ДВИЖЕНИЕ КАК ОСНОВА МЕТАФОРИЧЕСКИХ ПРОЕКЦИЙ НА ОБЛАСТЬ ВНУТРИТЕЛЕСНЫХ ОЩУЩЕНИЙ

Нагорная Александра Викторовна

канд. филол. наук, доцент Московского городского педагогического университета, г. Москва

E-mail: alnag@mail.ru

Одной из важнейших задач в современных гуманитарных науках является создание комплексной модели субъективного мира человека. Сформулированная более тридцати лет назад в трудах ведущих отечественных и зарубежных ученых (см., например, [1]), эта задача до сих пор не нашла удовлетворительного решения в силу своей объективной сложности, заключающейся главным образом в «принципиальной ненаблюдаемости внутреннего мира» человека [5, с. 11]. Одним из стержневых компонентов этого мира, формирующих его и в значительной степени определяющих его развитие, является так называемый интероцептивный опыт — опыт переживания ощущений, возникающих во внутренней среде организма.

Интероцепция является новой, но весьма перспективной проблемной областью в гуманитарных науках. Она активно осваивается современной психологией (А.Ш. Тхостов, Г.Е. Рупчев, С.П. Елшанский, Г.А. Арина, С.Э. Поляков и т. д.) и имеет серьезные шансы на включение в сферу лингвистических исследований. Интероцепция представляется релевантным объектом исследования для лингвистики в силу целого ряда причин. С одной стороны, переживание интероцептивного ощущения неразрывно связано с его концептуализацией, а вывод в речь является основным, если не единственным, способом экстериоризации внутрителесного опыта. Изучая интероцептивные процессы, мы имеем дело главным образом с их вербальной составляющей, а эффективное и научно состоятельное исследование языковых средств, используемых для репрезентации интероцептивных ощущений, предполагает наличие специальных навыков лингвистического анализа. С другой стороны, изучение вербалики интероцептивных ощущений способно пролить свет и на многие сугубо лингвистические проблемы, в числе которых — стратегии и тактики ословливания феноменов субъективной реальности, роль процессов синтаксирования и номинации в передаче личностных смыслов [3], факторы, способствующие или препятствующие формированию идиолекта в определенной сфере, и множество других. В данной статье мы ограничимся рассмотрением лишь одного лингвистически релевантного аспекта интероцепции — процессов метафоризации при построении словаря интероцептивных ощущений.

В трудах современных ученых метафоричность единодушно признается наиболее базовой, сущностной чертой интеро­цептивного словаря.

Ощущение — явление фундаментально не дискурсивное. Его вывод в речь описывается как своеобразный «перевод непереводимого», а метафора признается единственным способом и средством его вербализации. Как пишет Д. Биро, исследуя язык боли, «мы не делаем осознанный выбор в пользу метафоры, мы вынуждены прибегать к ней в связи с полным отсутствием буквального языка. Это либо метафора, либо отсутствие языка» [8, c. 73].

Основные функции метафоры по отношению к интероцептивному ощущению могут быть представлены следующим образом:

1. Метафора объективирует ощущение. Специфика внутрителесного ощущения заключается в том, что оно лишено элемента внешней вещественности. Ощущение — это безобъектный феномен и как таковой не оформляется в полноценный объект сознания без посредства дополнительных ментальных процедур. Метафора оформляет ощущение, придает ему реальность, выступая в этом смысле как своеобразный инструмент миропорождения (см., например, [8, c. 77]).
2. Метафора дает возможность коммуникации внутрителесного опыта [7, c. 52], позволяет сообщить о сугубо индивидуальных, субъективных переживаниях другому человеку. Метафора, таким образом, позволяет нам трансцендировать границы нашего индивидуального существования и сделать содержание нашего сознания доступным для других.
3. Метафора является средством структурирования глобального, синкретичного внутрителесного опыта. Сообщая ощущению структуру, форму и цель, она демистифицирует его, делая его более понятным человеку и тем самым облегчая его переживание.

Признавая метафоричность базовой характеристикой внутренней телесности, психологи, однако, часто недооценивают роль метафоры в создании интероцептивного словаря, придерживаясь несколько устаревших взглядов на ее природу и сущность. Метафора рассматривается главным образом в классических терминах фигуры речи, и метафорическими преимущественно признаются развернутые высказывания, эксплицитно содержащие сравнение (ощущение было такое, как будто…) (см., например, [4; 7]).

Показательна в этом отношении работа О.В. Ефремовой, в которой развитие индивидуальной сетки интероцептивных значений связывается с двумя четко разведенными процессами: 1) объективацией болезненных ощущений с помощью медицинской терминологии и усвоенных простейших диагностических процедур; 2) субъективацией, выраженной в метафорическом описании ощущений [2, с. 35]. Фактически О.В. Ефремова выделяет две группы единиц в составе интероцептивного словаря: конвенциональные наименования, образующие, как пишет автор, сетку «культурных» значений, и метафорические, обеспечивающие индивидуализацию в описании ощущений. При этом, по наблюдению автора, наибольшее количество метафорических описаний дают люди, которые впервые испытывают те или иные симптомы, не знают свой диагноз и не имели опыта подобных заболеваний [2, с. 34]. Предлагаемая О.В. Ефремовой схема не учитывает принципиальной метафоричности самой устоявшейся системы «культурных значений», составляющих терминологический фонд медицины. Даже самый поверхностный лингвистический анализ лексических единиц, содержащихся в широко используемых «опросниках боли» (MacGillQuestionnaireи его русскоязычные аналоги) позволяет убедиться в том, что интероцепция не имеет собственного словаря, целиком и полностью полагаясь на метафору. Ощущение описывается как резь, жжение, давление, перемещение, скручивание и т. п. — посредством лексических единиц, широко использующихся в самых разных сферах жизни, выходящих далеко за пределы внутрителесного пространства. Метафоричность подобных описаний не ощущается лишь потому, что активно используясь и в обиходе, и в специализированном медицинском дискурсе на протяжении уже нескольких столетий, они стерлись и приобрели характер речевых штампов. Описывая процесс «буквализации» метафор, Д. Биро обращается к вопросу о различии между буквальным и метафорическим языком. Язык ощущения, пишет Биро (оговоримся, что он ограничивается анализом болевого ощущения), одновременно и метафоричен, и нет. С одной стороны, он опосредован и по определению ложен: он описывает один предмет в терминах другого. С другой стороны, все, начиная с писателей и заканчивая людьми с улицы, используют его. Более буквального или прямого способа сообщить об ощущении не существует [8, c. 71].

Признавая метафору единственным средством экстериоризации внутрителесного опыта, мы хотели бы обратиться к вопросу об истоках интероцептивных метафор — о тех доменных областях, которые служат источником метафорического переноса. Следует отметить, что данный вопрос уже неоднократно поднимался в научной литературе [7; 4; 11 и др.], но освещался, как нам представляется, несколько поверхностно. Авторы, как правило, ограничиваются указанием на то, что источником метафорических проекций на область внутрителесных ощущений служит так называемый экстрацептивный опыт человека (Ср.: «Язык внутреннего тела — это соотнесение интрацептивных ощущений с экстрацептивными, т.е. заимствование языка описания внешних объектов и действий» [4, с. 50]). Данное наблюдение представляется ценным и не вызывает возражений, однако основной вопрос все же заключается в том, какие именно виды экстрацептивного опыта и каким образом формируют базис для ословливания внутрителесных ощущений. Иными словами, необходимо определить тот спектр телесных практик, которые снабжают человека необходимым вокабуляром для словесного обозначения феноменов внутрителесной реальности.

Анализ вербальных презентаций внутрителесных ощущений позволяет заключить, что основными доменными областями для метафоризации на макроуровне служат моторное и перцептуальное взаимодействие с внешним миром. Под моторным взаимодействием мы подразумеваем аккумулируемый в течение жизни опыт телесного движения в пространстве. Перцептуальное взаимодействие предполагает получение информации из окружающей среды, обеспечиваемое деятельностью органов чувств (зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса). Используемый нами термин «взаимодействие» призван подчеркнуть активный, двусторонний характер данного процесса. Человеческое тело не является пассивным регистратором происходящих вне его процессов, так же как и среда не остается индифферентной к оказываемому человеком воздействию. Человек «вдействован» в мир (См. [6, с. 49]), его тело и «среда его активности связаны друг с другом петлями круговой, циклической причинности» [6, с. 31]. Кроме того, совершенно очевидно, что движение и перцепция не могут быть полностью разделены, а уж тем более противопоставлены, поскольку они неизменно сопровождают друг друга. Тем не менее, они могут рассматриваться в отвлечении друг от друга, являясь феноменологически разными процессами и по-разному фиксируясь в сознании и (как следствие) в языке. 

Телесное движение является тем видом деятельности, в который человек оказывается вовлечен еще до момента своего рождения [13] и с помощью которого он поддерживает связь с миром с первой секунды появления на свет и до самой смерти. В современной когнитологии движение признается ведущим фактором в процессе созидания значения вообще (см. [10]). Как пишет М. Шитс-Джонстон, «в первую очередь мы учимся извлекать смысл из своего тела. Этот смысл приходит к нам в движении и через движение. Мы делаем это без слов. Это первичное смыслоразличение является той точкой отсчета, от которой начинается наше осмысление мира» [12, с. 148]. «Осмысление мира» внутреннего тела, несомненно, также базируется на движении и формирующемся у нас представлении о нем.  

Анализ «интероцептивного дискурса» показывает, что метафора движения является одним из наиболее популярных приемов вербализации внутрителесного ощущения. «Жизнь» внутреннего тела в норме не регистрируется сознанием. Как пишет М. Джонсон в свойственной ему аллегорической манере, «тело выполняет свою удивительную работу по большей части за кулисами» [10, c. 6]. Для человека, воспитанного в традициях западной культуры, внутреннее тело — это «черный ящик, наполненный непонятным содержимым» [8, c. 168]. Это содержимое, однако, при всей его «непонятности» имеет некоторую структуру и состоит из элементов, занимающих в ней определенное положение.

Возникновение ощущения часто интерпретируется как дестабилизация структуры внутреннего тела. Данный процесс может описываться двумя основными способами: 1) как свободное перемещение отдельных его частей и органов по внутрителесному пространству и (в крайнем случае) их выход за пределы тела и 2) как изменение их естественного положения при сохранении общей локализации.

Отметим, что данные приемы используются преимущественно для описания сердечных и желудочных сенсаций. Известно, что именно сердце и желудок являются наиболее «когнитивно освоенными» внутрителесными областями, что связано как с особенностями их функционирования (их деятельность может ощущаться аудиально и тактильно), так и с их особым аксиологическим статусом в системе телесных координат (см., например, [9, c. 155; 7, с. 72]). Ощущения, локализуемые в других органах и участках внутреннего тела, как правило, не описываются в терминах движения, хотя теоретически такая возможность существует при условии введения в описание обобщенных указаний типа “something inside me” или “everything inside me”, поскольку бессубъектное движение представляется невозможным. Реальных же примеров такого словоупотребления нами обнаружено не было.

К наиболее базовым следует отнести случаи, когда ощущение описывается как перемещение органа по вертикальной оси: вверх (rise, soar, heave, lift, etc.) или вниз (sink, drop, fall, plunge, etc.):

Myra’s stomach roseto somewhere just under her heart and hung there, knotted like a wet rag (S. King. Needful Things).

I felt my heart lift at this amazing sight <…> (D. Koontz. Seize the night).

My heart dropped, but not too far (S. King. Ayana).

Преобладание описаний подобного рода связано с тем, что внутреннее тело ментально моделируется как вертикально ориентированная структура, в которой ось верх-низ имеет гораздо большую протяженность, чем ось лево-право. Такое положение вещей объясняется тем, что конфигурация ненаблюдаемого внутреннего тела естественным образом соотносится в сознании человека с конфигурацией доступного наблюдению тела внешнего. В целом внутреннее тело представляется как контейнер, который вложен в тело внешнее, но не повторяет в точности его контуров, представляясь структурой более глобальной, целостной и однородной, но, тем не менее, вытянутой по вертикали. В связи с этим представляется естественным выбор вертикальной ориентации при описании ощущения, поскольку в этом случае совершаемое им «перемещение» захватывает большее пространство, что позволяет придать описанию больший драматизм.

В рамках образа тела, существующего в когнитивном пространстве представителей англоязычного социума, границы внутреннего тела обладают проницаемостью. Перемещаясь по внутрителесному пространству, орган может не только остановиться в любой его точке, но и вовсе выйти за его пределы. Ср.:

My heart dropped low in my belly (M.L. West. Crazy Ladies).

My heart dropped to my bowels (M.L. West. Crazy Ladies).

<…> her heart dropped to her stomach <…>(D. Davis. Dangerous desires).

My heart dropped to my shoes (M. Walker. Never as good as the first time).

Without warning, my heart dropped to my bathroom floor (C.M. Burney. Death, deceit & some smooth jazz: an Amanda Bell Brown mystery).

Отметим, что в используемых для описания ощущения единицах «регистрируется» не только траектория движения, но и его качественные параметры: скорость (ср. riseи soar, fallи plunge), плавность (ср. riseи jump), обратимость (ср. jumpи sink), цикличность (plungeи heave) и т. д.

Примечательно, что в этих единицах может имплицироваться тип среды, в которой осуществляется перемещение (sink — водная среда, rise — преимущественно воздушная среда, soar — воздушная среда и т. д.). Данное наблюдение представляется важным в силу того, что оно свидетельствует о наличии двух принципиальных типов представлений об устройстве внутреннего тела в когнитивном пространстве носителей английского языка: внутреннее тело как полость внутри тела внешнего и внутреннее тело как наполненный жидкостью контейнер, вложенный в тело внешнее. Заметим, что факты русского языка свидетельствуют в пользу исключительно «воздушной» трактовки внутреннего тела, и русские «сердце» и «желудок» не обнаруживают тенденции к «погружению» (*сердце утонуло).

В рамках первого типа выделяется обширная группа высказываний, базирующихся на приеме олицетворения органа внутреннего тела. Наделяясь антропо- и зооморфными свойствами, орган приобретает способность к совершению сложных контролируемых движений. Основная их часть — это движения, обеспечивающие перемещение в пространстве: jump, leap, run, race, gallop, etc. Наличие у органа «свободной воли» и способности к совершению целенаправленных действий позволяет ему перемещаться в любом направлении и по любой траектории:

Brian’s heart rose — did more than rise. It soared and did a backover flip (S.King. Needful Things).

Внутрителесное пространство может разворачиваться в горизонтальной плоскости, а его границы простираться далеко за пределы анатомического субстрата. Подобная ситуация наиболее типична для описания сердечных сенсаций. Учащенный сердечный ритм, например, часто ассоциируется с бегом, обозначаемым лексическими единицами типа run, race, gallop:

There was no one in sight: his heart raced, and he was cold in the heat of the sun (Alan Garner. The Owl Service).

His heart broke into a sudden disorganized gallop(S. King. Thinner).

I watch, my heart suddenly galloping (Sophie Kinsella. Twenties Girl). 

He held the belt up, reading it, and felt his heart speeding up to a frightened run (S. King. Thinner).

Заметим, что в русском языке такой тип концептуализации не наблюдается (ср. *сердце бежит, несется галопом, ускоряет бег), и сердцу приписывается способность перемещаться только по вертикали (сердце подпрыгнуло, подскочило, упало и т. п.).

Олицетворение органа внутреннего тела может дополнительно подкрепляться развернутыми сравнениями типа his heart skittered in his chest (like a man who has stepped in something greasy, he thought) <…> (S. King. Thinner); My heart leaps like a doe in the forest   (P. Conroy. Beach Music); my own heart soared like an eagle (L.E. Larrabee. Some lessons about light).  Дополнительный эффект олицетворения достигается и посредством включения в описание глаголов с семантикой волеизъявления или усилия: Nettie’s breath caught as if on a thorn; an expression of trapped horror froze her face and her heart tried to cram its way up into her throat. (S. King. NeedfulThings).

Персонифицированные органы способны к совершению и более сложных движений, предполагающих целенаправленное использование отдельных частей обретаемого ими антропо- или зооморфного «тела», в частности рук:

My heart smacked against my chest <…> (J. Langan. City of the dog). 

или ног:

His heart kicked in his chest and something turned strange in his gut, like a funny bone had been hit (R. Morgan. Thewelcome).

Враждебно-деструктивный потенциал этих движений направлен против чувствующего и воспринимающего Я, которое часто вводится в описание, результируя появлением конструкций типа:

At the first sight of her, Carson’s heart kicked him in the ribs. He gasped for breath (J.P. Martino. A bridge in time).

He hasn’t been feeling well; his stomach has been kicking up on him again (S. King. Needful Things).

Высказывания подобного типа отражают крайнюю степень отчуждения субъекта от собственного тела, восприятие тела как чужой и чуждой, внеположенной ему реальности.

Как указывалось выше, внутрителесное ощущение может также концептуализироваться как изменение естественного положения некоторого органа при сохранении его первоначальной локализации. Это изменение может осуществляться посредством однократно совершенного органом или произошедшего с ним перемещения.

Так, например, орган может «отклониться» от свойственного ему положения, утратив первоначальный баланс во внутрителесном пространстве:

My stomach lurchesagain (Sophie Kinsella. Twenties Girl).  

Billy felt his heart tilt in his chest and fall crazily out of rhythm (S. King. Thinner).

Такая концептуализация в значительной степени обусловлена общим влиянием ментальной модели «тело – машина», в рамках которой тело представляется механизмом, состоящим из множества слаженно работающих функционально специфичных деталей. Реальность данной модели, возникшей в массовом сознании под влиянием картезианской философии, подтверждается использованием подчеркнуто технической терминологии (lurch, tilt, heel) при описании ощущений. Орган «входит в крен», что затрудняет его функционирование и создает угрозу для стабильной работы всего механизма в целом.

Орган может также совершать перемещение вокруг своей оси, не покидая изначально отведенного ему места (roll, flip, turnover):

He felt his stomach roll over in a single giddy tumble <…>(S. King.Thinner).

Ben <…> felt his stomach flip over slowly, like an airplane doing a slow roll (S. King. Salem’s Lot).

Jason felt his own stomach turn over (R. Cook. Mortalfear).

Такая ротация обычно осуществляется желудком и, как правило, связывается с действием эмоциональных факторов, наиболее частотными из которых являются испытываемое экспериенцером волнение и отвращение:

The thought that part of him has been inside part of me makes my stomach turn over (Kate Harrison. The Starter Marriage).

Глаголы, обозначающие ротационное движение, могут использоваться и для описания органо-неспецифического широко локализованного ощущения, охватывающего значительную часть внутрителесного пространства:  

<…> my insides twisted and turned (D. Pelzer. Achildcalled‘It’).

Отмечены также случаи концептуализации ощущения как движения, происходящего внутри органа:

I had a terrible sinking in my stomach <…> (S. King. N.).

After a few seconds I feel a weird flip in my stomach (Sophie Kinsella. Twenties Girl).   

<…> there’s a slight heaving in my stomach (Sophie Kinsella. Twenties Girl).   

Alan felt a sickening lift-drop in his stomach (S. King. Needful Things).

Нам представляется, что такая стратегия используется не только для того, чтобы описать ощущение как более локальное, «точечное», но и для придания ему большей степени объективности. Несмотря на то, что носители английского языка оказывают явное предпочтение описаниям, в которых ощущение связывается с перемещением органа по внутрителесному пространству, они не могут не отдавать себе отчет в несоответствии этих описаний реальному положению вещей. Локализация движения внутри органа позволяет избежать чрезмерной гиперболизации при сохранении  общих качественных характеристик ощущения. Неслучайно в обоих случаях используются один и тот же набор лексических единиц (sink, lift, drop, etc.). Следует, однако, сделать весьма существенную оговорку: эти единицы не используются в предикативной функции, и ощущение в данном случае оказывается «чистой сенсацией», существующей самостоятельно, вне непосредственной зависимости от органа, в котором оно локализуется. В качестве единиц номинации выступают главным образом абстрактные отглагольные существительные либо субстантивные члены конверсионной пары глагол-существительное.  Немаловажным представляется и тот факт, что морфологические особенности используемых в данном случае единиц позволяют подчеркнуть преходящий характер ощущения, его кратковременность и нециклический характер.

Подводя итог, можно отметить, что метафора движения является весьма продуктивным способом осмысления внутрителесного ощущения и предоставляет широкий диапазон лексических средств для обозначения его качественных и количественных характеристик.      

Список литературы:

1. Артемьева Е.Ю. Психология субъективной семантики. — М.: Изд-во ЛКИ, 2007. — 136 с.
2. Ефремова О.В. Субъективная семантика интрацепции при ипохондрических синдромах // Психология субъективной семантики интрацепции. — Часть 1. — М.: Институт молодежи. — 1997. — 229 с.
3. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. — 160 с.
4. Рупчев Г.Е. Психологическая структура внутреннего телесного опыта при соматизации (На мат. соматоморфных расстройств): дис…. канд. псих. наук. — М., 2001. — 128 с.
5. Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. — М.: Academia, 2005. — 640 с.
6. Телесность как эпистемологический феномен. — М.: ИФРАН, 2009. — 231 с.
7. Тхостов А.Ш. Психология телесности. — М.: Смысл, 2002. — 287 с.
8. Biro D. Listening to pain. Finding words, compassion, and relief. — N Y, 2010. — 256 P.
9. Fisher S. Body Consciousness. — London: Calder and Boyars, 1973. — 176 P.
10. Johnson M. The Meaning of the Body: Aesthetics of Human Understanding. — Chicago: The University of Chicago Press, 2007. — 308 P.
11. Scarry E. The Body in Pain. The making and unmaking of the world. — N Y, Oxford: University Press, 1985. — 386 P.
12. Sheets-Johnstone M. The Primacy of Movement. — Amsterdam: John Benjamins, 1999. — 574 P.
13. Van Dantzig S. Mind the Body. Grounding Conceptual Knowledge in Perception and Action. — Rotterdam: Erasmus University, 2009. — 155 P.