Статья опубликована в рамках: XXIX Международной научно-практической конференции «Научное сообщество студентов XXI столетия. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ» (Россия, г. Новосибирск, 12 февраля 2015 г.)
Наука: Филология
Скачать книгу(-и): Сборник статей конференции
- Условия публикаций
- Все статьи конференции
отправлен участнику
«КЛАУСТРОФОБНОЕ» ПРОСТРАНСТВО В РОМАНЕ И. МАЛЫШЕВА «ПОДМЕНЫШИ»
Подтыкайлова Юлия Петровна
студент 5 курса, филологический факультет КГУ, РФ, г. Курган
Нежданова Надежда Константиновна
научный руководитель, канд. филол. наук, доцент КГУ, РФ, г. Курган
За роман «Подменыши» И. Малышев в 2009 году был награждён премией журнала «Роман-Газета» в номинации «Открытие года». Герои произведения — нонконформисты, выступающие против существующего миропорядка. В начале повествования молодые люди взрывают памятник Николаю II, считая царя первопричиной расстрелов на Ленских приисках. Боясь расправы за учинённое ими преступление, двое подростков, Сатир и Белка, скрываются в съёмном полуподвальном помещении вместе с их общим другом Эльфом.
Одним из организующих концептов данного произведения является пространство. Особенностью организации хронотопа в романе И. Малышева является его замкнутость, клаустрофобность. Клаустрофобия — состояние волнения, тревоги, страха, вызванное нахождением в замкнутом пространстве. В романе замкнутое пространство эксплицируется подвалом: «Над ней нависал серый, покрытый мелкими трещинками и клочьями черной паутины потолок. Потолок поддерживали четыре стены, выкрашенные грязно-зеленой краской. Окно комнаты было наполовину затоплено под землю. «Полуподвал, — подумала Серафима. — Полумогила» [3]. Таким образом, подвал, ставший местом обитания героев романа, становится контекстным синонимом гроба, могилы. Пространственная картина мира в романе многослойна и включает в себя архаические, мифопоэтические и «бытовые» представления.
При описании жилища в романе особое внимание уделяется физическому и эмоциональному состоянию его обитателей: «В таком бардаке кошки себя очень хорошо чувствуют», — отчего-то подумалось ей»; / «В подвальное окно сочился красноватый, как разбавленная кровь, свет осеннего заката» [3]. Клаустрофобное восприятие действительности является следствием нарушения законов жизни: заселившись в опасное, не пригодное для жизни человека место, подростки испытывают мучительную тягость, отчаянность, угнетённость. И.А. Кремлева в работе «Похоронно-поминальные обычаи и обряды» отмечает, что в новый дом никогда первыми не входили молодые, потому что считали, кто первым войдет в новый дом, тот первым и умрет, а потому первыми пускали петуха или кошку [2]. Ребята нарушили этот обычай при переселении в жилище.
Герои романа живут в особой действительности, которая сочетает в себе прошлое и настоящее время, сверхъестественное и обыденное. И. Малышев использует художественный метод, включающий в реалистическую картину мира мистическое, сказочное. Как представляется, сознательная установка автора на присутствие элементов фольклорной поэтики в романе (уже в самом названии и эпиграфе), даёт ключ к пониманию неоднозначного финала произведения. Многие критики концовку романа признают слабой: спутанной и неясной. Однако при внимательном прочтении становится очевидно, что последние страницы романа посвящены описанию их жизни после смерти. «Сигналами» близкого трагического финала становится заселение в жилище, непригодное для человеческого существование, а также нарушение героями правил регламентации пространственного поведения. Как отмечает А.А. Бобрихин в работе «Обрядовое моделирование жилого пространства в культуре русских крестьян Урала», в пространстве избы поведение человека достаточно регламентировано, что наблюдается как в повседневной жизни, так и, в особенности, обрядовой и праздничной [1, с. 29].
Ещё одной «приметой» близкой смерти становится пошив Белкой пончо. Считается, что рубашка, надеваемая «на смерть» не застегивалась ни на запонки, ни на пуговицы, а завязывалась тесьмой или гарусом, как носили в старину. Существует поверие, что приготовленную «на смерть» одежду нельзя дошивать. Необходимо оставить какую-нибудь деталь недоделанной, чтобы миновать быстрой смерти. Серафима, изображая друзей на своём изделии в образе животных и птиц, заполнила все клетки, тем самым полностью завершив процесс вышивания.
Время в подвале меняется, оно перестаёт быть линейным и будто бы останавливается, что характерно для таких локусов как могила, гроб: «Жизнь вошла в какую-то глубокую и безнадежную колею. Друзья увязали в вынужденном безделье, как пчелы в меду. Медлительность времени раздражала. Приплывали из ниоткуда и исчезали, как в замедленной съемке, мгновения, неторопливо истлевали минуты, долго и тоскливо исходили едким дымом часы» [3].
Героям, существуя в таком пространстве, становится всё труднее отделить реальность от собственных ощущений: «Достало меня все. Устал я. Какая-то пустота внутри, которая все растет и растет. Иногда вообще непонятно, жив я или умер. Есть я или нет» [3].
«Клаустрофобное», замкнутое пространство подвала повлияло на мироощущение героев: «Ощущение запертости постоянно давило на друзей, словно каждый из них носил тяжелый и раздражающе неудобный бронежилет, который хотя и защищал от опасностей, но в то же время отнимал все силы и желание действовать. Движения их стали медленными, лишенными цели и надежды. Даже Белка, казалось, несколько утратила свою обычную живость и потускнела, хоть и старалась не показывать вида, всячески подбадривая своих «сокамерников» [3].
Пространство подвала становится образом «неволи». Интересен с этой точки зрения эпизод «самозаточения» одного из героев. Сатир захотел провести опыт над собой и физически ощутить, каково это остаться слепым. Через несколько дней юноша, привыкнув к слепоте, решил оглохнуть, чтобы еще сильнее отгородиться от мира. Происходит постепенное сужение образов: в отдаленье от города полуподвал, похожий на могилу, в котором герой становится узником собственного тела. При описании Сатира после этого эксперимента упоминаются черты, характерные для мертвого, неживого человека: «К исходу седьмой недели он страшно, почти нечеловечески, похудел, лицо его больше напоминало череп, казалось, даже волосы поредели и сквозь них просвечивает голая кость» [3].
Согласно фольклорным представлениям, пространственная модель базируется на основании бинарной оппозиции «свой»-«чужой». В вышеприведённом примере можно заметить нарушение этого архитипического противопоставления. Принято считать, что «своё» — освоенное пространство, находящееся в сфере доступности, используемое для сохранения безопасности человека. Герой произведения, лишив себя возможности видеть и слышать, разрушил тем самым границу между окружающим миром и личным пространством. Под последним понимается та область пространства, которую человек способен самостоятельно познать, воспринять [4, с. 64]. Причина ужасного состояния героя после эксперимента с «самозоточением» выглядит как сведение «своего» пространства к точке. Проницаемость и ослабление границы между личным пространством и «чужим» грозит человеку поглощением мира областью «чужого». Герой ведёт себя неправильно в неправильном месте, поэтому и его действия воспринимаются как антиповедение, что в результате приводит к смерти героя.
Исходя из всего сказанного, можно утверждать, что основными признаками земного пространства в романе И. Малышева являются замкнутость, отдаленность. Замкнутое пространство в романе постулируется как «клаустрофобное», так как нахождение в нём вызывает у героев чувства тревоги, страха.
Концепт пространства оказывается доминирующим в романе, что напрямую соотносится с мировоззрением главных героев И. Малышева — революционеров-романтиков, героев открытого пространства, для которых активная деятельность, свобода является нормой жизни. В романе срабатывает принцип воздаяния за грехи. Герои избежали реального наказания, но существование в подвале сделало их узниками этого места. Уподобление замкнутого пространства гробу свойственно фольклорной традиции, которую наследует автор. При этом в романе прослеживаются дополнительные смысловые оттенки в трактовке локуса закрытого пространства, что говорит о несомненном таланте и яркой творческой индивидуальности писателя.
Список литературы:
- Бобрихин А.А. Обрядовое моделирование жилого пространства в культуре русских крестьян Урала // XXI ВЕК — ВЕК ДИЗАЙНА: материалы Всероссийской научно-практической конференции. Екатеринбург, 2014. — 212 с.
- Кремлева И.А. Похоронно-поминальные обычаи и обряды // Русский Север: этническая история и народная культура. ХП—ХХ века. М.: Наука, 2001. — 848 с. [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.booksite.ru/fulltext/nor/thr/uss/29.htm#33 (дата обращения 04.02.2015).
- Малышев И.А. Подменыши: роман // Новый мир. — 2008. — № 11. — [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/11/ma6.html (дата обращения 04.02.2015).
- Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира. М.: Гнозис, 1994. — 344 с.
отправлен участнику
Оставить комментарий