бесцветный кислород, дыша воздухом. Я каждодневно жил этими людьми (вдруг оказалось). «Я», пустив здесь корни, подпитывалось [10, с. 392].

Кроме того, непримиримая и стойкаяпозиция Петровича,который не хочет,как его брат, жить в рабстве дискредитирующей власти, противопоставлена конформизму героя Достоевского.

В своем интервью телеканалу «Культура» автор так коммен­тирует слово андеграунд и отсылки в романе к классическим текстам русской литературы:«Это только слово «андеграунд» как бы чужое, но реально это — подполье. У Достоевского были «Записки из подполья». Ценно само слово. Но слово было скомпрометировано, для меня, во всяком случае, для моего поколения. <…> Одно дело — пришел человек к такому же человеку андеграунда, как и я. А пришел подпольщик к подпольщику —это сразу вызывало бы ненужную комическую ситуацию. Поэтому эти переклички естественны. Они говорили не столько о желании открыть новую тему, сколько попытаться засветить эту перекличку с великой литературой XIX века» [13].

Но «подполья» у писателей разные. Если у Достоевского это обратная стороначеловеческой сущности; мысли, в которых герою стыднопризнаться даже себе, тоу Маканина это андеграунд социальный, подсознание России [10, с. 259] — творческая интел­лигенция, отказавшаяся от участия в советском стиле управления искусством и литературой — истеблишменте, — близкая внутренним эмигрантам и диссидентам. Это серьезное социально-политическое, мировоззренческое явление — подсознание общества [10, с. 694]. Именно поэтому известному исостоявшемуся писателю Зыкову, вышедшему из данного социального подполья хочется слыть хорошим для андеграунда [10, с. 692]. Петрович — один из агэшников: он неизвестен, его не печатают, маленький паучок — единственное живое существо, кого заинтересовали тексты [10, с. 571]. Статус писателя ему придает лишь старая пишмашинка, которую герой везде таскает с собой. Но Петрович гордится своей принадлежностью к андеграунду, непризнанию он противопоставляетсохранностьсвоего «я» [10, с. 365] — самую важную для него ценность.

Помимо духовного андеграунда [16] в романе есть еще два «подполья»: «общага» — коридоры, в растяжке их образа до образа всего мира [10, с. 38] и власть («психушка» и КГБ). Общежитие, в котором Петрович сторожит чужие каве метры [10, с. 29] — метафора современного мира со всеми его пороками, место, где все решает гигантский коллективный мозжечок [10, с. 601], личное становится общим (измены Курнеевой), любовь подменяется плотскими отношениями, борьба за квадратные метры приобретает крайне жестокий характер. Автор в своем произведении представляет мир как хаос. Но еще более уродливым и агрессивным в романе предстает второе «подполье» — психушка [10, с. 252], олицетво­ряющая собой власть, которая издевательски подавляет сознание инакомыслящих и доводит до слабоумия брата Петровича Веню. Примечательно, что состояния, вызываемые препаратами, как отмечает Липовецкий, в полной мере стимулируют комплекс андеграундного интеллигента: мука отчуждения, мука молчания, жажда выговориться, одержимость молчанием (и самим собой) [9, с. 209]. Таким образом, «андеграунды» в романе оказываются родственными и взаимосвязанными.

Подведем итог. Размещение концептуально значимых смыслов художественного текста в сильных позициях является одним из самых эффективных художественных приемов. В названии романа «Андеграунд, или Герой нашего времени» представлены его ведущие содержательные характеристики. Маканин соединяет две сильнейшие и противоположные литературные традиции — Достоевского и Лермонтова, чем подчеркивает парадоксальность главного героя. Интертекстуальные связи, содержащиеся в названии и эпиграфе дают возможность более глубокого прочтения романа и понимания его смысла.

Вслед за классиком ХІХ века Маканин продолжает тему «подпольного» человека, однако он переосмысливает этот образ с позиций постмодернизма и создает современного героя андеграунда. Если «подпольный» человек Достоевского обречен на одиночество, принципиальное и непреодолимое, то агэшник Маканина — человек общества, — нонконформист с активной позицией, которому доступны все проявления живой жизни. Писатель показывает «подпольного» человека в современном мировоззрении. Кроме того, «Андеграунд…» в русле отталкивания от идей Достоевского и сближения с постмодернистской философией лишен воспитательной функции, автор усматривает призвание писателя лишь в отражении современной действительности со всеми ее пороками.

Список литературы:

1. Аникина Э.М. Интертекстуальность в дискурсе СМИ (на материале англо-американской прессы) [Текст] / Э.М. Аникина. Уфа: РИО БашГУ, 2006. — 100 с.
2. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность / Науч. ред. П.Е. Бухаркин. Изд. 2-е. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. — 448 с.
3. Архангельский А. Где сходились концы с концами: Над страницами романа Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» / А. Архангельский // Дружба народов. — 1998. — № 7. — C. 180—185.
4. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. — Т. 5. — Ленинград: Наука, 1973. — 408 с.
5. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. — Т. 16. — Ленинград: Наука, 1976. — 440 с.
6. Ермолин Е. Человек без адреса: Роман Вл. Маканина  Андеграунд, или герой нашего времени  как книга последних слов / Е. Ермолин // Континент. — 1998. — № 98. — C. 322—350.
7. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. — 1995. — № 1. — С. 97—124.
8. Латынина А. Легко ли убить человека?: Литература как великий вирус: [Отклик на роман В. Маканина «Андеграунд, или герой нашего времени»] / А. Латынина // Лит. газ. — 1998. — № 17. — C. 12.
9. Липовецкий М. Растратные стратегии, или Метаморфозы «чернухи» // Новый мир. — 1999. — № 11. — С. 193—210.
10. Маканин В.С. Андеграунд, или Герой нашего времени. М.: Эксмо, 2010. — 736 с.
11. Маканин В.С. Река с быстрым течением: сборник. М.: Эксмо, 2009. —352 с.
12. Маканин В.С. «Я не убивал их…». Интервью В.С. Маканина // Российская газета. — 5—10 июня 2008. — С. 26.
13. Маканин Владимир. Самое интересное — играть черными [Электронный ресурс] // Телеканал «Культура»: сайт. — URL: http://www.tvkultura.ru/news.html?id=142174 (дата обращения: 23.03.2012).
14. Назиров Р.Г. Творческие принципы Ф.М. Достоевского. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1982. — 160 с.
15. Немзер А.С. Замечательное десятилетие русской литературы. М.: Захаров, 2003. — 608 с.
16. Семыкина Р.С.-И. Ф.М. Достоевский и русская проза последней трети ХХ века. Автореф. дис. … докт. филол. наук. Екатеринбург, 2008. — 46 с.
17. Степанян К. Кризис слова на пороге свободы // Знамя. — 1999. — № 8. — С. 204—214.
18. Странная война Владимира Маканина: Интервью с Владимиром Маканиным [Электронный ресурс] // Новая литературная карта России: сайт. — URL: http://www.litkarta.ru/dossier/strangewarmakanin/dossier_2236/ (дата обращения: 10.11.2011).
19. Шилина К.О. Поэтика романа В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» (проблема героя). Автореф. дис. … канд. филол. наук. Тюмень, 2005. — 25 с.